Он неплохо разбирался в отношениях между материальными предметами, мог даже смекнуть кое-что, но вот с людьми — беда. Тут он был круглый дурак. Если бы он затратил хоть один процент своего ума, чтобы наблюдением и анализом проникнуть в секрет, скрытый под нахмуренными бровями Чэнь, его жизнь пошла бы совсем иначе.
Позднее был такой же случай. Главный инженер завода стройдеталей Дэн Сюэминь заботливо предложил ему:
— Отпущу тебе пиломатериал, надо небось? Очень дешево, а за рулем машины мой зятек будет.
Это была протянутая рука, за которую ловкачу тут же ухватиться бы, ни в коем случае не отказываться. Дэн Сюэминь расхищал все: сначала свозил к себе на завод, а потом переправлял домой. Он крал арматуру, крал лес, и всего-то требовалось не замечать ничего. Но Чжэн Бэнчжун ни на что умное не был способен. Он представил Дэну составленные вместе с рабочими новые правила материальной отчетности. Тот повздыхал и засмеялся:
— Тонко рассчитано, все намертво, что же мне-то остается делать?
Чжэн Бэнчжуну надо бы вывернуться на краю пропасти, не дать Дэну засмеяться (все рабочие знали, что если Дэн Сюэминь смеется, человеку тому конец), а он ничего не сделал. В Китае семидесятых годов он был непригодным для существования; он еще меньше приходился ко двору, чем в пятидесятые. Чем больше он искупал свою вину, тем дальше отодвигался день искупления.
Все те же глаза
В мае 1972 года девушка вошла в ворота завода стройдеталей (тех же электромеханических ремонтных мастерских, только расширенных и переведенных на новое место). У входа она задержалась. Ее внимание обратил на себя человек, который ремонтировал стену завода. Он был поглощен работой: умелыми и быстрыми движениями бросал раствор, клал кирпич и ровнял стенку… Он работал с механической точностью, и в мастерстве его чувствовалась какая-то несказанная красота. Эту работу обычно выполняли втроем, но он справлялся один. Человек был в очках, по облику походил на интеллигента; пот бежал у него по лбу, но он не стирал его… Что-то в его внешности и движениях показалось ей знакомым, как будто она встречала его прежде.
Чжоу Яохуа пришла на завод с тяжелым сердцем. Она окончила среднюю школу в 1969 году и в семнадцать лет уже устроилась на работу, побывала на нескольких государственных предприятиях и везде теряла место, потому что предприятия закрывались. Завод стройдеталей в Синьцзине считался скверным по кадровому составу: там было много «отбросов общества», но в уезде о нем шла неплохая слава, и ей пришлось согласиться пойти туда, потому что больше было некуда деться. Она поглядела на два цеха, крытые соломой, потом на утопавший в грязи двор и поморщилась: совсем непохоже на завод.
Чжоу Яохуа была электросварщицей. Старшая дочь в бедной семье, она скоро повзрослела. Политический хаос и постоянная смена мест работы научили ее разбираться в людях.
Больше всех ее внимание привлек тот самый, кто ремонтировал стену, — Чжэн Бэнчжун. Казалось, в технике он король, ответит на любой вопрос; он же был и замечательным рабочим, причем любой специальности — шофер, слесарь, сварщик, литейщик, землекоп. Часто он работал вместе с ней на сварке. Сначала Чжоу Яохуа избегала его, потому что в первый же день ее появления на заводе ответственная за общественный порядок Чэнь, показав в спину удалявшегося Чжэн Бэнчжуна, сказала ей:
— Не смей называть этого типа мастером!
Чжоу Яохуа окончила среднюю школу и привыкла уважать культурных людей. Узнав, что Чжэн Бэнчжун окончил вуз, она гадала, как же его называть при обращении. Мастером звать нельзя, неужели просто по имени? Неудобно!
Но любопытства она сдержать не могла и часто с удовольствием глядела, как он работает. Он один переставлял литейные формы весом в несколько десятков килограммов; точные детали он вытачивал аккуратнее и серьезнее, чем женщины, вышивающие гладью по шелку. Чжоу Яохуа уже несколько лет работала сварщицей, но когда пришло новое задание, Чжэн Бэнчжун показал ей, как лучше и эффективнее справиться с ним. Его нельзя было не уважать.
На работе он носил грязную промасленную спецовку, лицо было потным и почерневшим, но когда работа кончалась, человек менялся: он отмывался дочиста и одевался в тщательно, без единой морщинки, отглаженную, чистую хлопчатобумажную одежду.
Чжоу Яохуа почувствовала к нему уважение и нежность. Она узнала, что можно к нему обращаться так же, как делали все другие, не по имени и не называя мастером, а просто «очкарик». Она обрадовалась, но когда первый раз назвала его «очкариком», смутилась и покраснела. Все-таки это было насмешливое, неуважительное прозвище.
Во время первой получки она скользнула глазом по ведомости и была потрясена: в графе «Чжэн Бэнчжун» стояла сумма 36 юаней. Это была самая низкая ставка заработной платы на заводе. Но ведь он работал больше всех, причем выполнял любую работу и чаще всех выходил на дополнительные смены. Почему же так? Она уже знала, что он «правый элемент». Но по своей примитивной логике она рассудила: раз такие задания доверяют «правому элементу», то почему же их так несправедливо и скупо оплачивают?
Каждый день ей приходилось сталкиваться с вопиющей несправедливостью. То и дело она слышала, как главный инженер Дэн Сюэминь говорил рабочим:
— Не слушайте его!
Речь всегда шла о Чжэн Бэнчжуне.
Ответственная за общественный порядок Чэнь всегда хаяла его перед рабочими и жадно выспрашивала у них любые претензии к нему, всячески настраивая рабочих против него. Чжоу Яохуа еще не понимала, в чем секрет, но по-человечески сочувствовала неудачнику.
Завод получил ударное задание: изготовить воздуходувку. Сварных работ предстояло много, и Чжэн Бэнчжун подошел к Чжоу Яохуа:
— Надо сварить шов трехметровой длины из стального листа сечением десять миллиметров. Что надо сделать, чтобы избежать деформации?
Чжэн Бэнчжун обычно старался уяснить себе уровень подготовки тех, с кем ему приходилось работать совместно. Он начал говорить строго, но перед ним была молодая девушка, и ему почему-то захотелось, чтобы она улыбнулась.
Чжоу Яохуа всполошилась. «Да он же меня экзаменует!» — подумала она и стала быстро отвечать, встревоженно поглядывая на стекла очков, но никакого подвоха не обнаружила и успокоилась.
Она заметила, что как только начинался разговор о собрании, Чжэн Бэнчжун съеживался, как от удара палкой: бросал начатую работу, обрывал на полуслове разговор и уходил.
Она поняла, что пока с Чжэн Бэнчжуна не будет снят ярлык «правого элемента», он останется человеком низшего сорта, и его чувство собственного достоинства будет страдать снова и снова. Она сама слышала, как Дэн Сюэминь процедил, скрипя зубами:
— С Чжэн Бэнчжуна ярлык снимем только на том свете!
Чжэн Бэнчжуну следовало бы наладить хорошие отношения с Дэном, а он с ним вздорил. Причем, что особенно удивительно, по делам, которые его лично не касались. Каждые три дня он дважды выходил на дополнительные смены, по праздникам никогда не отдыхал, и никогда не получал никакой дополнительной оплаты, и никогда ничего для себя не требовал. Он без конца спорил с Дэном из-за неразберихи на производстве, небрежного изготовления продукции, растранжиривания сырья, несправедливой оплаты труда части рабочих и подачек любимчикам.
Все эти вопросы можно было бы решить установлением разумной системы управления производством, но такая система подрубила бы Дэна под корень. Он пользовался неразберихой, чтобы сосать из рабочих кровь и подчинять их себе. Если ввести строгий распорядок рабочего дня и твердые нормы выработки, то он не смог бы больше самую легкую и доходную работу поручать своим родственникам (он устроил на завод шестерых) и прихвостням; не смог бы также выводить зарплату в зависимости от степени родства или пресмыкательства. А людей, которых он вовлек подачками, становилось все больше. Пресмыкаясь перед ним, простой неквалифицированный рабочий мог заработать в месяц свыше ста юаней. Или же за тридцать дней работы получить зарплату за семьдесят дней, в счет дополнительных смен. Зато те, кто становился ему поперек, не могли получить даже основную ставку.
Чжэн Бэнчжун и Дэн Сюэминь представляли две крайности, две непримиримые силы. Чжоу Яохуа с изумлением обнаружила, что рабочие все это прекрасно понимали и в большинстве своем сочувствовали Чжэн Бэнчжуну. Даже подкупленные Дэн Сюэминем люди в глубине души хорошо знали, кто прав, а кто не прав.
— Один Чжэн Бэнчжун не боится встать против Дэн Сюэминя, — говорили рабочие, и никто не возражал.
Когда в конце 1972 года подошла пора пересмотреть вопрос о политическом лице Чжэн Бэнчжуна, выводы целиком и полностью зависели от расположения Дэн Сюэминя.
Чжэн Бэнчжун вкалывал целый год, но и боролся тоже весь год. За это и получил такой вывод: «Правый элемент Чжэн Бэнчжун ведет себя как «авторитет» в технических вопросах, не считается с руководством, держится нагло и заносчиво, что и доказывает полное отсутствие раскаяния с его стороны. Постановляем не снимать ярлык».
Сам Чжэн Бэнчжун уже не переживал так остро этот вопрос, хотя несколько лет назад ему очень хотелось освободиться от ярлыка. Криво улыбаясь, он сказал девушке:
— Я не в счет. Что я значу? А сколько было растоптано крупных деятелей, основателей народной республики?
Он сам был свидетелем, как представитель смутьянов-цзаофаней, руководитель местного комитета по культурной революции Сюй Хуасяо затравил до смерти толстого деревенского ганьбу Ляо. Он этого Сюй Хуасяо знал хорошо, потому что вместе с ним когда-то таскал камень. Это был подонок, алкоголик и потаскун, любитель азартной игры в кости. Ляо делал ему замечания, и вот при случае Сюй избил его так, что переломал ему кости. Ляо надел петлю и прыгнул с моста.
— Я верю, что когда-нибудь история придет в Китае к справедливому выводу, — сказал Чжэн Бэнчжун девушке. — На производстве я даю куда больше, чем иные члены партии.
Чжоу Яохуа сравнивала его про себя с теми, которых знала лично. Он был опять прав. Эта мысль смутила ее головку, которая редко задумывалась о политике. «Неужели этот реакционер, втоптанный в отбросы общества, может быть лучше, чем великие и славные должностные лица, состоящие в партии правильные люди?»