Краем глаза Фо Ань заметил, как Эн Гохуань отвел взгляд. Красавец побелел лицом, когда с мужчины сорвали первый кусочек плоти. Повеяло густым металлическим запахом и кислотой пота. Фо Ань знал, куда отправится сегодня вечером. В одном из пудреных домов у него появилась своя любимица, что удивительно схожа с ним в будуарных пристрастиях.
Фо Ань огляделся. Ауры собравшихся окрасились в серые и коричневые цвета с вкраплениями бежевого цвета. Верный признак отторжения, неприятия с толикой истинного интереса. Глядя на них, Фо Ань отчасти признавал свои увлечения не таким уж странными.
— Какой ужас… — Заговорил один из зрителей казни. Мужчина в добротном костюме и очень загорелым, выдававшим в нем простолюдина, лицом.
— А как иначе? Он предал своего господина. Не стань таких наказывать, и каждый попытается прыгнуть выше головы, — не согласился с ним друг.
— И все равно жутко.
— Действенно. Жаль, что так не нельзя поступить с демонами. Совсем распоясались, твари.
— Ты это о чем? — Изредка поглядывая за бросаемыми в ведро кусочками кожи, поддержал разговор житель столицы уезда.
— Да еще пару месяцев назад нашли парня, который стал их обедом. Ну труп и труп, не первый, не последний, да только это оказался младший сынишка дома Нао.
— Да ты что?!
Фо Ань и Эн Гохуань переглянулись, став прислушиваться к чужому разговору.
— Не шучу! Говорят, младшенький у них совсем непутевый был, но глава дома сильно разозлился, когда узнал, что случилось. Теперь ходят его бандиты по городу, и людям добрым спокойно жить не дают.
— Зачем это?
— Не верит отец мальчишки, что это дело рук демонов. А может, просто ищет козла отпущения. Демона ведь не накажешь.
— Ужас. Вот так они творят зло, а люди отвечай.
Собеседник несколько раз кивнул.
— Я из-за этого ни дочь, ни сыновей поздно на улицу не выпускаю. Не хочу, чтобы они головорезам Нао под горячую руку попали.
— Ох, что творится в мире.
— И не говори.
Глава 19
— Кажется, он упоминал о богатстве своей семьи, — поежился Фо Ань, тихо обращаясь к наставнику и другу. Искоса на него взглянул и увидел, что лицо Эн Гохуаня совершенно лишилось красок, а крупная дрожь тиранит тело. Казалось, еще мгновение и он лишится чувств.
Душевный подъем от уникального в своей жестокости зрелища тут же сошел на нет. Испугавшись за красавца, Фо Ань подхватил того за плечи и повел прочь из толпы. Если бы это не казалось странным, он бы и вовсе взвалил его себе на спину, но привлекать внимание особенно не хотелось. Приходилось просто идти.
Люди смотрели на них с пониманием, без намека на осуждение. И кажется, это единственный во всей ситуации плюс. Фо Ань вел Эн Гохуаня как можно дальше от площади, туда, где не было бы слышно воплей казненного. Но глотку тот драл из последних сил, так что задача представилась не из легких. Фо Ань нашел свободную скамью и усадил друга. На том все еще не было лица. Посмотрев по сторонам, юноша чертыхнулся и не придумал ничего лучше, чем накрыть уши Эн Гохуаня ладонями. Безусловно, ему было любопытно узнать причину необычного состояния друга, но спрашивать о чем-либо сейчас не виделось никакого смысла.
Обеспечившие жителям столицы уезда ночные кошмары крики стихли. Мужчина умер. Фо Ань отнял ладони от ушей Эн Гохуаня и принялся ждать, когда тот придет в себя. Красавец окончательно поник и опустил голову, отчего волосы скрыли его белое лицо. Руки Эн Гохуань держал на коленях, мял собственные пальцы, растирая кожу до болезненной красноты.
Фо Ань решил проявить тактичность — промолчать. И про себя отметил, что больше не останется смотреть казнь, если вместе с ним на прогулку отправится Эн Гохуань. Зрелище и правда сталось чудовищным, но на разного рода заданиях красавец совершал и более сомнительные поступки. Один раз Фо Ань стал свидетелем того, как его волосы надвое разорвали человека и тут же принялись за его подельников. И даже тогда Эн Гохуань не прогнал с лица улыбку, а тут такая, противоестественная его натуре, реакция.
— Я солгал, — тихо, но уверенно обронил Эн Гохуань. Фо Ань посмотрел на его, молча ожидая продолжения рассказа. — Я видел наказание даже не за измену семье, а за попытку скомпрометировать. И это было ужасно.
Эн Гохуань искоса посмотрел на Фо Аня, точно решал, достоин ли тот услышать его печальную историю. Видимо, достоин, потому что красавец продолжил.
— Моя семья никогда не отличалась особенным богатством, и все же мы никогда не голодали. Мой прадед, дед и отец занимались пошивом платьев, привили мне вкус к хорошим тканям и интересным покроям. Хотя это, я думаю, заметно, — горько усмехнулся красавец. — Но я не об этом хочу тебе рассказать. Был у нашей семьи друг. Насколько я помню, отец спас его из передряги, нюансы которой мне неизвестны, но этот друг поклялся моему отцу прийти на помощь в любой непростой ситуации.
У меня было три старших сестры. Мне всегда казалось, что они сразу родились благовоспитанными леди. Их увлекала только литература, платья и косметика. Они с большим удовольствием постигали фамильное дело, и точно в противовес им, я никогда не мог усидеть на месте. Лазил, где только можно и, чаще всего, нельзя. Что закономерно, однажды я упал. Сильно повредил спину, и у меня начали отказывать ноги, руки. В один момент я просто не смог самостоятельно подняться с постели. Родители были безутешны.
Они возили меня по лекарям, но те разводили руками. Только По Жуаньсун смог объяснить моей маме, почему так случилось и что мне уже ничем не поможешь. Он же посоветовал ставить мне ледяные компрессы, благодаря которым я сохранил хоть какую-то подвижность и чувствительность.
Фо Ань не мог не нахмуриться. Он не первый день знаком с Эн Гохуанем и никогда не замечал в его движениях заторможенности. Даже наоборот, красавец двигался столь плавно и элегантно, что это вызывало зависть. Эн Гохуань заметил его взгляд и, ненадолго прервав рассказ, завел руку за голову и убрал вбок большую часть густой копны черных волос. Некоторые их пряди на затылке уходили под ворот платья.
— Они оплетают все мое тело. Пусть и по моей воле, но именно они заставляют его двигаться. Я почти парализован.
Глаза юноши стали круглыми от удивления. Повезло, что он лишился дара речи, а то ляпнул бы что-то очень глупое и, наверняка, обидное. Пусть и не специально.
— Отец рассказал другу о постигшем нас несчастье, и тот глубоко задумался. Я лежал рядом, поэтому слышал весь их разговор. Меня боялись оставлять в комнате одного, приходилось сидеть или лежать рядом с родителями, которые, как я уже тогда понял, начали от меня отдаться.
Этот друг рассказал моим родителям о семье Сымы. О низвергнутой богине, о том, что она может помочь, если сочтет меня достойным служения. Рассказал он им и о том, что она может разгневаться и забрать мою жизнь. Но, по крайней мере, у меня будет шанс вновь встать на ноги.
Мать тогда посмотрела на меня так, будто Сыма уже от меня отказалась. Хотя, отказалась на деле она. Как единственный сын, я очень ее подвел. Она оскорбительно быстро дала согласие, отец сомневался дольше, но тоже решил испытать удачу. О том, что думаю я по этому поводу, конечно, никто не спрашивал. А мне было страшно. Через силу, но я все же мог отчасти двигаться, а смерть меня страшила. Да в далеком детстве я хорошо понимал, что это такое. В те горы на улицах города свирепствовала легочная болезнь.
Друг семьи, приказав мне молчать, тайно пронес меня в подземный двор, словно куклу. Также, стараясь не попадаться никому на глаза и даже убивая, не вовремя появившись в коридорах слуг, он донес меня до ледяного зала, забросил в темноту и закрыл дверь.
Не мне тебе рассказывать, как страшно там оказаться впервые. Сыма не хотела меня принимать. Калеки не должны входить в семью. Не могут, думаю, по понятным причинам. Не знаю, что заставило ее передумать, мои мольбы, плачь или злость на родных и несправедливость их решения. Но я пережил единение и выполз из зала уже окутанный длинными волосами. Они всегда были у меня крепкими, но Сыма серьезно их преобразила.
Первым, кого я увидел, был Цзе Чунде. Он молча посмотрел на меня, как на диковинку, после чего отошел в сторону, а я бросился на приведенных слуг. Волосы повиновались моему безумию, разрезали и драли чужую плоть, пока я не прошел первый кризис.
Эн Гохуань начал успокаиваться. Поднял голову и медленно водил взглядом по прохожим. И все же Фо Ань отмечал его нездоровую бледность, слушая историю и размышляя, чем в состоянии помочь.
— Далеко не сразу я научился с их помощью передвигаться. Уже после, со своим наставником и с подсказками Цзе Чунде я нашел применение полученной силе.
Друг семьи спас меня, но подставил моих родителей. Он рассказал им о семье. Принес Сыме калеку. Нарушил все непреложные правила. И Цзе Чунде не мог этого оставить. Ты уже знаешь, как может завораживать голос нашего главы.
Эн Гохуань стал бледнее, а его голос начал дрожать.
— Он заставил меня смотреть, как друг семьи, мои родители, мои сестры плачут в экстазе от внезапно проснувшейся любви к незнакомому мужчине, а после, по его велению, со смехом срезали себе лица и бросились в объятый огнем дом, который сами же и подожгли. Мой дом. Их сумасшедший, но счастливый хохот еще долго преследовал меня в кошмарах.
Цзе Чунде назвал это не столько уроком, сколько платой за изменение моей судьбы и наглядная картина того, что случается с нарушившими правила семьи детьми.
Эн Гохуань неожиданно схватил подопечного за руку. Ноздри его тонкого носа широко раскрывались, а взгляд стал стеклянным, точно у одного из местных сумасшедших, что выкрикивают абсурдные пророчества.
— Я заставил тебя скомпрометировать семью! Но не бойся, я возьму всю вину на себя. Скажу, что заставил тебя!..
— Что? — Нахмурился Фо Ань. Затронутая тема ни капли ему не понравилась. — Что ты такое говоришь?
— Тот парень. И как я не подумал, что его семь