Б а р м и н. Ну, успокойся. Я с тобой. Мы вместе. Успокойся.
Б а р м и н а. Не оставляй меня одну… Пожалуйста, не оставляй больше меня. Пожалуйста.
Б а р м и н. Не оставлю. Никому не отдам. Не отдам. Не отпущу.
Б а р м и н а. Я глупая… недостойная…
Б а р м и н. Прекрасная. Единственная.
Б а р м и н а. Я два года крепилась. Держалась, как все женщины. Верила. Ждала. Боялась за тебя. А страшно мне стало только сейчас. Ты не любишь слезы…
Б а р м и н. Они меня делают бессильным. Успокойся.
Б а р м и н а. Прости.
Б а р м и н. Виноват я. Ты прости. И не плачь.
Б а р м и н а. Не бойся, больше не буду. Декламаций больше не будет. (Пауза.) Ты спал?
Б а р м и н. Нет.
Б а р м и н а. Наверное, скоро утро?
Б а р м и н. Ничего. Надо было подумать.
Б а р м и н а. Ты все такой же. Не изменился.
Б а р м и н. И ты.
Б а р м и н а. Постарела. Опустилась.
Б а р м и н. Все равно ты — единственная.
Б а р м и н а. Я о другом. О твоей одержимости.
Б а р м и н. Вечный паладин.
Б а р м и н а. Как меня могли найти вот в такусенькой уральской деревушке? И так торопились привезти в Москву. В этом было что-то тревожное, непонятное. Успокаивало то, что со мной были внимательны, заботливы, вежливы без колкостей. Это сделал ты?
Б а р м и н. Нет, люди. Они поняли, что без тебя мне трудно.
Б а р м и н а. Прошу, договаривай до конца. Оставил меня. Не спал. Что тебя мучает?
Б а р м и н. Я должен буду заняться важной проблемой. Очень нужной. Приготовься к тому, что я стану молчать годами. Ты ничего от меня не узнаешь. Так надо. Я сам иду на это.
Б а р м и н а. Понимаю. (Пауза.) Георгий, ты твердо убежден, что именно ты, и никто другой, должен добровольно, наглухо закрыть свою душу?
Б а р м и н. В этом я вижу свой долг. Это страшное и опасное дело. В нем я обязан участвовать. Так написано на роду. Это моя судьба и твоя судьба. Готовься к тревогам и одиночеству.
Б а р м и н а. Больше ничего не говори. Я поняла. Пойму.
Б а р м и н. Сейчас бы чашечку кофе, того, настоящего.
Б а р м и н а. Георгий, но у меня пока ничего нет.
Б а р м и н. Да, да. Достань у дежурных хоть кипяточку. Из твоих рук он лучше всякого кофе.
Бармина уходит. Бармин поднимает штору. Уже утро.
Б а р м и н. Благословен день забот. Война разбросала всех. Где ученики? Товарищи? Молодые — на фронте. Кто из них уцелел? С кем начинать работы? Искать, искать. (Набирает номер по телефону, заглянув в записную книжку.) Товарищ Зуев? Говорит Бармин. Разбудил? Извините. Мне надо немедленно, любым способом, хоть пешком, попасть в Ленинград. Да, да. Прошу.
З а н а в е с.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Ленинград. Июнь 1943 года. Подвальное помещение. Большая, почти пустая комната. Простой стол, несколько табуреток. На столе телефон, бутылка, стакан. В глубине толстая железная дверь, похожая на те, что ставились в хранилищах банков. Справа видна часть лестницы к выходу. Под самым потолком — небольшие окна с наружными решетками, откуда в комнату падают лучи солнца.
Медленно, толчками приоткрывается дверь. Кому-то явно не хватает сил, чтобы разом распахнуть ее широко. В образовавшуюся щель протискивается Ц в е т к о в. Он в шапке-ушанке, телогрейке, ватных брюках, рукавицах. Все его движения медленны, тихи. Он вносит взрыватель от немецкой морской мины, осторожно кладет его на один конец стола. Устало садится на табуретку, сняв рукавицы, дыханием отогревает руки. Потом с трудом набирает номер по телефону.
Ц в е т к о в (тихим, усталым голосом). Это я, Цветков. Вынул. Немного замерз. Сейчас выпью.
Кладет трубку, наливает из бутылки спирт, его оказывается ровно полстакана. Откуда-то из-под телогрейки достает кусочек хлеба. Немного отпивает. Медленно жует хлеб.
Сказка!
В подвал спускается женщина. Из-под платка выбиваются пряди седых волос. Поверх темного платья надета пелерина — уместная дань женственности в блокадном мире. В руке у пришедшей старенькая сумка — вместилище возможных и случайных благ. В постаревшей, похудевшей женщине трудно узнать былую А н т о н и н у И у с т и н о в н у В е р н о в у.
В е р н о в а (присев на ближайшую табуретку). Вот я и нашла вас.
Ц в е т к о в (равнодушно). Зачем?
В е р н о в а (так же спокойно и монотонно). Сегодня теплый день. Солнце. Я и решила добраться до вас. Я давно знала, что вы вернулись в Ленинград. Почему-то захотелось повидать вас. Я — Антонина Иустиновна.
Ц в е т к о в (помедлив). Нет.
В е р н о в а. Это я, Юрий Семенович!
Ц в е т к о в (равнодушно). Нет. (Встает, подходит к ней, всматривается.) Святые угодники!.. (Чуть оживляясь.) Конечно, это вы! (Нежно целует ей руку.) Здравствуйте, здравствуйте, мой милый друг. Глаза у вас все такие же. А вот у меня зрение сдает, сдает… Почему я вас сразу и не узнал. Вы стали еще прекраснее.
В е р н о в а. Не надо Юрий Семенович, не надо.
Ц в е т к о в. Пойдемте к столу. Прошу. (Помогает ей дойти до стола. Оба сели.) Это спирт. Мой спецпаек. Хотите глоточек?
В е р н о в а. Нет, нет, Юрий Семенович. Свалюсь. Будет совсем непристойное зрелище. Как здесь холодно.
Ц в е т к о в. Простите. Жидкий азот. Минус сто девяносто шесть по Цельсию. Продукция мага и волшебника Капицы. (Идет к железной двери и с трудом ее закрывает.) Позвольте, а как вы сюда попали? Как вас пропустили?
В е р н о в а. Ваш часовой пригрелся на солнышке и уснул. Я пожалела, не стала будить и прошмыгнула, как мышка. Пусть он отдохнет. Вы его не ругайте, пожалуйста.
Ц в е т к о в (помолчав). А если бы… Впрочем… Не буду.
В е р н о в а. Чем же вы здесь занимаетесь, если вас охраняют? Не секрет?
Ц в е т к о в. Чепухой. Охраняют не меня, а других, чтобы они не разделили со мной возможную неприятность. А работаю я за деда-мороза, изучившего минное дело. Что-то совершенно сказочное.
В е р н о в а. Но опасное?
Ц в е т к о в. Укажи мне такую обитель, где бы сейчас не было опасно. Полное равенство судеб. Моряки вылавливают мины. Попадаются знакомые. С ними они расправляются сами. Но попадаются и незнакомые. Тогда они привозят образцы к нам. За эту дверь. Устанавливают. Потом прихожу я. Прощелыги фашисты продолжают изобретать, хитрить. В последнее время начиняют взрыватели химическими реактивами. Поэтому я жидким азотом замораживаю зону взрывателя и извлекаю вот такую штуковинку. Чертовски холодная операция. Для сугрева пью спирт. Дают умеренно и аккуратно. Вот и все.
В е р н о в а. Юрий Семенович, это же игра со смертью.
Ц в е т к о в. Чепуха. Почему вы не уехали?
В е р н о в а. У меня было мало искушений! Никто не соблазнял, не предлагал. И я не хотела. Скажем так — не могла оставить родных Но они не выстояли и сами… оставили меня.
Ц в е т к о в. И у меня тоже все умерли… Теперь никому ничем не обязан. Даже стало как-то очень легко распоряжаться самим собой.
В е р н о в а. Где Георгий Петрович? Что с вашим открытием?
Ц в е т к о в. С открытием — сплошное закрытие. Хотя я писал… Куда только не посылал письма. Меня и Алешу Черданцева вот уже год как выставили из армии, велели заниматься наукой и ждать. Помыкались мы в Казани, попробовали что-то делать, но… Моя лаборатория имела фантастический адрес: этнографический музей, возле фигуры индийского воина. Вокруг еще десятки пристанищ: под полинезийской пирогой, возле шаманского бубна, где умные люди занимались практическими делами, нужными фронту. А мы ничего такого не умели. Попросились направить в Ленинград, авось тут обстановка получше. Приехали, глянули. Алеша тут же попросился обратно в армию. Теперь он начальник передвижной рентгеновской установки на Карельском перешейке. Иногда встречаемся. У него почти приличное снабжение. Я некоторое время помогал Павлу Павловичу Кобеко изучать способы укрепления льда на Ладоге. Потом работал с локаторщиками. Теперь вот помогаю морякам. (Пауза.) Вы извините, заболтался. Все же спирт действует. Короче — иных уж нет, а те далече. Я и в институт не порывался, все равно, должно быть, ничего не уцелело.
В е р н о в а. Все приборы из вашей лаборатории спасены и спрятаны.
Ц в е т к о в. А запасы окиси урана?
В е р н о в а. Тоже спрятаны. И если я не уцелею, то вряд ли кто найдет. Все, кто это делал, погибли от голода. Вот почему я и пришла.
Ц в е т к о в (после долгого молчания). Да святится имя твое, женщина. (Пауза.) Я позволю себе в вашу честь сделать еще глоток. (Поднимает стакан.) За ваше счастье. За ваше мужество. За тех, кто встретит победу.
В е р н о в а. Вы упали духом?
Ц в е т к о в. Упавшие этим не занимаются. Они в темных углах сосут лапы и скулят. Я просто обрел то, чего мне всю жизнь не хватало, — терпение. Кто это говорил — терпи и веруй? Не помню. Что с вами?..
Вернова вдруг упала лицом на стол.
Что с вами? (Осторожно тормошит ее.) Тоня! Тоня!
Звонок телефона.
(Снимает трубку.) Я. Кто? Слушай, Алексей, хорошо, что ты приехал. Как можно быстрей тащи сюда кипяток, сахар. Здесь человеку плохо. (Бросает трубку.) Антонина Иустиновна… (Суетится вокруг нее.) Ну разве так можно? Ну, голубушка… Ну, очнитесь. Прошу вас. Ну, я варвар, грубый варвар, утомил вас разговорами. (Взял за плечи, держит ее, чтобы она сидела прямо.) Вы что, умирать собрались? Как вам не стыдно! Слышите?..
По лестнице вниз сбегает Ч е р д а н ц е в. В одной руке у него чайник из жести, в другой — бумажный сверток.
Ч е р д а н ц е в (задыхаясь от бега). Кому… плохо? (Ставит чайник на стол, хватает стакан с остатками спирта.)