(Кладет трубку.) Есть ясность. Три года прошло, как товарищ Серго напутствовал нас, партработников строек, а я как сейчас слышу его слова. Он говорил: стройте и мечтайте. Мелких дел нет, все в жизни важное. Но пусть необычайно тяжелое, напряженное до пределов сегодня никогда не заслоняет от вас завтрашний день. (Подходит к окну.) Через десять лет на заводе будет занято пятьдесят тысяч человек. В городе будет не меньше чем полмиллиона жителей. Хорошая, большая, трудовая семья. А в ней десятки тысяч маленьких семей. В том числе и твоего нового знакомого — этого грабаря. Нам ли забывать об этом? Неужели заботы о выполнении планов, нехватка одежды, продуктов, подвохи поставщиков, удары вредителей заслонят от нас завтра? Завод нам нужен не ради металла и машин, а ради счастья людей. (Подходит к столу и кладет на него подрамник.) Вот эту казарму с отталкивающими, гладкими, точно тюремными, стенами, слепыми окнами мне выдают за образец жилого дома эпохи социализма. Внутри — длинные, как Владимирка, коридоры, а по бокам — клетушки, вроде камер-одиночек. Оказывается, квартиры не нужны. Семья отменяется. Не веришь? Читай. (Дает толстую папку.) Это не архитектура, а диверсия против наших замыслов. Обещаю тебе одно: пока я здесь, пока мне доверяет Цека, я не позволю строить казармы, опошлять чувства людей.
А н т о н. Посмей, когда тут написано: «Мы решительно применим отделение детей от родителей в особые воспитательные помещения». А?
Входит Л ю б о в ь, неся несколько подрамников.
Н а д е ж д а (Антону). Один из авторов нашего проекта.
А н т о н. Здравствуй, товарищ инженер. Знакома? Читала?
Л ю б о в ь. Упивалась. Сердце от восторга замирало. Какие горизонты! Глупый мой Андрейка. Шлет каждый день письма с Магнитки, тоскует, мечтает о дне, когда мы будем вместе. А я ему сегодня напишу: «Любовь — буржуазный предрассудок, брак — мещанство. Я отказываюсь от кабалы, от цепей замужества. Будь свободен. Я смело ухожу в грядущее. Ожидаю ребенка, но не могу догадаться, кто его отец». Подействует?
А н т о н. Воздержись. Убьешь. Парень-то он хороший.
Н а д е ж д а. Не шути с человеческим сердцем.
Л ю б о в ь. А почему вот этим деятелям позволено?
А н т о н. Стоп! Поверь, Любаша, если бы партия слушала всяких балаболок, наше дело погибло бы в самом зародыше. Мы вот решили заставить смелых и дерзких товарищей показать проект рабочим. Так, Надежда Михеевна?
Н а д е ж д а. Согласна. Если ужасно передовые «строители» нового мира, представление о котором высосано им пальца, останутся живыми после обсуждения, они поймут, чего хотят люди.
А н т о н (Любови). Показывай. (Рассматривает проекты.) А что? Неплохо. Уюта, уюта побольше надо. Не роскоши, а удобства, красоты, солнца. А вокруг домов — зелени. Чтобы настоящий город-сад получился.
Л ю б о в ь. Если бы нам поручили раньше!
А н т о н. Если бы мы всю жизнь строили заводы и города, строили социализм. Опыт — горьковатая штука. Другим, оглядываясь на нас, легче будет. Тяните, ребятушки. Покрепче зубы стискивайте. Обидно ведь будет, если лет через двадцать — тридцать какой-нибудь потомок посмотрит на твой дом и пробурчит: «И какие только идиоты его возводили?» А? Одобряю. Действуйте. Горком будет «за». А что? Поднимем драку — до Москвы шум долетит. Но поторапливайтесь, ребятушки. Затянем дело — бить нас будут без скидок, никакие заслуги в расчет не примут.
Л ю б о в ь. У меня их еще нет. Не обидно.
Н а д е ж д а. Люблю уговариваться на берегу.
Идут с Антоном к двери.
До твоего прихода у меня была интересная беседа. (Любе.) Обожди меня. (Уходит.)
Одетая с претензией на моду, входит Л ю д м и л а. В руке корзинка.
Л ю д м и л а. Уроды несчастные! (С силой ставит корзинку на пол.) Куда мне деться, чтоб не видеть ваши постные фигуры? До каких пор я буду с корзинкой таскаться, родню кормить? Мать из-за вас, чертей, скоро в щепку превратится. Ешьте! Да иногда домой хоть на минуту заглядывайте.
Л ю б о в ь. Я же просила… Мы здесь не голодаем.
Л ю д м и л а. Попробуй убеди старуху. Разрывайся как хочешь. Матери не откажешь, а им не угодно. В газете — чистая кофточка для Надежды. Мать ей велела переодеть да спросить, не прислать ли белье.
Л ю б о в ь. Вы сами спросите у нее.
Л ю д м и л а. Сестрица отвечать не желает. Прошла мимо, будто и не слыхала меня. А мне плевать.
Л ю б о в ь. Беззаботная вы.
Л ю д м и л а. Есть маленько. Для меня, девушка, вчерашнего дня нет. Прожила и забыла. А что завтра судьба пошлет — посмотрим. (Любуясь собой.) Зато смотри. Бабоньке за сорок, а какова? Хороша? Недаром говорят: «В сорок пять — баба ягодка опять». Как начала кассиршей в столовой работать, отбою нет от женихов.
Л ю б о в ь. За чем дело стало?
Л ю д м и л а. Хватит. Мужик по природе подлая штучка. Безответственная. Скажи другое: что за жизнь пошла? Не думала, не гадала, а закрутило, как собаку в колесо. И визжишь, а тоже что-то делаешь. Служу, зарплату получаю.
Л ю б о в ь. А не думаете о том, что скажете Павлику, когда он вырастет и спросит: «Где мой отец?»
Л ю д м и л а. К чему припомнила? Я перед сыном чиста. Не ему меня судить. Нет отца? Что тут преступного? Не одна я такая. Для Павла отец умер. Был военный, погиб в бою — и конец. Пусть гордится.
Л ю б о в ь. Не поверит.
Л ю д м и л а. Матери? Если вы ему в уши жужжать не будете, он и спрашивать не станет.
Л ю б о в ь. Почему вы не отвечали на письма Скворцова?
Л ю д м и л а. Нашла интересный разговор… Не отвечала — и конец. Тебя-то что заботит?
Л ю б о в ь. Нехорошо, нечестно вы поступили с Алексеем Семеновичем.
Л ю д м и л а. Думай так, если нравится.
Входит Н а д е ж д а.
Н а д е ж д а. Забери, унеси обратно. Скажи маме, что это все лишнее.
Л ю д м и л а. Да пропадайте вы обе! Мне-то что! (Берет корзину и уходит.)
Л ю б о в ь. Вы ее не любите?
Н а д е ж д а. Ее поступки… Антон от своего мнения не отказывается. Проектируйте. Мы построим город по законам настоящей, а не надуманной красоты. Об этом сегодня сообщу в Москву.
Л ю б о в ь (вспоминая). Исчезнут кривые и грязные улицы. Красивые, красивые здания встанут над рекой…
Н а д е ж д а. Откуда это?
Л ю б о в ь. Я еще девочкой мечтала…
Раскрывается дверь. На пороге М и х е й.
М и х е й. Распорядись, чтоб немедля оформили расчет.
Н а д е ж д а. Кому?
М и х е й. Султану турецкому! Мне, Михею Кряжеву. Сколько можно издеваться над человеком?
Л ю б о в ь. Что случилось, дедушка?
М и х е й. Молчи! (Надежде.) Коль ты партийное начальство, так имеешь ли право допускать непорядок? Клавка Зорина учит Михея Кряжева! Выросла чуть ли не на моих руках — и выговор мне закатила. А? Это политика?
Н а д е ж д а. Клава — техник по образованию, десятник по должности.
М и х е й. Названия не мудро давать. Сметку ей кто займет? Какую артель сколотил! Гвардия! Потомственные почетные кровельщики. Моложе сорока годов нет. Любой в пригоршне воду вскипятит и чаем напоит. Одно слово — художники! А она командует.
Н а д е ж д а. За что выговор?
М и х е й (покоряясь). Сама знаешь, крышу прокатного должны начинать. В жизни такой махины не видели. Разве во сне. А десятники бестолковые, не знают, с чего полагается приступать, чтоб и люди не робели и руки сами к делу тянулись. Не морщись, коротко рассказывать не умею. Это вы пальцами объясняетесь.
Н а д е ж д а. Дальше.
М и х е й. Значит, мы сами купили то-се, уселись в кружок и только собрались за початие, как полагается по чину, вонзить…
Л ю б о в ь. На площадке?
М и х е й. А где еще! Откуда ни возьмись — Клавка. Был бы мужик, сел бы с нами за компанию. А эта раскричалась, а мне — бац, выговор. Мне! Я их сроду не имел. Отмени! Немедля отмени!
Л ю б о в ь. Позор, стыд!
Н а д е ж д а. Завтра напечатаем про твою артель в газете. Довольно быть мастеровщиной. Золотые руки. Привыкли в одиночку чудеса творить.
М и х е й. Мы же вроде как артисты. Художники. Вразумей. Нас уже на свете не будет, а крыши останутся. Красить в срок не забудете, так века простоят. Работаем — комар носу не подточит, а где уважение? Пусть рассчитывают. К Андрюшке на Магнитку поеду. Везде сгожусь.
Л ю б о в ь. Я сама напишу заметку.
М и х е й (забегал по кабинету). И ты заодно? Все враз, значит? Опостылело мне такое дело. (Замер у окна и вдруг дико кричит.) Эй! Чего стоите? Горим! Под сердце бьют! (Убегает.)
Л ю б о в ь. На лесном складе. (Убегает.)
Завыли тревожные гудки. За стеклами возникает зарево пожара.
Н а д е ж д а (по телефону). Говорит Кряжева… Соедините с Коршуновым… Коршунов? Что горит?.. Пиломатериалы?.. Без леса мы погибли. Надо угонять груженые платформы, растаскивать штабеля… Хорошо. Беру на себя… Девушка, соединяйте по очереди начальников участков… Кто?.. Егоров?.. Выдели людей на спасение леса… Уже? Молодец!.. Задержать. Расставь коммунистов. Смотреть в оба. Все может быть… Хлопотов?.. Что? Никакой паники. Нет, нет, нельзя оголять участок. Половину людей — на помощь, остальные пусть работают на местах. Поручи заместителю. Монтажников вперед.
Вбегает м о л о д о й р а б о ч и й.
М о л о д о й р а б о ч и й. Товарищ секретарь, поймали одного. Возле силовой станции. Видно, тоже хотел напакостить. Разозлился народ — разорвут.
Надежда и рабочий выходят. Через открытую дверь доносится шум, голоса: «Убить гада!», «Не трогай!», «Чего жалеть!», «Расходитесь, товарищи!», «Разберутся с ним!» С лицом, перекошенным от страха и злобы, в кабинет врывается Е в г р а ф.
Н а д е ж д а (в дверях). Назад, товарищи! Преступник принадлежит закону.