М а р и н а. Так в чем же дело? Пойми, родной: твой несколько преждевременный отъезд полезен. Да. Его оценят как доказательство твоих принципиальных разногласий с Илюхиным. Я убеждена, что за этот шаг Мокшаков тебе даже простит не совсем точную информацию.
Л у б е н ц о в. Боюсь, не простит. Широтой взглядов он не обладает. Какая ему печаль, что у меня не было иного выхода! Что же, я должен был сразу уехать обратно?
М а р и н а. Конечно нет. Но ты немножечко запутался. Распрощайся и с тем и с другим. Решай! (Сухо.) Через неделю я уеду. С рудника я могу приехать еще только один раз — за тобой. Если ты захочешь. Я обязательно хочу встретить мир в Москве… Грустно, больно, но этот вечер, возможно, наш последний. (Порывисто обнимает.) Неужели последний?
Л у б е н ц о в. Не надо сцен. Позволь мне подумать.
М а р и н а (холодно). Может быть, ты ожидаешь, когда здесь появится твоя бывшая жена?
Л у б е н ц о в. Вздор, вздор! Зачем она мне, когда есть Марина? Моя смелая, решительная, заботливая…
М а р и н а. Да, я такая. (Прислушиваясь.) Твое начальство. Объяви ему о том, что ты решил уехать. Я задержусь. Позднее скажешь, чем все кончилось.
Л у б е н ц о в. Когда ты рядом, все кажется простым, легким.
М а р и н а. Так будет всегда. Верь, Олегушка. (Уходит.)
Появляются И л ю х и н и К у т и н.
И л ю х и н (несколько навеселе). Кто это прошмыгнул? Тсс!.. Чужую любовь надо уважать. Природа сильна и лукава, а тут, однако, хотят и ее перехитрить… Любовь без любви. Какой отравы ты мне дал?
К у т и н. Натуральную сорокаградусную, разливную.
И л ю х и н. Разбавленную кислотой? Жулик ты порядочный. Ишь округлился от честных трудов! Горе тебе впереди. Торопись, воруй и убирайся подальше. Здесь таким, как ты, не то что места, воздуха не найдется. Тут честные люди начнут строить.
К у т и н. А мне нельзя им помогать?
И л ю х и н. Чем?
К у т и н. Разве честные люди выпивать перестанут?
И л ю х и н. Нет! Но станут пить прекрасное, радующее вино. Соображаешь? Вино хорошо, когда ты чокаешься с человеком, а у него в глазах вся душа светится и сердце раскрыто настежь. У тебя же одни подлые мысли ворочаются: кого бы еще обжулить, обвесить, просто обокрасть…
К у т и н. Не пойман — не уличен.
И л ю х и н. Эва! Уличают тех, кто случайно впросак попадает. А ты с природным дарованием к жульничеству.
К у т и н. Не знаю за собой такого.
И л ю х и н (заметив Лубенцова). Вот тоже ничего за собой такого не замечает. Я тебе что-нибудь должен?
К у т и н. Как совесть подскажет.
И л ю х и н. Я спрашиваю: я рассчитался?
К у т и н. Заплатили.
И л ю х и н. До свидания.
Кутин отходит.
Добрый вечер, товарищ Гамлет! Откуда эта двойственность души? Все думаете — быть стройке или не быть? Кто одержит верх — погибший Фролов или здравствующий Мокшаков? Хватит отсиживаться в глуши или пора шлифовать асфальт, протирать штанишки в канцелярии? Сколько мировых вопросов! Впрочем, вы вроде сухопутного броненосца… Это все так. Некоторое отвлечение. Завтра все равно рядышком будем работать. Девушек я отпустил. Пусть курносые героини хлеб сеют. Договорился в сельсовете. Когда мы уедем, власти возьмут на сохранность постройки. В будущем они пригодятся.
Л у б е н ц о в. О будущем и я хочу поговорить.
И л ю х и н. Здесь и немедля?
Л у б е н ц о в. У вас хорошее настроение, и время свободное.
И л ю х и н (помолчав). Поговорим. Частенько от ваших фокусов у меня темнело в глазах, но я был кроток. За мое долготерпение к вам где-нибудь мне зачтется. Нам осталось сделать немногое…
Л у б е н ц о в. А с меня довольно. Доделывайте сами.
И л ю х и н (трезвея). Я ожидал, что вы взбунтуетесь. Правда, не знал когда. Замечалась некоторая связь между успехами на фронте и вашим поведением. Там победы, а вы день ото дня ленивее, небрежнее… Продолжайте.
Л у б е н ц о в. Вы верите, что здесь, и главное — при вашей еще жизни, построят гидростанцию по замыслам и расчетам Фролова?
И л ю х и н. Да, глубоко и бесповоротно. Сильнее, чем несколько лет назад. Вас это не устраивает?
Л у б е н ц о в. Поймите же, что не нам определять судьбу проекта. Что наше мнение? Мы только нижестоящие работяги.
И л ю х и н (в тон ему). Зарплату в карман, а ответственность на дядю? (Резко.) Спрашивают со всех одинаково.
Л у б е н ц о в. Допустим. Но мы мокли, мерзли, голодали, развлекались частушками колхозных Офелий, смаковали самогонку, ходили и ходим в обносках, а сейчас, если мы займем неправильную позицию, нам вставят фитиль, оставят ни при чем. Мокшаков поднимет кампанию против варианта Фролова, пролезет сквозь все официальные каналы, заручится поддержкой больших и малых. А вы? Материалы изысканий от вас возьмут и положат в сейф. Чем вы будете доказывать правоту Фролова? Извлечениями из памяти? Их в расчеты не принимают. Вы — инженер. Для вас главное — созидать. А в этом месте или в другом — не все ли равно? Вы тщеславны? Почет и награды вы заработаете и под руководством Мокшакова. Вам нужны материальные условия? Их дадут. В конце концов, ваш главный довод, что Фролов исходил из интересов государства, нужд народа, весьма шаток. Мокшаков как ученый тоже в общем-то служит государству. Вы хотите сберечь сотни миллионов? Отлично! А Мокшаков хочет на сотни миллионов израсходовать больше. Но кто скажет, чья станция лучше послужит народу?
И л ю х и н. Продолжайте, продолжайте!
Л у б е н ц о в. Говорю с вами на эту тему последний раз. И только потому, что мне искренне хочется вам помочь. Неужели вы собираетесь в свои годы стать одним из тех жалких созданий, которые, свихнувшись на каком-то пунктике, вроде изобретения вечного двигателя, вообразив себя непризнанными гениями, обивают пороги учреждений, пишут без конца жалобы и чем дальше, тем больше теряют душевное равновесие, превращаясь в наказание для всех окружающих? Грустное зрелище!
И л ю х и н. Очень.
Л у б е н ц о в. К этому и приведет ваш неравный спор с профессором. Фролов мертв. Скажут: «Мир его праху», и восторжествуют аппетиты живущих. Нам надо избрать: к кому мы должны примкнуть?
И л ю х и н. Почему нам? Мне? Или на вас накатило прозрение? Заговорила совесть?
Л у б е н ц о в. Вам, вам… Посмотрите получше.
И л ю х и н. Хватит. Свой выбор я сделал давно. Вы ошибаетесь в своем пути. Мертв ваш Мокшаков, а Фролов жив. Фролов создал школу, и если поднимутся на его защиту все ученики, куда вы побежите со своим Мокшаковым? У него были и есть студенты, но нет ни одного последователя, кроме тех, кто на брюхе вползал к нему в кабинет, ища покровительства и случая легко ухватить кандидатскую степень. (Пауза.) Как вы думаете, почему я сегодня дал себе волю и попал к этому сучьему сыну Кутину? Немножко насмаковался?
Л у б е н ц о в. Если вы с горя запиваете, пора начинать.
И л ю х и н. Меня вызывают в институт для доклада о ходе работ. Подписана телеграмма Мокшаковым. Тихо! Не подпрыгивайте! Хорек добился степеней известных и требует меня для вразумления на дальнейшее. И я поеду с чистой совестью, закончив изыскания. Славная пилюля для профессора? Опоздал он, опоздал. Эх, Гамлет! Ступайте спать. Отдых закончен. Утром я вас подниму, и некогда будет раздумывать, к кому примкнуть. А при встрече я намекну Мокшакову, что вы трудились, как вол, но не в его пользу. Из-под палки, но я заставил вас хоть в какой-то доле отработать съеденный вами советский хлеб, отплатить за заботу, которая вас окружает с детского садика: «Учись, мальчик», «Учись, юноша», «Родине нужны специалисты», «Получайте назначение, подъемные, суточные…» Вот и появился специалист, родителям на утешение, отечеству на пользу. Учить учили, а душонку вашу не тронули. Инженер! Творец! Ищет себе хозяина. Один у нас с вами хозяин!
Л у б е н ц о в. Довольно! Вы так позволяете себе разговаривать со мной, словно я враг.
И л ю х и н. Вы — пакостник. Вы целиком, всеми своими потрохами, хотите одного — поменьше давать, побольше получать. Висеть гирей на шее государства. Все свои права вы усвоили назубок, но о долге не помышляете…
Подбегает взволнованная т е т я Ф и с а.
Ф и с а. Георгий Иваныч! Идите скорее! Татьяна Васильевна вся горит. Лежит без памяти.
И л ю х и н. Что с ней?
Ф и с а. Да вот из-за этого…
Л у б е н ц о в. Что вы выдумываете?
Ф и с а. С тобой после… Днем еще перемогалась, а к вечеру совсем разнеможилась. И вот…
Уходят.
Л у б е н ц о в. Новое дело. Я виноват.
Подходит К у т и н.
К у т и н. Вредный Илюхин.
Л у б е н ц о в. Просто идиот.
К у т и н. И так можно сказать… Сочинили бы вы бумажку. И не начальству, а в бухгалтерию. Куда он отчеты посылает. Напишите, что он пропил казенное имущество, еще что-нибудь. Бухгалтера за копейку, не разобравшись, вмиг — сопроводительную в тюрьму. Я свидетелем подпишусь.
Л у б е н ц о в. Подпишешь?
К у т и н. С чего мне слюни распускать? Не двадцать лет. О себе думаю. Побольше насочинять — помотают его. Хоть и оправдается, а пачканым долго походит.
Л у б е н ц о в. Что ж, идея не так плоха. Посмотрим… Ты кое-что мне должен. Приготовь. Дам знать — привези…
К у т и н. Еще бы одну операцию провернуть — и сразу за все рассчитаемся. А?
Л у б е н ц о в. Некогда.
К у т и н. Вроде как прощаемся?
Л у б е н ц о в. Вероятно.
К у т и н (разочарованно). А-а… Ладно, привезу.
М а р и н а (приблизившись). У тебя совесть есть?
Л у б е н ц о в. Прости, прости, что задержал. (Тихо.) Увози меня, увози!
М а р и н а. Наконец-то! (Быстро целует.) Ты настоящий герой.
Входит И л ю х и н.
И л ю х и н. Татьяне Васильевне очень плохо. Она без сознания… Олег Леонидович, я напишу записку, а вы поезжайте в сельсовет, свяжитесь с райкомом партии. Они помогут вызвать санитарный самолет… Марина Сергеевна, вас не затруднит передать мою просьбу врачу на руднике? Пусть он как можно быстрее приедет…