У ш а к о в. Не могу. Мне не простят.
Б у д а н ц е в. Потом ссылайся на меня: «Недооценил, недоучел опасность…» Э-э, да что мы о пустяках говорим! Подумаешь, один раз голова закружилась… Живу. Буду жить. (Пауза.) Как архитектора устроил?
У ш а к о в. Его — у Пермяковых, а ее — у директора школы.
Б у д а н ц е в. Ладно. Квартиры добрые. Будь по-твоему. (Пауза.) Ты понял, на что Дарья намекала, куда камень запустила?
У ш а к о в. Смутно. В перепалке всяк свое кричал.
Б у д а н ц е в (тихо). Понимай так, что Валентина по моей вине из дома уехала. Я ее выгнал. Каково? Последнюю дочь.
У ш а к о в. Крутой ты, Иван Петрович. Нехотя мог заставить невзлюбить себя. Припомни…
Б у д а н ц е в. Веришь, боюсь. (Пауза.) Было такое, что много обидного наслушалась Валентина от меня. Много… Когда пошла работать трактористкой, все нахвалиться не могли. А потом — как обрезала. Что ни день, то хуже и хуже. Как ее только не стыдил… Бывало, вот так же сидим, я ее допытываю: «Что? Почему?» Молчит, как истукан. А у меня в ту пору без конца схватки с Задорожным. Сей по его разумению, убирай, когда его левая нога пожелает. Он мне выговора лепит, я свое веду. Директором эмтээс в ту пору Задорожный подобрал такого олуха, такого болтуна! Одну песенку знал: «Под руководством нашего дорогого Якова Наумовича мы достигли, мы превзошли…» (Пауза. Напуган мелькнувшей догадкой.) Стой, Егор…
У ш а к о в. Хватит, не вспоминай, не думай. Было — прошло.
Б у д а н ц е в. Прошло? Нет, пожалуй, только начинается. Я все думал, что Валентину Дашка-крутель соблазнила… Но если на Валентине за меня отыгрывались… Схлестнусь я с Задорожным, как никогда. Ты поостерегись.
У ш а к о в. За твою спину спрятаться?
Б у д а н ц е в. Она многих укрывала.
У ш а к о в. А я не собираюсь.
Б у д а н ц е в. Ладно. Ты только вперед не лезь. Не испорти мне дело. Видно, пришла пора посчитаться с Яковом Наумычем…
У ш а к о в. Не нравится мне, как ты говоришь.
Б у д а н ц е в. Не перебивай. Задорожный обязательно ввяжется в историю с Тихоновым. Тут или мне, или ему голову терять.
У ш а к о в. Я тебя избавлю и от встреч и от разговоров с Задорожным.
Б у д а н ц е в. Не посмеешь.
У ш а к о в. Попробую.
Б у д а н ц е в. Вот как! Значит, ломаешь Буданцева?
У ш а к о в. Нет, только берегу твое доброе имя.
Б у д а н ц е в. Да-а. Пеленать начинают? Наставлять?
У ш а к о в. Привыкай. Я ведь в пристяжные не шел… Да и не гожусь на такую службу.
Б у д а н ц е в. Что ж, береги, коль охота. Но смотри, с проектом без меня ничего не решай. Сам доведу до конца. Завтра на четвереньках, а доберусь до правления. Пусть Тихонов дожидается. Не щурься. Я свои силы знаю.
Входит Е ф р о с и н ь я Н а з а р о в н а.
Н а з а р о в н а. Пойдем, Ваня. Перина готова.
Б у д а н ц е в. Добро. Не трогай, Фрося. Не архиерей. Один дойду. (Вышел.)
Н а з а р о в н а (смотрит вслед). Чертушка… Скажи, Егор, правду.
У ш а к о в. Правду он знает. А врач говорит — сердце пошаливает. Опасного пока нет, но беречься надо.
Н а з а р о в н а. Закажи в кузнице цепи. Прикуем к кровати. Иначе не удержишь. (Пауза.) Я пока сбегаю на ферму? Поди, потеряли меня.
У ш а к о в. Да-да, идите. Я проверю, как Иван Петрович нас слушается.
Н а з а р о в н а. Пойдешь — не забудь дверь прикрыть.
У ш а к о в. Не забуду.
Ефросинья Назаровна опускается с крыльца. Скрылась. Ушаков, стоя в дверях, закуривает. Неслышно поднялась на крыльцо, вошла в сени Д а ш а.
Д а ш а. Можно войти?
У ш а к о в (обернулся). Входи.
Д а ш а. Я к Ивану Петровичу.
У ш а к о в. Нет его. Заболел.
Д а ш а. Что ты? Кондрашка хватила?
У ш а к о в. Рядом прошла.
Д а ш а. Другой раз зацепит. Не надо было ему на меня кричать. А то рассвирепел… Можно сесть?
У ш а к о в. Прошу.
Даша садится по одну сторону стола, по другую — Ушаков.
Д а ш а. Какой ты стал деловитый!
У ш а к о в. И ты изменилась.
Д а ш а. Стареем. Я не утерпела, сбегала посмотреть на твою любушку. Тощенькая. Настоящая учителка. Должно быть, скучает. Сидит на крылечке с книжкой, томится.
У ш а к о в. Отдыхает после экзаменов.
Д а ш а. Поди, плакала, когда увидела наше распрекрасное Заливино?
У ш а к о в. Не обошлось и без этого. Ты рассказывай о себе.
Д а ш а. Как секретарю или как Егору Трофимовичу?
У ш а к о в. Как хочешь.
Д а ш а. Егору-то как-то задушевнее. (Пауза.) Несчастная я. До того, что ты себе представить не можешь. Суди. Кто я? Белая рабыня. Ведь это неповторимый кошмар. Тяжелый сон.
У ш а к о в. Постой, постой! Кто тебя делает рабыней?
Д а ш а. Любовь. Одна любовь.
У ш а к о в. Ты каких книг начиталась?
Д а ш а. Любовь в книгах не найдешь. Там даже про поцелуи так пишут, как будто писатель украдкой в щелочку подсматривал. Вроде будто и так, а может, и по-другому. Любовь — вот она, во мне. (Пауза.) До чего странно жизнь устроена! Молодая, здоровая — и уже обреченная. Ты не улыбайся. Я знаю, суждено мне любить честного, большого человека. Снизу вверх на него буду глядеть. Все, что он захочет, стану исполнять, забуду про стыд, самолюбие, свою волю. Разве это не страшно? Но я у судьбы одного прошу — чтобы поскорее начиналось мое беспросветное рабство. Готовлюсь, готовлюсь к этому, а его все нет и нет.
У ш а к о в. Да. (Пауза.) Приезжий — его Геннадием зовут — очень тобой интересуется.
Д а ш а. На станции еще заметила, что произвела на него впечатление. Да что он мне! Абы был кто-то рядом? Так от этих «абы» хоть палкой отбивайся. Не этого хочу. (Пауза.) Не трогают тебя мои слова. Ладно. Забудь, что тебе Дашка бесталанная говорила. (Пауза.) Когда-то я тебе нравилась. Однажды, еще студентиком, хотел меня поцеловать. Помнишь? Приехал на каникулы — держись, девки! Падайте! Покорю любую!
У ш а к о в. Было, Даша. Было. Каюсь.
Д а ш а. Может, напрасно тогда тебя отшила, не покорилась, хоть и нравился ты мне. А вдруг эта встреча для нас не просто кончится?
У ш а к о в. Как тебя вразумить? Отшлепать, как маленькую?
Д а ш а. Ремнем? Начинай. Стерплю. Пожалеешь и поцелуешь.
Встает подходит к нему. Он тоже встает. Даша кладет руки к нему на плечи, приближает лицо.
Я еще просто Даша, а не твоя подопечная. Все могу. И отвечать не перед кем. (Тихо смеется.) Испугался? (Отходит.) Простите, Егор Трофимович.
У ш а к о в. Прощу. Но если еще раз вздумаешь…
Д а ш а. Жутко? Не бойся. Не повторю. Вдруг не выдержишь, забудешь жену, партийную святость… Я, кажется, встретила свою погибель. Не ты, другой. Самой страшно делается. Сочувствуешь?
Молчание.
У ш а к о в. Почему уехала из города? Почему бросила работать в парикмахерской?
Д а ш а (подавляя смущение). Кто сказал? Я не там работала.
У ш а к о в. Не хитри. Заходил случайно в твою мастерскую. Видел. И ты видела меня.
Д а ш а. Что ж не сел в кресло? Побрила бы. Ушко окоротила бы на память.
У ш а к о в. Не ожидал, что там тебя встречу. Я никому не говорил. Рекомендуйся хоть артисткой. Не выдам.
Д а ш а. Спасибо. Пусть другие пыль в глаза пускают.
У ш а к о в. Не заметно, чтоб ты была собой довольна. Да, карьера. А была у тебя настоящая слава.
Д а ш а. Кто ее съел? Знаешь? Уж лучше помалкивай. Где ты был, когда Задорожный в процентики играл? На инженера учился. На заводе работал. Ну, и я работала кем могла.
У ш а к о в. Не осуждаю. Без парикмахеров не обойдешься. Почтенная профессия, тысячелетняя. Но ты собиралась учиться. Мечтала…
Д а ш а. Не трогай этого… Ты умеешь своего достичь. А когда одной половинкой в городе, а другой в проклятом Заливине — взлети. Вначале душу к чему-то прилепить надо…
У ш а к о в (помолчав). Что случилось с Валентиной?
Д а ш а. Ничего. Проявляет патриотизм. Инженеры бросились в колхозы, ну и механизаторы не отстают.
У ш а к о в. Говори как есть.
Д а ш а. Давно хотела вернуться. Сильно скучала. Потом увлеклась. Парень — пройди свет. Балованный. Ну и поплатилась. Точно не разберу. Любят, а друг другу нисколько не уступают. То сойдутся, то снова врозь. Измучилась она. Однолюбка. Строгая. Сколько горя я с ней пережила — не передать. Разрывайся между ними, посредничай. Уговорила вернуться в Заливино. Согласилась, если и я поеду. Оставила она сынишку в яслях, в интернате, — и сюда. Но я тебе ничего не говорила.
Тихо входит Б у д а н ц е в.
Б у д а н ц е в. Плохо, брат, без сиделок. Никого не докличешься. Ушел, а курево забыл. (Не глядя на Дашу.) Попроведать пришла?
Д а ш а. По делу.
Б у д а н ц е в (садится). Выкладывай.
Д а ш а. Вот, вернулась… Упрекать начнете? Морали читать?
Буданцев жестом останавливает ее.
Ну, виновата. Поездила, помыкала всякого. Но раз меня… Раз я тут родилась, выросла…
Б у д а н ц е в. Не объясняй. Понятно. (Пауза.) Вернулась и хочешь работать. А кем?
Д а ш а. Смотрите сами. Конечно, не рядовой.
Б у д а н ц е в. Задача. (Пауза.) Знаешь что, Дарья Степановна, сделай милость, уезжай-ка обратно.
Д а ш а. И не подумаю.
Б у д а н ц е в. А у нас все руководящие посты заняты. И кандидатов без тебя много. При укрупнении одних бывших председателей почти два десятка заимели, а бригадиров и кладовщиков — не сосчитать. И все они опять к власти рвутся. Спасибо, Егор Трофимыч их удерживает. А назначь тебя на пост, они совсем сбунтуются. Какой выход?
Д а ш а (упрямо). Выдумайте.
Б у д а н ц е в. Пойдешь на кирпичный завод. К Федосу. Кирпичики делать. Извини, схожу папиросы возьму. (Уходит в комнату.)
Д а ш а. Ну не ирод ли? Что придумал! Егор, заступись, замолви словечко.