Т и х о н о в. Схватили за горло и еще согласия спрашивают — как давить? Сразу или постепенно? Что вы со мной делаете? Ведь это моя первая работа. Меня уволят за непригодность или совсем лишат самостоятельности. Наконец поймите: Елена Федоровна — невеста, это был мой экзамен и перед ней.
Б у д а н ц е в. Не любит она тебя.
Т и х о н о в. Я многое выслушал от вас, но этого прошу не касаться.
Б у д а н ц е в. А ты держи тогда это при себе. (Пауза.) Она хочет сделать тебя поскорее уважаемым человеком, а мы поперек встаем? Надумал?
Т и х о н о в. Где ваши советники? Где судьи, знатоки? Я им объясню, по чьей вине появился несовершенный проект. Вы в этом виноваты.
Б у д а н ц е в. Спускайся, спускайся пониже. Без гонора, без усмешечки.
Т и х о н о в. Вы же видите, я готов перед каждым держать ответ. Зовите всех по очереди. Кто первый?
Б у д а н ц е в. Кого встретишь.
Тихонов выходит.
(Прислонился к стене, осторожно потирает грудь.) Ишь что делает… Отставку дает… А?.. И обождать не хочет.
З а н а в е с.
Комната в доме Буданцевых. Одна дверь — из кухни, вторая в следующую комнату. Кровать. Стол, накрытый вязаной скатертью. Стулья. Шкаф, этажерка с книгами, небольшое трюмо, цветы. На стене, отдельно от остальных фотографий, — портреты погибших сыновей. Вечер. За окнами полоска догорающей зари. Возле стола сидит усталый У ш а к о в, рядом — Л у ш а. В а л я неторопливо двигается по комнате, оправляет смятую кровать, равняя на этажерке книги, приводя в порядок вещи — свидетелей ее детства и юности. Е ф р о с и н ь я Н а з а р о в н а с тревогой наблюдает за дочерью.
Л у ш а. Я проселком туда. «Нет, говорят, Задорожный уехал». Настигла его на третьей бригаде. Елена Федоровна сразу к нему и с ходу начала ябедничать: Буданцев — такой-сякой, Ушаков — того чище… Разбойники и кровопийцы… Да, а когда только подошла, назвала его изобретателем: «Здравствуйте, товарищ изобретатель». Тут она еще какую-то фамилию добавила — не разобрала.
У ш а к о в. Задорожный, конечно, ногами засучил?
Л у ш а. Еще бы! Я хотела дальше послушать, но он приказал уезжать. Она с ним осталась. Вот люди! Иван Петрович ей машину дает, а она?
Н а з а р о в н а. Теперь, Егор, жди беды. Задаст вам Задорожный по всем правилам.
У ш а к о в. Духу не хватит.
Н а з а р о в н а. У других займет. И комар коня свалит, если медведь поможет.
У ш а к о в. Я другое знаю. Смелая курица волка залягает. Не придумывай себе страхов. Есть кому заступиться за Ивана Петровича.
Н а з а р о в н а. Не сробеешь?
У ш а к о в. Устою.
Н а з а р о в н а. Легко сказать! Ведь неспроста приехал Якутин. Задорожный его подогрел.
У ш а к о в. Он собирался навестить.
Н а з а р о в н а. Навестил. А Иван рад случаю на поля вырваться. Тот про здоровье спрашивает, а мой, неугомонный, скорее шасть в машину: «Едем, хозяйство покажу». До какой поры где-то носятся!
В а л я. Стал бы отец на здоровье жаловаться! Когда это было?
Н а з а р о в н а. Горе вы мое — что ты, что отец. Вот какие мы. У обоих душу на части рвет, а кто догадается? Посмей еще уйти из дома! (Ушакову.) Помириться с отцом не хочет.
В а л я. Мама!
Н а з а р о в н а. Я вас сегодня… Хватит мне молчать. Иди-ка готовь ужин. Помогай. (Вышла.)
У ш а к о в (Вале). Не хочешь или не можешь?
В а л я. Иди, Егор, отдохни. Жена, наверное, скучает, а ты на пустяки время тратишь. (Пауза.) Не беспокойся, от родного отца все приму.
У ш а к о в. Он не ждет твоего смирения. Скорее наоборот.
В а л я. Нет, нет! Что мои горести! Положи их рядом с отцовскими — кто заметит?
Л у ш а (тихо). Да уж, наши беды… Тычемся не по тем углам, словно кутята… Я от своего бати немало подзатыльников получала. Злилась на него до ужаса… А как взяли его на фронт, каждый день бегала тайком до Бабурина лога. Думала: вот вернется, вот первая встречу… Был бы он сейчас, прижалась бы к нему. (Пошла в другую комнату.) Я там прилягу. Вдруг понадоблюсь. (Ушла.)
Молчание.
У ш а к о в. Даша клялась, что ты вроде как бы пожертвовала собой, избавила от лишних невзгод Ивана Петровича.
В а л я. Мало ли что было, а что осталось? Верно, иногда и теперь мне снится, как я мучаюсь с трактором. Перед тем сбежала, всучили мне самую завалящую машиненку. Вот и снится, что я никак не могу завести ее, с места стронуть. Плачу от стыда, от усталости, а кругом обступили парни и с досады развлекаются: «Гы-ы, Валька Буданцева в профессора метит! Вторую неделю у трактора внутренности изучает…» И теперь еще от боли во сне кричу. Каково было наяву переживать! Много ли мне лет тогда было… (Пауза.) А машину не разлюбила. На моторный завод уборщицей нанималась — расчет получала контролером сборки… На поля тянуло — силушки нет. Да еще когда осталась одна… Воздуха мне там не хватало, звезд там почти не видишь, и дымка от костра нет, как хлеба шумят — не слыхать… Одного хочу, поверь, Егор: пусть скажут про меня теплое слово. Те скажут, кто смеялся, кто навеличивал дурой, бездельницей…
У ш а к о в. Счастливая ты. Да-да! Много в тебе отцовского… Мне давно хочется походить на него. Красиво жил, живет. Знаешь, что в нем самое дорогое? Правильный глазомер. В делах, в мечтах. Но и слабости у него есть. Вот — твое горе прозевал. Зато и казнит теперь сам себя. Сними ты с него эту тяжесть. (Пауза.) Как сына назвала?
В а л я. Алексеем. (Кивнув на портрет брата.) В честь старшего.
Голос Ефросиньи Назаровны: «Валентина, растопляй печку!»
Иду! (Пауза.) Знай одно — не хочу в город возвращаться… Не задалась жизнь. Буду снова начинать.
У ш а к о в. Я начал. И скажу по секрету — очень доволен.
Выходят. Некоторое время сцена пуста.
Слышится голос Г е н н а д и я: «Добрый вечер». Вошел. Прислушивается к происходящему за окном. В дверь заглянула Е ф р о с и н ь я Н а з а р о в н а.
Н а з а р о в н а. Уж ты больно усердно кирпичный завод изучаешь. Наравне со всеми работаешь. Когда же остальное хозяйство посмотришь?
Г е н н а д и й. Соберусь.
Н а з а р о в н а. Смотри. Потерпи чуток, скоро ужин поспеет.
Г е н н а д и й. Я не голодный.
Н а з а р о в н а. Рассказывай. Не было у меня таких. (Скрылась на кухне.)
За окном слышится счастливый смех Д а ш и. Вскоре входит она.
Молчание.
Т и х о н о в (заглядывая в окно). Даша, вы очень, очень странная девушка. (Исчез.)
Даша садится к столу, устремив взгляд в открытое окно.
Г е н н а д и й. О каких странностях он говорит?
Д а ш а. Тише! Я вся во власти волшебного заката.
Г е н н а д и й. Закат приличный. Так о чем он?
Д а ш а (словно проснувшись). Что?
Г е н н а д и й. Заговорил, заворожил?
Д а ш а. И ушел. Не понял. (Тихо напевает.)
Это что за любовь:
Проводил — и нету!
Мне такую любовь надо —
С вечера до свету.
Эх, Гена, славный ты парень! (Рассматривает себя в трюмо.) И заступишься, и утешишь, придется — в огонь бросишься. Стою я того?
Г е н н а д и й. Много в тебе дребедени разной. Не на ту культуру ты в городе попала. Шелуху собрала.
Д а ш а. Где же ты прежде был? Показал бы настоящую культуру. Просветил.
Г е н н а д и й. Зря ершишься. Я упрямый.
Д а ш а. Встречали и таких. Мне даже один заслуженный артист авансы выдавал. Стихами рыдал. На каждую премьеру билеты приносил.
Г е н н а д и й. И без очереди брился?
Д а ш а. Разве я не милочка? Прямо ангелочек!
Г е н н а д и й. Назвал бы куклой, но видел, как ты работаешь.
Д а ш а. Что ты ко мне пристал?
В дверь незаметно заглянула Л у ш а и исчезла.
Г е н н а д и й. Были у меня увлечения. Ухаживал за девчонками, а пожалеть не о чем. С тобой — другое.
Д а ш а. Отстань! Какой скорый! Не буду слушать. Где же Буданцев? Без него продукты не выдают.
Г е н н а д и й. Есть в тебе что-то такое — и назвать-то не знаю как. Тянет меня к тебе. Хоть что со мной делай. Я — по-честному. Может быть, завтра уеду. Но вернусь… Понравилось мне здесь. Мать тоже будет довольна. Получу участок, построю дом.
Д а ш а. Из моих кирпичей. Ишь, простачок!
Г е н н а д и й. Для тебя. (Пауза.) Согласна?
Д а ш а. Отстань, отстань!
Г е н н а д и й. К чему ты хочешь выглядеть сорвиголовой? Убедила себя, что ты отпетая. А неправда. Признайся: ведь надоело быть бесприютной, одинокой? Вот я — смотри. Придется — в огонь для тебя брошусь. А звезд с неба не обещаю. Но у простых людей всегда уважение заслужу. (Берет ее руку.) Люблю твои руки. Все они могут. Крепкие, ловкие, верные.
Д а ш а (вырвав руки). Уйди! (Тихо заплакала.) Господи, что я за несчастная! Все лезут и лезут с объяснениями. Не дают самой хоть вот столечко полюбить. Что я, из-за вас, чертей нетерпеливых, всю жизнь должна в девках оставаться? Когда же мне-то любить? Уйди.
Г е н н а д и й. Ты не любила?
Д а ш а. Сидела бы я здесь с тобой!
Г е н н а д и й. Дашенька! Гони — не уйду.
Д а ш а (показывая на дверь). Ну!
Г е н н а д и й. За эти слезы… Когда захочешь — зови. Приду. (Вышел.)
Д а ш а. Дожидайся…
Тихо вошла Л у ш а.
Л у ш а (деловито). В случае чего ты только требуй — пусть он от матери расписку даст, что она не возражает. Если она у него костлявая да жилистая, то такую свекровь не скоро загрызешь. Сама пополам перекусит. А парень правильный. Не упускай.
Д а ш а. Ой, Лушенька, плыву я, плыву! И куда — не знаю.
Л у ш а. Говори. Сообразим.
Д а ш а. Должно быть, началось настоящее.