В а л я. В городе оставила.
Б у д а н ц е в. Привезти побоялась? Перестань плакать. Где-то был платок… Давай утремся. (Пауза.) Завтра же бери у матери деньги и катай за парнем. Поди, важный? Толстый?
В а л я. Сама кормила.
Б у д а н ц е в (у стола). Вези, вези. Смотри, какой клуб построим! Зал — во! Громадный. Чтоб все ребятишки до одного на елку собирались. А то сколько слез будет, если какой-нибудь пострел втиснуться не сможет! (Увидев вошедшую жену.) Знаешь?
Валя поспешно ушла.
Н а з а р о в н а. Помирились?
Б у д а н ц е в. Алешка Буданцев есть. Внук. Тише, тише! Куда рвешься? Сама расскажет. Деньги дай. Пусть завтра же едет, привозит. Если пошел в деда, то, пожалуй (разводя руки, пытается представить размер внука), вот такой уже. Молчи. Не грозись. Внука тебе не хватало, оттого характер стал скверный. А все бабушки ласковые. Вспомни свою… Эх, Фрося!
З а н а в е с.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Кабинет Буданцева в правлении колхоза. Утро следующего дня. Входят З а д о р о ж н ы й и У ш а к о в.
З а д о р о ж н ы й. Вызови Буданцева.
У ш а к о в. Он болен. А вы далеко не лекарь.
З а д о р о ж н ы й. Есть решение, что ты его замещаешь?
У ш а к о в. Да, по долгу.
З а д о р о ж н ы й. Так. (Пауза.) Говорят, что где-то в окрестностях ты обнаружил Кулибина. Будто он керогаз изобрел, теперь реактивный трактор конструирует. Кто такой? Не покажешь?
У ш а к о в. Мало ли талантливых натур.
З а д о р о ж н ы й. Неужели замечаешь? Больше-то всего ты свои таланты обожаешь. В сатирики метишь. А дела идут скверно. Почему задерживаете архитектора? Почему не решаете с ним вопрос?
У ш а к о в. Спроси у него.
З а д о р о ж н ы й. Пригласи его сюда. Да побыстрее. Из-за вашего головотяпства расходуй время, трать нервы… Ну, что еще?
У ш а к о в. Как сбегать? На носочках?
З а д о р о ж н ы й. Что-что? Ты с кем разговариваешь?
У ш а к о в. Как тебе хочется заорать на меня! Побыстрее состряпать любое дело. В бараний рог скрутить. Я тебя называю изобретателем. Но придержи свой гнев.
З а д о р о ж н ы й. Объясни, что в моей личности такого изобретательского. Поощряй, товарищ инженер.
У ш а к о в. Ты мне жить, работать, думать мешаешь.
З а д о р о ж н ы й. Учти: любому терпению приходит конец.
У ш а к о в. Твоему — нет. С необычайным терпением ты хочешь сделать меня слепым, глупым, косноязыким. Для этого ты изобрел писаные доклады, выступления, зализанные, пустые до абсурда. Ты изобрел бесконечные заседания по любому поводу, доводя людей до одури, отупения, безразличия, бешенства. Ты изобрел способ убивать в человеке всякую самостоятельность, разрешая делать только то, до чего ты додумаешься, докарабкаешься. Ты изобрел величественную позу деятеля, поставленного над народом. Этакий громовержец районного масштаба! Сейчас ты еще опасен, но близок срок, когда ты станешь смешон, а дальше ты будешь просто жалок.
З а д о р о ж н ы й. Глумиться умеешь. Но я прощаю оскорбления. Даже забуду их. (Смеется.) Выдержки у тебя нет. Ты трус. Кричишь, машешь руками — по очень дешевеньким соображениям. Авось испугается, отступит Задорожный, закроет глаза на твои дела… Наглупили с проектом, полетят колхозные денежки псу под хвост. Надо отвечать, а боязно. Во-он куда взлетел на словах! Размах наполеоновский, а своды Гришки-печника. Я был и останусь объективным. (Пауза.) Прошу, пригласите, пожалуйста, товарища Тихонова.
Ушаков выходит. И лишь закрылась за ним дверь, как Задорожный весь обмяк, понуро ходит по кабинету. Вошел Т и х о н о в.
(Участливо.) Здравствуйте.
Рукопожатие.
Эк вас замотали! С таким волкодавом, как Буданцев, нелегко знакомство вести. Садитесь. (Сели.) Что же вы сразу в райком не обратились?
Т и х о н о в. Зачем беспокоить людей? Был уверен, что это лишнее.
З а д о р о ж н ы й. Вот она — идеализация людей, отношений. Чему вас только в институте учили! Ну, ничего. Мы решили вмешаться.
Т и х о н о в. Каким образом?
З а д о р о ж н ы й. Повлияем на Буданцева.
Т и х о н о в. Поздно.
З а д о р о ж н ы й. Завтра вынесем вопрос на исполком, рассмотрим, утвердим.
Т и х о н о в. А это рано.
З а д о р о ж н ы й. Чего рано?
Т и х о н о в. Я пока послал к дьяволу свое положение в мастерской. Дал слово Буданцеву, что поживу здесь, посоветуюсь с колхозниками.
З а д о р о ж н ы й. Лепет, лепет! Дали слово… Он у вас его вырвал.
Т и х о н о в. Не все ли равно? Отречься от него не могу.
З а д о р о ж н ы й. Изумительное отношение к делу, к служебному заданию! Вы свои слова девушкам дарите, перед ними выступайте рыцарем.
Т и х о н о в. У вас необъяснимое, но очень большое сходство с моим начальником. Не тот возраст, вероятно, иное образование, а что-то общее есть.
З а д о р о ж н ы й. Сходство одно — мы за дело отвечаем. Характера у тебя нет! Драться до крови надо, а не хныкать. Вот у Елены Федоровны другие взгляды. Она сама меня разыскала и без всяких подходов, без стеснения обрисовала обстановку. Дала правильную тебе оценку. Цыпленок. Страдает робостью.
Т и х о н о в. Серьезно?
З а д о р о ж н ы й. А ты что ощетинился? Самолюбие заиграло? Не вздумай с ней поссориться! Тебе только такая жена и требуется.
Т и х о н о в. Спасибо за совет. Учту.
З а д о р о ж н ы й. С другой погибнешь. Или лучше оставайся вековать бобылем. Миновала тебя добрая закалка, Сергей Николаевич. Вот послушай, как наше поколение умеет выполнять свои функции. Чего много вспоминать! Пятьдесят первый год. Осень. Район вот-вот выполнит план по молоку. Идет впереди всех. Но велика ли честь только выполнить? Перекрыть! Повысить задание для колхоза. Утром созываю бюро… Налицо весь актив. Вношу предложение — отсталые председатели, в том числе Буданцев, заартачились. Отступать? Никогда! Я уже в обком кое-какие наметки сообщил. Веду заседание без перерыва. Часов в двенадцать ночи пробирается к столу дежурный. Лица на нем нет. Шепчет: «Ваш дом горит». А я ему: «Не мешай!» И руковожу дальше заседанием. Через час опять крадется дежурный, шепчет: «Супруга ожоги получила. Увезли в больницу. Детишек соседи прибрали». — «Ясно», — говорю. И продолжаю отчитывать колеблющихся. На рассвете разошлись. Люди по домам разъехались, а я только на головешки посмотрел — и обратно в кабинет.
Т и х о н о в. А жена?
З а д о р о ж н ы й. Отлежалась. Она у меня боевая подруга. Зато какое влияние имел этот факт! Всех проняло, и план перекрыли. Так-то… Перейдем к делу. Подай мне жалобу. Так и так: вышестоящие руководители одобрили проект, высоко авторитетные специалисты рекомендовали, а вот…
Т и х о н о в. Писать не буду.
З а д о р о ж н ы й. Напишет Елена Федоровна.
Т и х о н о в. Она этого не сделает. Вас также прошу никаких заявлений от моего имени не делать. Попадете в смешное положение.
З а д о р о ж н ы й. Ты не финти. Говори: Буданцев прав? Ты им ерунду представил?
Т и х о н о в. Не кричите.
З а д о р о ж н ы й. Я еще не так буду с тобой разговаривать. Деликатное существо! Сознавайся прямо: у тебя кто был репрессирован? Отец? Брат? Вижу — на лбу написано, что ты из породы отъявленных контриков. Вьешься берестой на огне… Что? Ну ладно. Я таким приемом и прежде у людей стойкость проверял.
Т и х о н о в (хватает одной рукой Задорожного за ворот, второй замахивается). А на себе проверку вот этим не пробовал? Не испытывал?
З а д о р о ж н ы й. Покороче… покороче… Кто дал право?
Входят Я к у т и н и У ш а к о в.
Я к у т и н. Товарищи!
У ш а к о в (бросаясь между Тихоновым и Задорожным). Сергей Николаевич!
Т и х о н о в (опуская руки). Виноват.
У ш а к о в (уводя его). Пойдемте на улицу, посидим на воздухе. (Уводит.)
Я к у т и н (грустно). Что произошло?
З а д о р о ж н ы й. К стенке его, проходимца, прижал. Прикинулся психом. Действительно, проект ни к черту не годится.
Я к у т и н. Выводы?
З а д о р о ж н ы й. Взыскать истраченные деньги с виновников — Буданцева и Ушакова.
Я к у т и н. Почему не с авторитетных консультантов? Разве не первым заговорил Буданцев о недостатках проекта?
З а д о р о ж н ы й. В порядке перестраховочки.
Я к у т и н. До чего люди подлецы! Сами в петлю лезут, а других обвиняют. Ну а этот хоть раз тебя ударил?
З а д о р о ж н ы й. Руки коротки.
Я к у т и н. А все же?
З а д о р о ж н ы й. К чему детали?
Я к у т и н. Как же мне докладывать членам бюро, сообщать в обком?
Молчание.
З а д о р о ж н ы й. Из-за выходки очковтирателя хочешь поставить меня на грань гибели?
Я к у т и н. Где там.
Входит У ш а к о в.
З а д о р о ж н ы й. Могу уезжать?
Я к у т и н. Да-да, пожалуйста.
З а д о р о ж н ы й (проходя мимо Ушакова). Завидую, Егор Трофимович, завидую! Выдвигаешься. Растешь. (Засмеялся, юркнул за дверь.)
У ш а к о в. Получаю полную амнистию?
Я к у т и н. Не верь. Еще не раз укусит, пока от него избавимся. (Пауза.) Успокоился юноша?
У ш а к о в. Почти. Сейчас зайдет.
Я к у т и н. Чем ему можно помочь?
У ш а к о в. Напишите от своего имени начальнику Сельпроекта: «Ваш подчиненный задерживается», — и прочее.
Я к у т и н. Крик поднимет, а чтоб его утихомирить, нужен секретарь обкома. Мы калибром не вышли.
У ш а к о в. Жаль.
Я к у т и н. Теперь я понимаю, за что так возненавидел тебя Задорожный. За этот невинный взгляд новорожденного младенца.
У ш а к о в. Будто такой?
Я к у т и н. Ты своим взглядом проси, умоляй, выражай полную зависимость от начальства, а не напоминай ему про обязанности. Кто их любит? А ты как смотришь на меня? «Что же, товарищ Якутин, не спешишь лезть в пекло? Ввязывайся в драку. Тебе по штату положено. А я хочу подольше, поспокойнее пожить».