(Прислушалась к далекому рокоту трактора, шуму, доносящемуся с тока, оглядела свое нарядное платье. Решительно.) Завтра на ферму, а ночку… Поработать, что ли, на току?
Д а ш а. Райка, поверь, там самолеты, там волшебные города. Там букеты.
Р а й к а. Как будто не знаю.
Д а ш а. Мы вместе облетим всю страну.
Р а й к а. Было бы денег побольше.
Д а ш а. Дурешка. Пустого человека даже миллион на вершок не поднимет.
Р а й к а. Верно. Мы за счет Егора Трофимыча, за наши руки.
Д а ш а. За чистую душу.
Р а й к а. Никак измарать ее не удастся. Видно, ангелом и помру. (И пошла в сторону тока.)
У ш а к о в. Первому попавшему жениху не отдадим. Шалишь! Сам буду выбирать. (Незаметно смотрит на часы.) Не передумала? Именно сегодня тебе надо объясниться с Геннадием? Отложи до завтра. Мне еще и на ток, и к Федосу надо поспеть.
Д а ш а. Нет. Пора. Больше нет сил. Идем.
У ш а к о в (медлит). И смерти навстречу побежишь?
Д а ш а. Побегу.
Справа слышны голоса. Узнав голос Геннадия, Даша замерла. Ушаков пошел навстречу. Входит Г е н н а д и й.
Г е н н а д и й. Даша! Дашенька!
Бросается к Даше, она опускается на землю.
Даша! Ты же моя. Моя. Не надо, не надо, молчи. Мне хорошо, мне всегда хорошо с тобой. Только не уходи. Я люблю и любить не перестану.
Д а ш а. Генка, Генка!
Входит З и н а, идет к Ушакову.
З и н а (тихо). Мы лишние, Егорка.
У ш а к о в (целует ей руку). Спасибо.
Г е н н а д и й (помогает Даше встать). Вставай, маленькая. И высуши глаза. И помни, как ты умеешь улыбаться.
Д а ш а. Вот смотри…
Г е н н а д и й. Родная. Постой. (Подходит к Ушакову.) Егор Трофимович, всегда верил тебе и верю. (Возвращается к Даше.) Пойдем, отправим машины, и домой.
Д а ш а. И домой.
Даша и Геннадий уходят.
З и н а. О чем это говорил Геннадий?
У ш а к о в. Ты не слышала, он вполне доволен мной.
З и н а. Егорка, не заносись…
У ш а к о в. Мне Буданцев завещал: «Если тебе будут люди верить — ничего не бойся, все одолеешь». Вот я и стараюсь. Больше верных друзей, да (жест) правильный глазомер, да ты рядом, и найди человека счастливее меня.
З а н а в е с.
1959—1961
ГДЕ-ТО СОВСЕМ РЯДОМДрама в двух действиях
И в а н П р о к о п ь е в и ч С м о л и н, 70 лет.
С о ф ь я М и х а й л о в н а, 30 лет.
А н и с и м Р о м а н о в и ч Е р м о л а е в, 50 лет.
Т а н я — его племянница, 19 лет.
В а с е н а, 26 лет.
А л е к с а н д р Н и к и т и ч К р а с н о щ е к о в, 28 лет.
М а р и я Г а в р и л о в н а, 30 лет.
В и т а л и й Е ф и м о в и ч О в ч а р о в, около 40 лет.
Т е р е н т и й, 45 лет.
П р а с к о в ь я — его жена, около 40 лет.
С л а в к а, 26 лет.
К и р и л л.
Время действия конец пятидесятых годов.
Между 1-м и 2-м действиями проходит два дня.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Площадка перед длинным двухэтажным домом, стоящим в глубине сцены. Большое крыльцо с козырьком, поддерживаемым четырьмя стойками, над которыми с любовью потрудились плотники, стараясь им придать восьмигранную форму. Дверь — филенчатая из двух створок. На площадке несколько скамеек со спинками, кусты акации и нераспустившейся сирени.
Из дома выходят А н и с и м и Т е р е н т и й. Анисим — крепкий здоровый мужчина, даже борода его не старит. Одет он в старенькую армейскую телогрейку, на голове старая фуражка. Терентий брит, немного полноват, на нем рубаха и штаны, забрызганные известкой.
А н и с и м (подавая Терентию связку ключей). Возьми. Кончишь работу — двери на замки. Курить лучше выходи сюда, на скамеечку. Оно безопаснее. Пока я тут — ничего не пропадало. Ясно?
Т е р е н т и й (хмуро). Ясно.
А н и с и м. Дай-ка ключи.
Т е р е н т и й. То возьми, то дай. (Отдает.)
А н и с и м. На связке есть запасные от комнат, где академик живет. (Отделяет их, кладет в карман.) Тебе они ни к чему. А эти держи.
Т е р е н т и й. Оставь-ка ты лучше их все себе. Сам ходи отпирай и запирай. Или Васене поручи. Ей-то ты доверяешь.
А н и с и м. Даю, так держи. (Отдает ключи.) На склад пойду.
Т е р е н т и й (подтолкнув его). Смотри, как Краснощеков вокруг докторши увивается. (Смеется.) Окрутит или нет?..
А н и с и м. Меня не касается.
Т е р е н т и й. Ишь ораторствует. Поддастся или нет?
А н и с и м. Спроси.
Терентий, с любопытством посмотрев в сторону, заходит в дом. Анисим спускается с крыльца. В это время подходит К и р и л л — рослый и красивый мужчина, но, как говорят, уже сдавший. Одет в рабочую куртку, сапоги. Он стоит, посматривая на дом и не обращая внимания на Анисима.
Понравился? Не купить ли собрался?
К и р и л л. Воздержусь.
А н и с и м. В таком случае проходи, не стой.
К и р и л л. А я вот даже посидеть хочу. (Садится.) Запрещено?
А н и с и м. Посиди. (Пауза.) Откуда взялся?
К и р и л л. Пока машины у вас заправляются, дай, думаю, похожу погляжу. (С чувством удовлетворения.) Много земли распахали.
А н и с и м. До самых песков теперь сеют.
К и р и л л. Сил-то сколько появилось, даже оторопь берет.
Откуда-то издалека, точно раскаты далекого грома, доносятся приглушенные расстоянием звуки сильных взрывов.
(Вздрогнув.) Что это?
А н и с и м (спокойно). Гранит рвут. Татарского кургана уж не стало. Срезали подчистую.
К и р и л л. Кому понадобилось?
А н и с и м. Ученые на том месте в земле дырку сверлят.
К и р и л л (улыбнулся). Большую?
А н и с и м. Не маленькую. Поездами наверх породу будут вывозить. Вот и считай, какая.
К и р и л л. Поездами… И для чего же такая нужна?
А н и с и м. До пупа земли хотят добраться. Руками его пощупать, если даст дотронуться.
К и р и л л. Смотри-ка. Это что же, глубиной километров на пятнадцать?
А н и с и м. Может, на все тридцать или сорок. Сколько пекло допустит. Жар хотят оттуда брать да белый свет им отапливать.
К и р и л л (недоверчиво). В газетах про это не писали. Или я пропустил?
А н и с и м. Чего прежде времени в набат бить! Сделают — напишут.
К и р и л л. Это верно. (Пауза.) Ну, дела. А вам тут не страшно?
А н и с и м. Чего?
К и р и л л. А как оттуда, изнутри, рванет, хлынет это пекло-то. Ведь не убежишь, не спасешься. Достанет.
А н и с и м. Оно конечно, полста километров не так далеко. Да ученые, брат, все рассчитали. Если что, дальше обозначенной зоны никого не тронет.
К и р и л л. Ну, дела. (Пауза.) Можно тебя спросить?
А н и с и м. А ты лучше не спрашивай.
К и р и л л. Признал, что ли?
А н и с и м. Вроде признал. К старому потянуло?
К и р и л л (помолчав). Живет?
А н и с и м. Живет.
К и р и л л. Одна?
А н и с и м. Одна.
К и р и л л (усмехнулся). Сторожишь ее, что ли?
А н и с и м. Вся на виду. (Пауза.) Скройся-ка ты отсюда навсегда.
К и р и л л. Случай занес. Опять скроюсь. Но когда мужа заведет — появлюсь. Так ей и скажи. Передашь?
А н и с и м. Передам.
К и р и л л. Будь здоров!
А н и с и м. Ты бы сторонкой, здесь прошел. (Показывает.)
К и р и л л. Не бойся. Пройду — никто не заметит.
А н и с и м. Иди, иди. Поди рад локоть укусить, да не тут-то было?
К и р и л л. А тебе что от этого. (Сник.) Видеть ее не могу. А дня не проходит, чтобы не вспомнилась. (Тихо.) Вот где она у меня, и ничем не вырвешь. Прощай.
А н и с и м. Прощай.
Кирилл уходит. Анисим, чуть обождав, уходит следом.
Слева идут М а р и я Г а в р и л о в н а с открытой головой, одетая в серое платье с кружевным воротничком, который выглядывает из-под пуховой шали, наброшенной на плечи, К р а с н о щ е к о в, молодой, но с каким-то помятым лицом. Он в темном костюме, без галстука, в желтых полуботинках.
К р а с н о щ е к о в. В наше время да в нашем деле, Мария Гавриловна, главное найти плодотворную идею. Ухватиться за нее покрепче — и слава сама пожалует. Я вижу — я увлекся. Вам не интересно?
М а р и я Г а в р и л о в н а. Я вас слушаю.
К р а с н о щ е к о в. Обратите внимание, что наше время — время безудержных идей. Они есть почти у каждого. У вас есть?
М а р и я Г а в р и л о в н а (серьезно). Есть.
К р а с н о щ е к о в. Вот видите. Отчего это происходит, Я лично понять не могу. Но это факт.
М а р и я Г а в р и л о в н а. Снежный человек — факт или не факт?
К р а с н о щ е к о в. Снежный человек — выдумка, и поиски его чистейшая афера. Я знаю историю получше. Была сибирская коровенка, маленькая, неказистая, нетребовательная, а благодаря ей во всем мире ценилось сибирское масло. Посмотрели на нее мужи науки, которым понадобилось вот так, позарез, прославиться, и, как дважды два, ловко и быстро доказали, что эта коровенка позор для социалистического животноводства, что надо ее заменить другими, более представительными породами. И вывели коровенку, как говорится, под корень, заслужив все мыслимые почести и славу благодетелей. Когда умные люди спохватились, — а где же наша кормилица? — ее и след простыл. И вот теперь другие мужи науки снаряжают год за годом экспедиции, ездят по всей Сибири, по самым глухим местам, ищут — не уцелело ли где случайно хвостатое диво. Какой год ездят. Найдут или нет, неизвестно, но что кто-то опять прославится — несомненно. Или взять, например…
М а р и я Г а в р и л о в н а. Достаточно. Увольте. Вы что, коллекционируете дорогостоящие глупости?