Т е р е н т и й. Ягодка ты моя, не косись. Сказал, сегодня закончу, умру, а сделаю. Ну, посмотри ласково.
В а с е н а. Отстань, злодей. Выродок. (Зашла в дом.)
Т е р е н т и й. Ишь, недотрога. (Краснощекову.) Доброе утречко. Как спалось? Славка-то что придумал! Гудок. Выискался прохвост. Теперь, хочешь не хочешь, вставай по сигналу, будто взаправдашний рабочий. Тяжелая штука им быть.
К р а с н о щ е к о в. Шпана ты деклассированная. Ордынец. Внук твой будет настоящим рабочим, а ты пока присосок.
Т е р е н т и й (подсаживаясь и подмигивая). Свет белый не мил? Всех бы заживо грыз? (Достает из кармана поллитровку.) Чувствовал. Прихватил лекарство.
Доносятся первые взрывы.
Начали обедню. Прямо здесь поправитесь? Кажется, никто не подглядывает.
К р а с н о щ е к о в. Давай. (Берет и пьет прямо из горлышка.)
Т е р е н т и й. Милое дело. Не под собачий лай, а под научный гром. Луковку или мануфактуркой закусите?
К р а с н о щ е к о в (обтирая губы рукой). Пятерней.
Т е р е н т и й. Любо-дорого посмотреть. Сейчас полегчает.
К р а с н о щ е к о в (достает и отдает ему десять рублей). Возьми и не считай должником.
Т е р е н т и й (удивлен, но берет). Какие между нами счеты. Сегодня вы мне должны, а завтра моя очередь рассчитываться. Где-то разжились?
К р а с н о щ е к о в. Ты, братец, слишком вольно себя держишь. Все же сдерживайся.
Т е р е н т и й. Так ведь почти за родного принимаем. Но раз сказано — понятно. Многовато дали. С меня еще следует. Держу наготове.
К р а с н о щ е к о в. Можешь держать, мне все равно.
Т е р е н т и й. А разве вечерком не потребуется?
Неопределенный жест Краснощекова.
Понятно. Как настроение будет.
К р а с н о щ е к о в. Теперь слушай. Жилетку положи обратно, где взял.
Т е р е н т и й. Какую?
К р а с н о щ е к о в. Разве несколько прихватил? Воровать яйца твой удел, но трогать вещи ученых… Как говорил один классик — не по чину берешь.
Т е р е н т и й. Не знал, что и в таком деле чины имеются.
К р а с н о щ е к о в. Сколько тебе нужно времени на полную эвакуацию? Один собрался и смылся минут за двадцать. Даже вещи оставил.
Т е р е н т и й. Не Анисим ли?
К р а с н о щ е к о в. Овчаров.
Т е р е н т и й. А-а… Мужик разборчивый. Должно быть, Софьюшка не по вкусу пришлась. Ну, а мне какой резон аллюр три креста?
К р а с н о щ е к о в. Чтоб уцелеть.
Т е р е н т и й. Анисим встрял? Что говорить, неловко получилось. Застукал позавчера. Прасковья притащила яйца, я их в ведро с известкой переложил, никто бы не догадался, а он сообразил. Но ручаюсь, молчать будет, как рыба. За Татьяну боится. Вы его или ее опять припугните.
К р а с н о щ е к о в. Не знал про этот усугубляющий случай. (Пауза.) Нет, страх перестал действовать.
Т е р е н т и й. Ну если на одних перестал, то есть еще другие, кому своя шкура дороже всего.
К р а с н о щ е к о в (снова выпил). На слабость моих нервов рассчитываешь? Примитив. Смело я работал?
Т е р е н т и й. Куда там. Отчаянно. Закрутил, запутал — любо-дорого. Но ведь и я немало этой радости в вас втравил.
К р а с н о щ е к о в (встает). Убыток понес? Триста процентов прибыли мало? Завтра чтоб тебя здесь не было. Прощай, беспутство, здравствуй, заря счастья. Довольно пользоваться моей слабостью. Конец.
Т е р е н т и й. Окончательно?
К р а с н о щ е к о в. Бесповоротно.
Т е р е н т и й. Пропадете без меня.
К р а с н о щ е к о в. А с тобой? Воскресаю?
Т е р е н т и й. Я не против. Отвыкайте. (Помолчав, усмехнулся.) Завтра так завтра. Срок большой. (Запел, ушел в дом.)
К р а с н о щ е к о в. Красиво звучит: здравствуй, заря счастья. Садоводы страны хватают ножницы, спешат нарезать для меня букеты роз. Заглянем на ферму. Зададим новый тон. Чтоб кривая достижений уперлась прямо в зенит. (Уходит.)
Из дома выходит С м о л и н. Он в пальто, в шляпе. За ним идет М а р и я Г а в р и л о в н а.
М а р и я Г а в р и л о в н а. Может, мне вас проводить?
С м о л и н. Визит к Софье Михайловне носит сугубо официальный характер. Он вряд ли затянется. Но на всякий случай вы будьте дома. Кому-то надо встретить профессора. Вдруг я не успею вернуться.
М а р и я Г а в р и л о в н а. Иван Прокопьевич, я вас немного изучила. Вы подготовились к неприятному разговору.
С м о л и н. Прошу не допытывать. Конечно, кто знает, как Софья Михайловна отнесется к известию, что она попадает в число моих сотрудников. Мне кажется, ее это обрадует. Конечно, обрадует. Я ей дам полную свободу действий по агрономической линии. На правах директора опытной станции по использованию подземного тепла пусть экспериментирует над чем хочет. Убежден, здесь, в северной степи, появятся ананасные плантации. Мы создадим здесь климат субтропиков. Потребуется сотня опытов, но это осуществимо. Будущее сего оазиса вас не увлекает? Подумайте.
М а р и я Г а в р и л о в н а. Пока нет. И отчего-то мне грустно.
С м о л и н. А уточнить можно?
М а р и я Г а в р и л о в н а. Боюсь испортить вам настроение.
С м о л и н. В таком случае молчите, молчите. Не то у меня пропадет весь запал, (Торопливо уходит.)
М а р и я Г а в р и л о в н а (задумчиво). Ананасы, субтропики… оазис… первый гудок, безответная исступленная любовь. Отвратительный пропойца. Девчонка-мечтательница. Все вместе. Все рядом. И надо как-то уметь видеть главное, важное, закрывать глаза на остальное, и тогда будто бы можно быть счастливой. Машка, ты глупа, как сто тысяч монашенок. (Медленно уходит в ту же сторону, куда ушел Смолин.)
Из дома выходит А н и с и м, молча манит выйти В а с е н у. Та выходит. Разговор идет вполголоса.
В а с е н а. Чего?
А н и с и м (прислушивается). Поет, паскуда. У Ивана Прокопьевича жилет какой-то пропал.
В а с е н а. Что ты? На кого думают? Не на меня ли?
А н и с и м. Главный ответчик я. Осмотри получше комнаты. Мог Терентий прибрать да пока припрятать, больше некому.
В а с е н а. Больше некому. Мыть стану — в каждый уголок загляну. Если что…
А н и с и м. И виду не подавай, смотри. (Пауза.) Керосин в ведре под лестницей. Лей, не жалей. Руки лучше сохранишь. Чего голову повесила?
В а с е н а. Плохо это, Анисим. Ой, чую, плохо кончится.
А н и с и м. Брось охать. У зверя в лесу или в степи вон какие просторы, куда хочешь беги, тысячи дорог, и то от пули не уходит. А Терентию и подавно не уйти.
В а с е н а. Мы его накроем. Обними. Ведь никого нет. Обними.
А н и с и м. Ну чего выдумала? (Прижимает одной рукой к себе.)
В а с е н а. Я спокойнее буду. (Целует ему руку.) Опора моя!
А н и с и м. Экая ты ласкуша. Терентий что-то зовет. А ну… Я будто у себя сплю, а ты притаись и понаблюдай. (Уходит в дом.)
Слышен голос Т е р е н т и я: «Васена, ягодка».
Т е р е н т и й (выходит). Куда ее черти унесли? Васена! (Стоит, прислушивается.) Не докричишься. (Быстро возвращается в дом.)
Идут С о ф ь я М и х а й л о в н а и С м о л и н. Она взволнованна, с какой-то восторженностью смотрит на академика.
С м о л и н. В тот год, когда чеховский Вершинин впервые предсказал наступление светлой эры человечества через двести — триста лет, я взял в руки букварь. Я еще живой, а коммунизм не за горами. Для артиллерийского офицера тех времен такой просчет вполне простителен. Славно и много мы потрудились. А? Не так ли?
С о ф ь я М и х а й л о в н а. Я работала без срока и отдыха. Ну, на то у меня были еще и личные причины. В работе увлечешься, и многое отходит, тускнеет. «Порой в великой книге тайн природы мне удается кое-что прочесть», — и я уже рада. Иногда с болью видела, как по приказанию равнодушных людей выращенное нами зерно сгорало в бунтах на станции. От этого хотелось кричать и было стыдно глядеть в глаза бригадирам, трактористам, шоферам. Знаете, пока я добилась постройки маслозавода, пролетели незаметно два года. Доярки работают на совесть. Молоко некуда девать. Отсылаем в город, оно дорогой прокисает. Над моими докладными в тресте после смеялись. Они были из одного крика. Да разве все перескажешь! Каюсь, иногда от чувства бессилия часами просиживала за столом только с одной мыслью — бежать, бежать.
С м о л и н. Выбросим это слово навсегда? Да?
С о ф ь я М и х а й л о в н а. Боюсь пока верить. Я как свои собственные мысли понимаю тоску Анисима о далеко рассчитанных планах. Нельзя человеку, особенно в нашем деле, где труд связан с процессами живой природы, остановить или прервать которые нам пока власти не дано, — ежегодно упираться, как в стену лбом, в тридцать первое декабря. Кончается год, и тянутся дни и месяцы сомнений, неуверенности, тягостных ожиданий: когда же дадут новый план, каким он будет? Сколько и каких благоглупостей нам преподнесут? Но вот появилась ваша экспедиция, и я издалека любовалась, как разумно и споро пошла работа. И я поняла, что наши неурядицы, наши, часто напрасные, мучения, наша бестолковщина скоро исчезнут. Что остается совсем немного, и у нас пойдет такая же четкая, умная работа. Что вот-вот прекратится бездумная, безответственная игра в цифры, и наши дальновидные, рассчитанные на много лет вперед планы станут поистине Архимедовым рычагом. Тогда наконец хлеб наш насущный перестанет быть проблемой. Я почувствовала себя очень счастливой. А ваше решение превратить совхоз в исследовательский центр даже ошеломило. Простите, сколько я вам наговорила. (Смотрит перед собой.) Оазис… Два урожая в год… Мои прежние мечты выглядят серыми, робкими и наивными. Неужели это все будет?
Обычные звуки взрывов.
С м о л и н. Слышите?
С о ф ь я М и х а й л о в н а. В это нельзя не поверить. Сильное средство убеждения.