М а р и я Г а в р и л о в н а. Да. Где-то совсем рядом.
Подходит С л а в к а в обожженной грязной одежде, с грязным лицом. В руках у него небольшой потемневший от огня квадратный кусок металла.
С л а в к а (присев на корточки возле Смолина). Дядю с Васеной в одном гробу похороним. Видно, как нашел ее, как они обнялись, так и остались на месте. (Размазывает по лицу слезы.)
С м о л и н. Перестань. Будь мужественным. Что это у тебя?
С л а в к а. Нашел. Дядя Анисим просил. Я ему помог сделать. Собирался на четырех углах поля поставить столбики и прибить это. (Обтирает рукавом поверхность листа, подает Смолину.)
С м о л и н (с трудом читает). «Это поле распахал и до самой смерти на нем работал Анисим Романович Ермолаев. Родился в тысяча девятьсот двенадцатом году. Умер…»
Встает, ставит лист на скамейку и молча снимает шляпу. Славка и Мария Гавриловна становятся рядом. Молчание.
З а н а в е с.
1961
ПОСЛЕДНЯЯ ЛЕГЕНДАКомедия-водевиль в трех действиях
Б о в ы к и н М и р о н С е р г е е в и ч, 50 лет.
Н и н а П е т р о в н а — его жена, 46 лет.
А л е в т и н а — их дочь, 23 года.
В я т к и н М а к а р А л е к с е е в и ч — философская натура, 30 лет.
С т р е к а л о в Е в г е н и й С е м е н о в и ч — поэтическая натура, 26 лет.
О б у х о в Г л е б И в а н о в и ч — деловая натура, 35 лет.
Г у л я е в В а с и л и й В а с и л ь е в и ч — член завкома, человек средних лет, чья неутомимая энергия снискала ему давний почет и уважение.
К а п е л ь м е й с т е р — неопределенная личность, с ярко выраженной наклонностью отлично обслуживать клиентов и свято блюсти интересы оркестров из разряда «диких» коллективов, работающих по частным заказам.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Одноэтажный домик в дачном поселке. Большая комната с окнами и остекленной дверью на веранду. Здесь и гостиная, и столовая. Стол, на нем газеты. Плетеные кресла. У левой стены дешевенькое зеркало. В задней стене две двери: одна в общий коридор, другая — в следующую комнату. За окнами солнечный день. М и р о н С е р г е е в и ч сидит у стола, наслаждаясь чтением газеты. Н и н а П е т р о в н а у стола раскладывает карты. Она в том состоянии, когда все валится из рук и ничего не радует.
Б о в ы к и н (как истинный знаток, смакуя новости). Смотри-ка, так и не могут во Франции составить новый кабинет. Ги-Молле отказался. Наблудил — и в кусты. Читала?
Н и н а П е т р о в н а (со зловещими нотками, предвещающими грозу). Да, читала!
Б о в ы к и н (миролюбиво, с надеждой оттянуть неприятности). А зачем раздражаться? (Откладывает с сожалением газету.) Боком вышел им Суэцкий канал… Не подумали головой, пострадали…
Н и н а П е т р о в н а. Мирон Сергеевич, ты наконец можешь быть серьезным?
Б о в ы к и н. Ну, знаешь…
Н и н а П е т р о в н а. Знаю. Очень важное сообщение. А завтра будет еще интереснее. А послезавтра такое напечатают, что ты всю ночь будешь ворочаться и вздыхать. А когда ты задумаешься о судьбе родной дочери? Когда?
Б о в ы к и н. Опять ты за старые песни. Думал и думаю со дня ее рождения. И не только думал, но и что-то делал. И разговаривал с ней не раз. Но больше — ша! Я отказываюсь давить на ее сознание. Не хочу быть преступником. Она взрослая, самостоятельная. И довольно. Этим все сказано.
Н и н а П е т р о в н а. Бери газету, читай. Читай!
Б о в ы к и н. Уйди, буду читать.
Н и н а П е т р о в н а. Нет, не уйду.
Б о в ы к и н. Нинусенька, я как вол работал одиннадцать месяцев…
Н и н а П е т р о в н а. А я? Я била баклуши?
Б о в ы к и н. И ты честно работала. Так давай проведем наш отпуск по-человечески…
Н и н а П е т р о в н а. Хватит… Довольно… Слыхала… Сейчас отпуск, потом снова работа, а когда же мы позаботимся о дочери? Пойми, что ей скоро двадцать пять, а она еще одинока.
Б о в ы к и н. Ну и что? Если ей нравится.
Н и н а П е т р о в н а (понижая голос, видимо, опасаясь, что ее слова могут быть услышаны еще кем-то). Зато мне это не нравится. Даже наша хозяйка с этакой ехидной улыбочкой выражает мне сочувствие: «Что же это ваша Тиночка опять приехала отдыхать незамужней? Или у нее какой изъян имеется, или она еще не созрела?»
Б о в ы к и н. Тонко старуха подметила: «не созрела».
Н и н а П е т р о в н а. Ты что?
Б о в ы к и н. Ничего… Некоторые замужние женщины и в пятьдесят лет не вполне созревают для семейной жизни…
Н и н а П е т р о в н а. Ах вот как? Двадцать шесть лет назад ты находил меня зрелой?
Б о в ы к и н. Ну вот поехали… Да, находил.
Н и н а П е т р о в н а. Зато я теперь понимаю, что тогда мне действительно очень многого не хватало.
Б о в ы к и н. Нинусенька…
Н и н а П е т р о в н а. Иначе бы ты не соблазнил меня своим Маяковским. Господи! Что я находила в твоем рычании: «Мария! Мария!»
Б о в ы к и н. Нинусенька!
Н и н а П е т р о в н а. Бегала без памяти, в единственных туфлишках, ситцевом платьишке, через котлованы к затону, чтобы кормить комаров и слушать, как помощник машиниста Ронушка Бовыкин читает для меня одной «Облако в штанах» и мечтает стать инженером…
Б о в ы к и н. И он им стал. И тебя покорил. Привел в общежитие и сказал: вот наш дом. И там ты мне родила дочь. А теперь, когда Алевтина выросла, ты прямо повредилась. Ша-а. (Пауза.) Твоя мама выходила замуж в шестнадцать лет? Так?
Н и н а П е т р о в н а. Прежде в деревне и не такое бывало.
Б о в ы к и н. Ты вышла двадцати лет. Алевтина и в двадцать три года не спешит с замужеством. А в двухтысячном году девушку в сорок лет никто не будет называть старой девой…
Н и н а П е т р о в н а. Ты за кого меня принимаешь? Кто бы тебя послушал…
Б о в ы к и н. Нинусенька, ты же знаешь, что человечество прогрессирует. Продолжительность жизни, а значит, и молодости растет. Когда все будут жить по сто пятьдесят лет, неужели найдутся чудаки, чтобы жениться или выходить замуж в двадцать лет? Сто тридцать лет семейной жизни! Да кто же столько выдержит? Конечно, тогда раньше чем в пятьдесят — семьдесят лет никто и не подумает о браке. И то…
Н и н а П е т р о в н а. Продолжай, продолжай. Развивай свои мысли.
Б о в ы к и н. Их развивал академик Богомолец. А я перевожу его идеи на житейский язык. Больше ничего.
Н и н а П е т р о в н а. Нет, это твои мысли. Ты к чему клонишь? Тебя утомила семейная жизнь?
Б о в ы к и н (целуя ее руку). Что ты, что ты, Нинусенька. Я хочу, пытаюсь тебя утешить, успокоить.
Н и н а П е т р о в н а. Ронушка!
Б о в ы к и н. Честное слово. Вообрази, что ты живешь в двухтысячном году, и многое тебя перестанет волновать. Учись смотреть на настоящее с позиции будущего. Я, например, благодаря такой точке зрения всегда спокоен и счастлив. Попробуй вообрази.
Н и н а П е т р о в н а. Хорошо. Вообразила. Обеда сегодня не жди. В двухтысячном году нас избавят от этой обязанности.
Б о в ы к и н. Изумительная логика!
Н и н а П е т р о в н а. Не взыщи. Какая есть.
Б о в ы к и н. Чего ты от меня хочешь?
Н и н а П е т р о в н а. Поговори еще раз с Алевтиной.
Б о в ы к и н. Чтоб она совсем возненавидела меня? Нет!.. Пусть строит свою семью, когда хочет и как хочет.
Н и н а П е т р о в н а (хватает газету). Вот так строит?
Б о в ы к и н. Как?
Н и н а П е т р о в н а. Сегодня восемнадцать объявлений о разводе. (Хватает другую газету.) Вчера — тридцать пять. Каждый день разводы. Ты этого не видишь, не замечаешь? Тебя интересует, кто будет премьер-министром во Франции, а на судьбу нашей семьи тебе наплевать?
Б о в ы к и н. Почему нашей? У нее будет своя…
Н и н а П е т р о в н а. Нет, не будет. Мне суждено нянчить ее детей. Этого права я никому не уступлю. А если ей попадется муж — негодяй, то пусть во Франции будет самый умный и дальновидный премьер, он меня не утешит. Я буду рада за французских матерей, когда их перестанут пугать войной, но если моему внуку придется расти без отца, который сбежит, это горе меня убьет. Логично?
Б о в ы к и н. Почти.
Молчание. На веранде появляется А л е в т и н а. Услышав голоса родителей, застыла на месте.
Н и н а П е т р о в н а. Я вижу, я убеждена, я чувствую: Алевтина влюблена.
Б о в ы к и н. Вот как? Что же, радуйся. Говори: слава богу. Значит, скоро у нас будут внуки, внучки. Пузатенькие, смешные.
Н и н а П е т р о в н а. Оставь пошлости.
Б о в ы к и н. Это внуки-то!
Н и н а П е т р о в н а. Не они, а преждевременные разговоры о них. Ты лучше помоги мне понять, в кого она влюбилась? В кого?
Б о в ы к и н. Как тебе сказать… (Задумался.)
А л е в т и н а (про себя). Я становлюсь центром домашней вселенной… Милые мои старички.
Б о в ы к и н. Это, конечно, загадка… Но не все ли равно?
Н и н а П е т р о в н а. Что?! Ты отдаешь себе отчет?
Б о в ы к и н. Вполне. Пусть, предположим, в Глеба Ивановича.
Н и н а П е т р о в н а. Никогда!
Б о в ы к и н. Почему? Мужик степенный, деловой. Никуда не убежит, внука твоего не бросит. Алевтина не какая-нибудь кокетка. Вполне возможный альянс.
Н и н а П е т р о в н а. Что Алевтина не кокетка — согласна. Но чтоб влюбиться в Глеба Ивановича? Нет. Он — Каренин. Не смей спорить. Разве это мужчина? Нет, нет.
Б о в ы к и н. Дай бог, чтоб все были такие.
Н и н а П е т р о в н а. Нет, не дай. Он скряга. Он помесь Каренина с Плюшкиным… Разве он способен любить? Алевтину он получит только через мой труп.
Б о в ы к и н. Ну пусть ее получит твой любимец Стрекалов.
Н и н а П е т р о в н а. Да, уж, конечно, лучше он. В нем чувствуется душа, какие-то порывы. Он будет нежен, внимателен…