Теперь представьте все эти изменения на временнóй шкале. Тысячи лет непрерывной доминации человека, несколько десятилетий слабой конкуренции, несколько лет борьбы за превосходство. И все, игра окончена. График уходит в бесконечность; отныне машина всегда будет обыгрывать человека в шахматы. Период конкуренции людей и шахматных машин представляет собой крошечную точку на временнóй шкале человеческой истории. И такой однонаправленный технологический прогресс неизбежен буквально во всем — от ткацких станков и производственных роботов до интеллектуальных агентов.
Короткий период конкуренции привлекает столько внимания лишь потому, что мы ощущаем его воздействие на себе. Фаза борьбы часто оказывает непосредственное влияние на нашу жизнь, поэтому мы переоцениваем ее значимость в общей картине. Конечно, нельзя сказать, что происходящее несущественно. Бездушно было бы говорить, что не стоит обращать внимание на людей, страдающих от последствий технического прогресса, поскольку в долгосрочной перспективе их горести не имеют большого значения. Но если мы хотим найти решения, позволяющие облегчить эти страдания, нет смысла говорить о возвращении назад. Искать способы, с помощью которых можно извлечь пользу из перемен, куда более продуктивно, чем противостоять изменениям и держаться за умирающий статус-кво.
Самый главный вывод касается не фазы конкуренции, а той уходящей в бесконечное будущее линии, которая начинается после нее. Прошлое не повторится. Как бы мы ни беспокоились по поводу потери рабочих мест, изменения социальной структуры или машин-убийц, мы никогда не вернемся назад. Это противоречит человеческой природе и человеческому прогрессу. Как только машины начинают лучше (дешевле, быстрее, безопаснее) выполнять какую-либо работу, люди перестают ею заниматься, разве только для развлечения или в случае отключения электроэнергии. Мы уже никогда не откажемся от технологий, которые облегчают нашу жизнь.
Хотя поп-культура не показатель, меня огорчает, что сегодня сказочные и мифические истории в духе фэнтези занимают место научной фантастики. Взгляните на список бестселлеров в категории «Фантастика и фэнтези» на Amazon — и вы увидите, что по крайней мере первые 20 позиций занимают книги, посвященные вампирам, драконам и магам или всему сразу. В жанре фэнтези пишет много талантливых авторов, и сам я являюсь большим поклонником Толкина и Джоан Роулинг. Но я испытываю разочарование от того, что сложная и важная работа по прогнозированию будущего сегодня вдруг вышла из моды, как по мановению волшебной палочки.
Вместе с тем трудно не впасть в пессимизм по поводу завтрашнего дня после просмотра таких фильмов, как «Терминатор» Джеймса Кэмерона (1984) и «Матрица» Вачовски (1999). Обе истории основаны на том, как созданные людьми технологии обращаются против самих людей. Этот классический мотив становится как нельзя более актуальным на фоне того, что начиная с 1980-х мы живем в окружении компьютеров и искусственный интеллект стал горячей темой в исследованиях и общественных дискуссиях. В 2009 году на съезде Ассоциации по развитию искусственного интеллекта в Монтерее (Калифорния) всерьез обсуждался вопрос, существует ли вероятность того, что люди могут потерять контроль над суперинтеллектуальными компьютерами.
Представление, будто сверхумные машины могут превзойти своих создателей и объявить им войну, зародилось не сегодня. В своей лекции в 1951 году Алан Тьюринг предсказал, что машины «перещеголяют людей с их ничтожными способностями» и в итоге возьмут власть. Американский математик и писатель-фантаст Вернор Виндж популяризовал эту идею и в 1983 году выдвинул концепцию «технологической сингулярности». «В скором времени мы создадим разум более мощный, чем наш собственный. Когда это произойдет, человеческая история достигнет своего рода точки сингулярности — перехода, столь же непостижимого, как и искривление пространства-времени в центре черной дыры, — и мир выйдет за пределы нашего понимания»{95}. Десять лет спустя он уточнил: «В течение ближайших 30 лет у нас появится техническая возможность создать сверхчеловеческий интеллект. Вскоре после этого человеческая эпоха будет завершена»{96}.
Бостром принял эстафету и продолжил бег. Благодаря широчайшим знаниям и умению найти общий язык с массовой аудиторией он стал одним из ведущих проповедников, вещающих об опасностях суперинтеллектуальных машин. Его книга «Суперинтеллект» выходит за рамки обычных мрачных пророчеств и детально объясняет (подчас наводя ужас), как и почему мы можем создавать машины гораздо умнее нас и по какой причине те могут в конце концов перестать нуждаться в людях.
Плодовитый изобретатель и футуролог Рэй Курцвейл со своей концепцией суперинтеллектуальных машин бежит в противоположном направлении. Его книга «Сингулярность уже близко» (2005) стала бестселлером. Как и в случае со многими предсказаниями, понятие «близко» подразумевает будущее, которое наступит достаточно быстро, чтобы мы его опасались, но не настолько скоро, чтобы воспринимать его как реальность. Курцвейл рисует почти утопический мир, в котором биологическая природа человека и нанотехнологии объединяются в сингулярность и начинают служить людям, позволяя им достичь чрезвычайно высокого уровня мышления и продолжительности жизни.
Ноэля Шарки больше занимает практическая сторона вопроса. Он разрабатывает этические нормы для использования автономных машин, особенно тех, которые он прямо называет роботами-убийцами. Мы близки к созданию дронов, способных самостоятельно спускать курок, поэтому уже сегодня должны предусмотреть и предотвратить вероятность дистанционных убийств. Фонд ответственной робототехники Ноэля Шарки также пытается обратить наше внимание на социальные последствия автоматизации и ее влияние на человеческую природу. «Настало время остановиться и подумать, каким будет наше технологическое будущее, прежде чем оно подкрадется и обрушится на нас», — говорит профессор. Очень важно, что такие предостережения звучат из уст человека уровня Шарки — ведущего мирового эксперта в области робототехники и исследований ИИ, поскольку это свидетельствует о том, что не все, кто говорит о необходимости сделать паузу, — луддиты и паникеры.
Как объяснил мне Шарки во время нашей встречи в Оксфорде в сентябре 2016 года, мы стоим на пороге революции в робототехнике буквально во всех областях, включая здравоохранение, образование, секс, транспорт, сферу услуг, охрану порядка и военное дело. Однако на государственном и международном уровне эту проблему явно игнорируют. «Кажется, все думают, что надо выждать так же, как было в случае с интернетом, — говорит Шарки. — Сегодня некоторые видные фигуры во все горло кричат о том, что ИИ захватит мир и уничтожит всех нас. Их предсказания вряд ли скоро сбудутся, но они поднимают облако пыли, скрывающее от нас насущные проблемы, с которыми мы можем столкнуться уже в ближайшее время. Пока еще искусственный интеллект остается довольно тупым и ограниченным вопреки всеобщему ажиотажу, но постепенно мы движемся к тому, чтобы позволить ему все больше контролировать нашу жизнь».
Фонд Шарки выступает за принятие международного закона о правах человека в технологическую эпоху, призванного определить и ограничить виды решений, которые могут приниматься машинами в отношении людей и взаимодействия людей с роботами. Это сразу заставляет вспомнить знаменитые три закона робототехники Айзека Азимова{97}, но в реальной жизни все обстоит гораздо сложнее.
Однажды я спросил у Эндрю Макафи, сотрудника Массачусетского технологического института и соавтора книг «Наперегонки с машиной» (2011) и «Вторая эпоха машин» (2014), что он считает самым большим на сегодняшний день заблуждением, связанным с искусственным интеллектом. Тот лаконично ответил: «Величайшее заблуждение — считать, что наши надежды на сингулярность или страхи перед суперинтеллектом вот-вот станут реальностью». Рассудительное и гуманистическое отношение Макафи к влиянию технологий на общество мне очень близко. Его прагматизм перекликается и с позицией эксперта в области машинного обучения Эндрю Ына, ранее работавшего в Google, а сейчас — в китайской компании Baidu. По меткому замечанию Эндрю, беспокоиться сегодня о сверхразумном злодейском ИИ — все равно что тревожиться о «проблеме перенаселенности на Марсе».
Это не значит, что я не ценю обеспокоенность Бострома и его единомышленников нашим будущим. Просто хочется, чтобы они больше заботились обо мне и о каждом из нас, ведь существует масса насущных проблем, требующих скорейшего решения. Я склонен рассматривать негативные эффекты внедрения новых прорывных технологий как болезнь роста, последствия которой окажутся далеко не так страшны, как это выглядит поначалу. Новое не всегда лучше старого, но неправильно думать, будто новое всегда хуже старого: такой пессимистический взгляд был бы пагубен для развития нашей цивилизации.
Мы не можем в точности знать, чтó принесут с собой новые технологии, но я верю в молодежь, которая развивается одновременно с ними. Не сомневаюсь, что молодые смогут дать технологиям новую, удивительную жизнь — так же, как это сделало мое поколение, использовав технологии для создания спутников и компьютеров, и как это делает каждое поколение на пути к своим самым грандиозным целям.
Как правило, в заключении авторы сбавляют обороты, завершая разговор; я же, наоборот, хочу вас взбудоражить. Надеюсь, что вы воспримете этот раздел как призыв задуматься об очерченных мной проблемах и принять активное участие в создании такого будущего, каким вы хотите его видеть. Эта дискуссия уникальна, поскольку не носит академического характера. Она направлена в грядущее. Чем больше люди верят в позитивное технологическое завтра, тем выше вероятность того, что оно настанет. Мы все формируем наше будущее своими убеждениями и действиями. Я верю, что наша судьба находится в наших руках. Ничто не предрешено. Никто из нас не является просто зрителем. Игра продолжается, и все мы сидим за шахматной доской. И единственный способ победить — мыслить шире и глубже.