Люди и животные находятся сейчас в очень сложных отношениях, а достижения современной науки и техники накладывают на людей особую ответственность: человек сейчас очень активен и поэтому обязан предвидеть последствия своих активных действий.
Охрана природы, охрана животных, охрана окружающей человека среды имеет многообразные формы. И одна из них — очень внимательное и строгое наблюдение за животными, пытающимися расселяться самостоятельно, и продуманное отношение к искусственному расселению животных.
Ошибка или просто невнимание может привести к огромным материальным убыткам, может привести к опустошению обширных территорий, к разрушению природных комплексов.
Человечество и в далеком и не в очень далеком прошлом уже совершило немало ошибок.
«Мы не можем и не должны больше делать ошибок, — пишет советский ученый профессор Н. П. Наумов, — так как каждая из них при современном уровне развития техники может стать угрозой самому существованию человечества».
IIIЧЕЛОВЕК РАССЕЛЯЕТ ДРУЗЕЙ, ПОМОЩНИКОВ И ВРАГОВ
МЫ ЖИВЕМ В МИРЕ,
ПОЛНОМ ВЗРЫВОВ,
И ХОТЯ ВРЕМЯ И МЕСТО
ОЧЕРЕДНОЙ ВСПЫШКИ
НАМ НЕ ВСЕГДА ИЗВЕСТНЫ,
ВЕРОЯТНО,
МЫ МОГЛИ БЫ НАЙТИ СПОСОБ
ПРЕДОТВРАТИТЬ ЕЕ
ИЛИ ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ
УМЕНЬШИТЬ ЕЕ СИЛУ
Глава перваяШестиногие путешествуют
Запрещенный майский жук и преступление профессора Трувело
В зале погас свет, вспыхнул экран, и по полотну медленно поползло огромное чудовище. Непосвященный, наверное, содрогнулся бы, увидав это страшилище. Но сидевшие в зале люди хорошо знали, что на экране во много раз увеличенный обыкновенный майский жук, и внимательно следили за каждым его движением.
Вот жук остановился, тяжело «задышал» — брюшко его начало раздуваться и опадать, будто он накачивал в себя воздух. Потом жук поднял жесткие надкрылья, расправил тонкие крылья и полетел. И еще внимательнее стали люди вглядываться в экран, следя за полетом жука.
Майский жук — насекомое известное. Мало кто не знает, что это — опасный вредитель, что десяток личинок майского жука — толстых желтовато-белых червей — могут уничтожить полностью растительность на квадратном метре. Сам майский жук тоже вредит деревьям, обгрызая молодые листочки. И если жуков или их личинок много, это очень опасно. Поэтому люди внимательно следят за жуками и, если обнаруживают большое количество этих насекомых, немедленно принимают меры.
Но внимание людей жук привлекает и по другой причине. Не многие, очевидно, знают, что не дает этот жук покоя инженерам и конструкторам, техникам и изобретателям.
Во Франции, в одном из конструкторских бюро, висит рядом с «портретом» жука такая надпись: «Майский жук летает, нарушая все законы аэродинамики. Но он не знает этого и продолжает летать».
Люди тоже не знают, почему летает майский жук. По мнению конструкторов и инженеров, у жука все «рассчитано» неправильно: и его вес, и крылья, и «мощность мотора». При таком весе, чтоб полететь, считают ученые, «мотор» жука должен был бы быть по крайней мере в три раза сильнее. Правда, помогает жуку в полете то, что он почти на треть состоит из воздуха, — перед полетом, двигая усиленно брюшком, он действительно накачивает в особые мешки воздух. Но все-таки это вовсе не главное. А вот что главное, люди не знают, хотя узнать очень надо: ведь, возможно, благодаря жуку удастся создать какой-нибудь удивительный летательный аппарат. Об этом думают ученые в Европе, об этом думают ученые и в Америке. Вот почему так внимательно следят американцы за полетом жука на экране, вот почему по многу раз прокручивают пленки, запечатлевшие поведение жука, вот почему так тщательно рассматривают они схемы и рисунки. Ученые в Америке еще не раскрыли тайну полета жуков, но очень многое уже знают о них. Хотя далеко не все они видели живых майских жуков. В Америке майские жуки не водятся. Поэтому специальные экспедиции, специальные киногруппы отправляются в Европу, чтоб еще и еще раз снять во всех подробностях полет и поведение майского жука.
Но ведь это очень сложно и стоит, наверное, очень дорого?
Да, это так.
А не проще ли привезти насекомых в Америку и наблюдать за живыми жуками в лабораториях?
Да, гораздо проще, но это невозможно: специальный закон категорически запрещает ввоз в Америку майских жуков. (Запрещен ввоз и многих других насекомых, но майский жук оговорен особо!)
И американцы — как ни соблазнительно изучать полет живого жука — строго выполняют закон, потому что очень хорошо помнят, что произошло 8 мая 1869 года.
Майский жук — опасное животное.
Поначалу этот день ничем не отличался от всех предыдущих дней. Как всегда, профессор вошел в свой кабинет и принялся осматривать садки с насекомыми.
Если бы он знал, что произойдет через несколько минут, он немедленно уничтожил бы собственными руками всех насекомых, не задумываясь сжег бы все садки! Но он не предполагал, что через несколько минут произойдет событие, сделавшее 8 мая 1869 года одним из самых страшных для Америки дней, что имя Трувело будут проклинать тысячи людей.
А ведь он хотел только добра. Профессор Леопольд Трувело хотел «усовершенствовать», «улучшить» шелковичных червей. Над этой проблемой он работал уже давно. Ради того, чтоб закончить свой труд, он оставил занятия астрономией, покинул Гарвардскую обсерваторию, переехал из шумного Бостона в маленький городок Медфорд в штате Массачусетс.
Для того чтоб вывести новые породы шелкопрядов, профессор привозил куколки и яички бабочек из других стран. Вот и в тот день в его лаборатории в садках находились молодые гусенички непарного шелкопряда, появившиеся совсем недавно из яичек. Профессор надеялся скрестить непарного шелкопряда с тутовым и получить новый вид бабочек, которым, во-первых, не страшна была бы пебрина — болезнь, погубившая чуть ли не всех тутовых шелкопрядов в Европе, и, во-вторых, гусеницы которых питались бы листьями не только тута, но и дуба и березы.
Непарный шелкопряд в Америке не водился, и профессор специально привез его из Европы и радовался, что из яичек появились гусенички.
А через некоторое время профессор в ужасе метался по дому, не зная, что предпринять: несколько гусеничек непарного шелкопряда выскользнули через окно лаборатории и очутились на воле. Пожалуй, никто во всей Америке, кроме профессора и его ассистентки, не знал тогда, чем это может грозить.
Вместе с ассистенткой профессор бросился в сад, тщательно осмотрел все деревья и кусты. Но гусеничек обнаружить не удалось. Понимая всю опасность происшедшего, профессор немедленно сообщил о случившемся в департамент земледелия. Прибыла специальная комиссия, были привлечены студенты. Но беглянок так и не удалось обнаружить. На всякий случай вырубили и сожгли весь сад вокруг дома Трувело. Это несколько успокоило профессора, хотя и не до конца. Однако прошли годы, и шелкопряд ничем не напомнил о себе. В конце концов профессор успокоился, решив, что гусеницы погибли. Он сошел в могилу, так и не узнав о несчастье, которое принес Америке.
Лишь через двадцать лет обнаружил себя непарный шелкопряд. Но как!
Сначала жители Медфорда заметили, что на деревьях обнажились ветви, будто наступила зима, хотя было еще начало лета. Не успели они сообразить, в чем дело, как полчища неизвестных американцам волосатых гусениц вошли в город. Они уничтожали на своем пути все деревья и кусты в садах, в скверах, парках, на кладбище. Они заползали в дома, поедая цветы, они покрывали сплошным слоем стены домов и заборы, тротуары и мостовые. Люди сгребали их лопатами, давили катками, поливали кипятком и керосином. Но всё новые и новые полчища гусениц прибывали в город. Сотни фермеров в округе были разорены, сотни людей заболели: крошечные, но ядовитые волоски впивались в тело, вызывая нестерпимый зуд. Тысячи гусениц заползали в постели, в еду, от раздавленных гусениц шел нестерпимый смрад. Начали гибнуть коровы, козы, овцы — их нечем стало кормить, потому что гусеницы поели всё. Начали голодать люди: поезда не могли двигаться по рельсам, покрытым сплошным слоем гусениц, и доставка продовольствия в город прекратилась.
Жители стали покидать город, а вслед за ними двигалась лавина прожорливых гусениц, и всё новые и новые территории превращались в унылые пустыни.
А ведь все началось с нескольких гусеничек. Оказывается, они не погибли, как надеялся Трувело. И их не уничтожили, когда уничтожили все деревья и кустарники вокруг дома профессора: гусениц там не было. Ни профессор, ни прибывшие по его сигналу специалисты, видимо не знали, что гусеницы непарного шелкопряда в раннем возрасте способны летать. Переносит их ветер, а помогают гусеницам преодолевать огромные расстояния длинные волоски и крошечные пузырьки на концах волосков да тонкая паутинка, которую выпускают гусеницы. Поэтому гусеницы, попавшие сначала в сад профессора, вскоре были унесены ветром в ближайший лес. В лесу гусеницы благополучно окуклились. Появившиеся затем бабочки отложили яички. Новое поколение гусениц, а их уже было много, не испытывало недостатка в еде: непарный шелкопряд поедает более трехсот видов различных растений. И, конечно, на новом месте гусеницы нашли себе пищу. Волоски, имеющиеся у гусениц, не только помогают им летать, но и защищают их: очень немногие птицы поедают волосатых гусениц. Яйца бабочек тоже хорошо защищены — им не страшны ни морозы, ни затопления.
Ну, а об остальном расскажут цифры.
Тот, кто видел этих бабочек, понимает, почему Карл Линней дал им такое название. Самка и самец очень не похожи: самец чуть ли не вдвое меньше и хорошо летает, а самка почти неподвижна — ее брюшко набито яичками.
Увидеть самку не трудно — она светлая, хорошо заметна на коре дерева. Хорошо заметны и ее кладки — желтые бляшки, покрытые твердой и плотной коркой. Под этой коркой находятся яички.
За лето самка может отложить 120 яичек. Значит, появится 120 гусениц, а потом — 120 бабочек. Пусть половина из них — самцы. Значит, через год будет 60x120=7200 бабочек. Еще через год — 7200x60=432 000. Еще через год — 25 920 000. На четвертый год число бабочек перевалит за полтора миллиарда. А через десять лет потомство одной бабочки непарного шелкопряда будет исчисляться девятнадцатизначной цифрой! Потомство одной бабочки. А ведь профессор Трувело упустил несколько гусениц. Так удивительно ли, что в 1901 году уже четыре тысячи квадратных миль было заражено непарным шелкопрядом, а в 1907 — уже 10 тысяч!
Несмотря на самые активные меры, непарный шелкопряд продолжает наносить огромный вред сельскому хозяйству США и сейчас. Достаточно сказать, что на борьбу с этим вредителем в США ежегодно тратится более двух миллионов долларов.
Вот почему закон запрещает ввозить в Америку майского жука, и американцы вынуждены снимать в Европе кинофильмы и изучать по ним полет этого жука. Конечно, если бы майский жук был завезен в Америку, никто не стал бы выпускать его на свободу. Напротив, люди делали бы все, чтоб этого не произошло. Но ведь профессор Трувело тоже не собирался «дарить» Америке шелкопряда.
Возможно, майский жук и не такой страшный вредитель, как непарный шелкопряд. Но ведь и непарный шелкопряд в Европе не приносит такого вреда, как в Америке. Так что американцы правильно решили: лучше не рисковать!
И все-таки майский жук уже прорвался за океан. Его еще мало (хотя проник он в Америку в 1942 году), и с ним ведут упорную борьбу. Но кто победит — люди или насекомые, — пока не известно!
Шестиногие путешественники и условный рефлекс
Непарный шелкопряд — не единственный вредитель, переселившийся на Американский континент.
Сейчас в Америке одним из опаснейших вредителей пшеницы считается гессенская мушка. Эта крохотная мушка никогда не жила в Америке. Да и в Европе-то ее мало кто знал, и имя у нее было совсем другое, известное только специалистам.
Но вот в 1776 году в Америку прибыли солдаты из Гессенского княжества, находившегося на территории теперешней Германии. Таких мелких немецких княжеств было много, они часто воевали друг с другом и часто, кроме того, торговали солдатами: князья посылали их сражаться за того, кто хорошо платил.
Гессенский князь, видимо, продал или «сдал в аренду» своих солдат за океан. В пути солдаты спали на соломе, захваченной в Европе, и, прибыв в Америку, выбросили ставшие ненужными подстилки. Если бы американцы знали, какой страшный враг прибыл с этими солдатами! Что в сравнении с ним оружие наемников!
Маленькое, с прозрачными крылышками насекомое, притаившееся в соломе (очевидно, в соломе были личинки или яички мушки), поначалу не беспокоило американцев. Но скоро мушка, впоследствии названная гессенской, заявила о себе: начала портить пшеницу американских фермеров. А еще через некоторое время размножилась настолько, что стала представлять серьезную опасность для сельского хозяйства Америки.
В 1830 году из Европы в Америку попала галеруцилла — жук-листоед, губящий лиственные деревья. Не успели американцы найти способ борьбы с галеруциллой, как надвинулась новая напасть — в 1856 году появилась бабочка-репница и за 20 лет захватила всю территорию США и Южной Канады.
Прекрасно освоились и в короткое время захватили огромную территорию «европейцы» — люцерновый жук-долгоносик и стеблевый мотылек. И не только они: тайно и явно из Европы в Америку перебрались более трехсот видов насекомых, причем не менее двадцати пяти из них — опасные вредители.
С насекомыми-переселенцами американцам не повезло — не только из Европы устремились они за океан. Не менее ста пятидесяти видов шестиногих вредителей перебрались за океан из других стран и акклиматизировались там.
Особенно опасным оказался жук, названный впоследствии японским, так как предполагают, что прибыл он именно из Японии. Обнаружили его впервые в 1916 году в одном из питомников Нью-Джерси. Жуков было найдено всего несколько, и, как считают, жили они на площади всего в половину гектара. Но через год жук заселил уже 8 квадратных километров, на следующий год — 18, а на третий — 120. Причем количество его на гектаре было таково, что один человек за день собирал до 20 тысяч жуков.
В одном фруктовом саду, насчитывающем 156 деревьев, провели ручной сбор жуков. За два часа жуками наполнили бидоны общим объемом свыше восьми тысяч литров, но количество этих насекомых в саду почти не уменьшилось.
Питаясь более чем 260 видами растений, японские жуки продолжали быстро размножаться и в течение последующих четырех лет заняли соответственно 257, 765, 1833 и 6105 квадратных километров. К 1941 году этот жук занимал уже территорию в 50 тысяч квадратных километров.
Ученые считают, что жук попал в США вместе с партией ирисов или азалий. Видимо, это так и есть. И не только жук, получивший в Америке название японского, переселился вместе с растениями. За много лет из страны в страну, с континента на континент человек перевез примерно 200 тысяч видов и разновидностей растений. И вместе с ними переселялись насекомые.
Перевоз из страны в страну, с материка на материк и акклиматизация растений — главная причина и главный способ распространения насекомых, считают ученые. Да, главный. Но далеко не единственный. Насекомые способны переселяться, путешествовать, используя самые совершенные и самые невероятные способы передвижения. И чем совершеннее становится транспорт, тем быстрее путешествуют насекомые.
Английский ученый П.-Г. Майерс во время плавания от Тринидада до Манилы на судне, везущем рис, развлекался тем, что подсчитывал «безбилетных пассажиров» — животных, плывущих на этом же судне, главным образом насекомых. Он насчитал 41 вид таких путешественников. Когда ученый прибыл в Манилу и распаковал свои чемоданы в гостинице, он обнаружил еще несколько жуков, не замеченных им на судне и укрывшихся даже от его опытного глаза. Жуки оказались опасными вредителями муки и зерна.
Это было на одном только судне, идущем по определенному курсу. Ч. Элтон решил проверить, сколько же могло быть таких судов примерно в то время, когда П.-Г. Майерс вел свои наблюдения. Он выяснил, что, кроме судов каботажного плавания, на 7 марта 1936 года в море на пути в различные порты находилось 1462 судна и 852 — в портах. Можно себе представить, сколько «безбилетных пассажиров» путешествовало на этих судах! А ведь это только суда Великобритании.
Ученые подсчитали, что только на одном гектаре леса насекомых и паукообразных живет больше, чем людей на всей планете.
В 1929 году в Бразилии вспыхнула эпидемия малярии, одна из самых тяжелых, когда-либо случавшаяся в этой стране. Переболели сотни тысяч людей, 12 тысяч умерло. Причиной эпидемии явились несколько африканских малярийных комаров, попавших в Бразилию и очень быстро распространившихся по стране. А прибыли они в Бразилию из Дакара на французском истребителе.
Эпидемия продолжалась до 1938 года. И чтобы уничтожить комаров, потребовалось 3 года, в течение которых более 3 тысяч человек вели борьбу с этими комарами.
Случай почти анекдотический, но очень ярко характеризующий самые невероятные возможности для переселения насекомых, произошел с одним англичанином. Вернувшись на родину из Египта, англичанин среди прочих вещей привез куртку с деревянными пуговицами. Однажды перед сном, случайно взглянув на висевшую куртку, он заметил, что пуговицы шевелятся. Решив, что шевелящиеся пуговицы — плод усталого воображения, англичанин собрался поскорее лечь и отдохнуть, но пуговицы не дали этого сделать: неожиданно одна из них треснула и из нее появились усики, головка, а затем и все насекомое целиком. То же произошло и со второй пуговицей. Англичанин не стал дожидаться продолжения: быстро срезав все пуговицы с куртки, бросил их в огонь.
Этот человек был знаком с зоологией, имел представление о расселении и размножении насекомых и понял, чем может грозить появление новых вредителей, не живших ранее на Британских островах.
В том, что это были вредители, англичанин не сомневался: жуки обитали в дереве и, очевидно, принадлежали к одному из многочисленных видов короедов или древоточцев.
Конечно, вовсе не обязательно, чтобы жуки эти уцелели на Британских островах. Скорее всего, они, жители теплого Египта, погибли бы в Англии. Но гарантии в этом нет. Жуков было мало? Да, верно. Но ведь Трувело тоже упустил всего несколько гусениц.
И тут встает множество вопросов. Например: почему одни иммигранты, попав на новые земли, гибнут, а другие выживают? (Ведь путешествуют и добираются до новых мест не только те, о которых мы знаем потому, что они проявили себя, но и те, которые погибли и не «сообщили» нам о себе.)
Причин много: неподходящий климат, отсутствие достаточного количества еды, конкуренция с местными видами, которую иммигранты, как правило, не выдерживают. Это понятно. Удивительнее другое: почему выжившие и акклиматизировавшиеся в новых местах насекомые в короткий срок распространяются на огромных территориях и становятся гораздо опаснее, чем у себя на родине? Ведь тот же непарный шелкопряд, живущий в Европе, никогда не размножается в таких катастрофических количествах, как в Соединенных Штатах.
Люцерновый жук-долгоносик, златогузка, стеблевый мотылек и другие вредители, попавшие в Америку из Европы, на родине ведут себя гораздо спокойнее, ущерб, наносимый ими, во много раз меньше. А на гессенскую мушку европейцы вообще обратили внимание лишь после того, как она проявила себя в Америке.
Почему же пришельцы чувствуют себя на чужбине гораздо вольготнее, чем на родине?
Возможно, понять это в какой-то степени поможет история, происшедшая в Московском зоопарке и рассказанная профессором Петром Александровичем Мантейфелем. Однажды в клетке недавно привезенных в зоопарк тигров очутился козленок. Козленок в клетке тигров! Казалось, еще мгновение — и от козленка останутся только клочки шерсти. Но тигры вдруг в ужасе шарахнулись от козленка и приняли оборонительные позы. Ни о каком нападении не могло быть и речи. Козленок же, безусловно не понимая, к кому он попал, смело и доверчиво направился к тиграм. А те пятились всё дальше и дальше, пока не прижались к стене. Оскалив зубы и закрыв от ужаса глаза, тигры в панике стали отмахиваться лапами от козленка. Случайный удар убил его. Но тигры продолжали бояться и мертвого козленка, далеко обходя бездыханное тельце.
Глупые тигры? Испугались маленького и слабенького козленка? Нет, тигры эти были не глупее своих собратьев, прекрасно расправлявшихся с козами. Но эти тигры никогда в жизни не видели коз и козлят. И, увидев такое «чудовище» впервые, испугались.
Трудно сказать, что бы произошло, если бы в страну (условную страну), населенную испокон веков тиграми и животными, на которых эти тигры всегда охотились, вдруг попали бы козлята, которых тигры никогда не видели.
Очевидно, тигры (первое время, во всяком случае) не трогали бы коз, возможно, даже избегали бы их. Козы были бы защищены своей «неизвестностью». Тигров же останавливал бы безусловный, врожденный рефлекс, выработанный в течение веков на определенных животных. Возможно, со временем появился бы другой, условный, выработанный в течение жизни, рефлекс на коз, и они тоже стали бы добычей тигров. Но чтоб такой рефлекс появился, должна была бы произойти какая-то «подсказка», какой-то очень конкретный и точный эпизод (и не один), который бы дал понять тиграм: это тоже еда; или: эти животные безопасны, хоть и непонятны своей необычной внешностью.
Это общее правило, хотя, как и всякое правило, имеет исключения. Поэтому в исключительных случаях птицы или насекомоядные звери поедают незнакомых насекомых, но, как правило, не обращают на них внимания: незнакомое — значит, не годится в пищу. И насекомые на чужбине защищены своей «неизвестностью».
Непарный шелкопряд — не очень-то съедобное насекомое: гусеницы его волосатые и ядовитые для некоторых птиц. И тем не менее в Европе у него есть естественные враги. Достаточно вспомнить кукушек, которые с удовольствием поедают в день тысячи гусениц непарного шелкопряда, если они появляются в большом количестве, и даже специально прилетают издали в места скопления этих гусениц.
Насекомоядные птицы и звери, уничтожая огромное количество насекомых, не давая им размножаться в катастрофических количествах, поддерживают так называемое биологическое равновесие в природе. Но стоит уменьшиться количеству птиц, паразитирующих или хищных насекомых, как количество насекомых-вредителей сразу же возрастет. Ну, а если вообще нет «сдерживающей силы»? Как размножается тот же непарный шелкопряд, мы уже говорили. Такими же темпами размножаются и многие другие насекомые. Например, потомство одной домашней мухи, если бы оно все выживало, выстроенное в одну линию, займет расстояние от Земли до Луны. Если бы выжило потомство только одной тли, то оно покрыло бы всю землю сплошным полуметровым слоем. Но мы обычно говорим: «Если бы… то». Практически тле, так же как и другим насекомым, не дают так размножаться их естественные враги. На чужбине некоторые насекомые освобождены от всяких «если бы» — их размножение никем и ничем не сдерживается.
Божья коровка — прожорливый хищник.
Птицы и насекомоядные звери, хищные и паразитирующие насекомые Америки «не обратили внимания» на гусениц непарного шелкопряда, «не обратили внимания» на гессенскую мушку и других иммигрантов. А те, попав в подходящие климатические условия, имея достаточно еды, стали быстро размножаться. Биологическое равновесие было нарушено. Произошел экологический взрыв, случилось непоправимое несчастье. Ежегодно от насекомых-чужеземцев гибнут тысячи тонн хлеба и овощей, тысячи тонн фруктов и тысячи гектаров леса.
И не только в Америке.
Ответные визиты
Суда, как известно, плывут не только в одну сторону — от берегов Европы к берегам Америки. Плывут они и в обратном направлении. И на этих судах, стремящихся в Европу, тоже едут безбилетные и очень нежелательные пассажиры.
Получив из Европы немало опасных вредителей, Америка «не осталась в долгу» — не менее трех десятков насекомых переселилось из Нового Света в Старый.
Сейчас в каждой стране существует карантинная служба. Ни одно растение не может быть привезено в страну без предварительного осмотра или специального обезвреживания, если это надо. И тем не менее насекомые иногда прорываются сквозь карантинные кордоны. Правда, Европе долгое время везло: несмотря на то что карантинная служба установлена сравнительно недавно, а насекомые путешествуют давно, первое настоящее и грозное вторжение чужеземцев в Европу произошло всего сто с небольшим лет назад — в 1868 году. Россия подверглась нашествию иноземцев впервые в 1880 году.
И здесь когда-то шумели леса…
Поздней осенью 1880 года жители Крыма были не на шутку перепуганы — целое войско с кашеварами и конюхами, с обозами и лазаретами выступило в поход. Война? С кем? Где неприятель?
Слухи ползли самые разные и не прекратились даже тогда, когда солдаты под командованием своих офицеров начали перекапывать и взрывать мерзлую землю, выкорчевывать виноградники.
Крестьяне не знали еще, что солдаты ведут войну со страшным и сильным врагом. Но ученые уже знали этого врага и сумели убедить правительство принять меры.
28 ноября 1880 года специальным распоряжением командующему 13-й пехотной дивизией генералу Корфу было предписано «безотлагательно принять меры по прекращению обнаружившейся на виноградниках Крыма филлоксеры». И начались бои. Правда, крестьяне видели только одну сражающуюся сторону — людей. Вторая сторона была невидимой, скрытой глубоко в земле. Может быть, поэтому многие не верили в необходимость каких-то мер и уж наверняка не верили в необходимость так жестоко уничтожать виноградники.
А за семнадцать лет до этих событий французские виноградари тоже не верили, что надо срочно и решительно принимать какие-то меры. Да и откуда им было знать, отчего вдруг стали сохнуть листья на прекрасных виноградных лозах, почему сам виноград стал вдруг мелким, кислым и почему вскоре вообще стали гибнуть виноградники. А когда в 1868 году узнали наконец, было уже поздно: за пять лет погибли тысячи гектаров виноградников.
Причиной гибели виноградников оказалось крошечное, не больше миллиметра, насекомое. Ученые дали этому насекомому имя «филлоксера», что в переводе с греческого значит «листоиссушительница». Вскоре выяснили, и откуда она взялась: оказывается, филлоксера — американка и ее вместе с лозами американского винограда завезли в Европу любители-виноградари.
В Америке филлоксера (кстати, там она называлась иначе) тоже вредит винограднику, но не так сильно. (Американцы сами открыли ее всего в 1853 году!) Американские сорта винограда более стойкие по отношению к филлоксере, во-первых, и в Америке есть естественный враг филлоксеры — особый вид клещей, — во-вторых.
В Европе таких клещей не было, а европейские сорта винограда оказались к тому же менее стойкими по отношению к вредителю. И филлоксера начала свирепствовать в Европе.
Филлоксера — враг не только опасный, но и коварный. Зараженные ею виноградные лозы — растения достаточно крепкие, поэтому первые несколько лет они не «рассказывают» о своей болезни. А когда люди замечают, что с растением неблагополучно, спасти его уже нельзя: филлоксера слишком сильно размножилась и слишком сильно повредила ее корни.
Близкий родственник известной всем тли — филлоксера не только внешне похожа на нее, она близка ей и по своему строению и по энергии размножения. Давая по 6–7 поколений в год, филлоксера в течение лета способна оставить потомство, количество особей в котором можно записать пятнадцатизначной цифрой! Конечно, это теоретически. Но и практически филлоксера так размножилась, что к 1895 году уничтожила 1 200 000 гектаров — 90 процентов всех виноградников, имевшихся тогда во Франции. В 1900 году ущерб, нанесенный филлоксерой Франции, исчислялся 10 миллиардами золотых франков! Парижская Академия наук объявила награду в 300 тысяч франков тому, кто укажет средство борьбы с филлоксерой. Но до сих пор этой премии никто не получил.
Филлоксера свирепствовала не только во Франции — уже к 1869 году ее обнаружили в Швейцарии, в 1871 году она проникла в Португалию и Испанию, в 1872 году — в Австрию, в 1875 — в Венгрию, потом в Италию и Югославию, Румынию. Через некоторое время она проникла в Турцию, Северную Африку, Австралию, Индию, Китай, Корею. И всюду она причиняла огромный вред виноградникам, и нигде не могли найти средства борьбы с ней.
Испуганное правительство России принимает в 1873 году первый в истории страны закон по карантину. Закон запрещал ввозить в страну какие-либо виноградные лозы. Но закон не помог: не прошло и двадцати лет со времени появления филлоксеры в Европе, как несчастье обрушилось на виноградарей Крыма.
Война с филлоксерой в Крыму была долгой и жестокой. Двадцать лет сражались люди с этими крошечными существами: выкорчевывали виноградники, сжигали лозы, заливали землю ядовитыми растворами. Иногда казалось, что филлоксера побеждена. Но она неожиданно появлялась в других местах, потом вновь обнаруживала себя там, где ее вроде бы уже уничтожили.
А пока шла война в Крыму, филлоксера расселилась по Бессарабии и Кавказу.
И снова гибли тысячи гектаров прекрасных виноградников, становились нищими сотни тысяч крестьян. Люди роптали, не понимая, зачем уничтожают и сжигают виноградники, часто скрывали, что их виноградник заражен; охваченные отчаянием, нередко чинили препятствие филлоксерщикам и становились невольными пособниками своего врага. Правительство бросало на борьбу с филлоксерой всё новые и новые воинские части. Но «подземный огонь» — так называли филлоксеру — продолжал сжигать виноградники. Иногда он тлел, иногда разгорался ярким пламенем.
Филлоксера казалась непобедимой. Ведь не только крестьяне и солдаты — даже ученые, возглавлявшие борьбу с филлоксерой, не знали как следует ее жизни, повадок, «привычек», «характера».
В Европе, чтоб как-то противостоять филлоксере, стали использовать американские лозы — привозили их из-за океана, прививали к ним европейские сорта, добиваясь, чтоб корни у винограда были от американского, а сам виноград (он гораздо крупнее, вкуснее, качественнее) — европейский. И там, где этого добились, филлоксера уже была не так страшна, как в первые годы ее появления. «Американские корни» противостояли вредителю, но качество привитого винограда стало все-таки значительно хуже.
Сколько на каждом из пароходов плывет бесплатных шестиногих пассажиров!..
Филлоксера была первым, но не единственным опасным вредителем, прибывшим из Америки.
В середине прошлого века в Соединенных Штатах Америки появился еще более опасный и еще более печально знаменитый вредитель. В отличие от филлоксеры он свирепствовал у себя на родине. А главное, этот вредитель уничтожал картофель. Конечно, виноград очень нужен людям, но, на худой конец, без него можно обойтись. А вот как обойтись без картофеля?
Появившийся вредитель не родился вдруг — его создали люди сами. И создали очень сложным путем. (Кстати, один из очень многих примеров сложности взаимоотношений людей и животных!)
Южноамериканские индейцы создали удивительное растение — картофель. Первые европейцы, посетившие Южную Америку, конечно же, в числе прочих замечательных трофеев привезли это растение на родину. Здесь, в Европе, картофель (правда, не сразу и не без труда) завоевал популярность, стал необходим людям, и когда европейские переселенцы ринулись осваивать земли Северо-Американского континента, они, конечно, захватили его с собой.
В Северной Америке картофель прижился и стал продвигаться по всей стране вместе с людьми. Таким образом, он дошел до штата Колорадо. Там, на Дальнем Западе, в районе от Колорадо до Мексики, жил ничем не примечательный и мало кому известный жучок, которого ученые по числу полосок на жестких надкрыльях называли десятилинейным листоедом. Жук этот поедал листья дикого растения и никому не мешал. Но вот пришли люди и стали сажать картофель. Картофель, к несчастью, оказался близким родственником диких пасленовых растений, которыми питались жуки. Но картофель, конечно, оказался гораздо вкуснее, к тому же его было значительно больше — целые поля! Жук это быстро «понял». Люди же, к сожалению, поняли опасность, грозящую картофелю, гораздо позже. А когда забили тревогу, огромные полчища жуков, уже опустошив поля в Колорадо, двигались по стране. И полчища их с каждым годом увеличивались: обилие пищи дало возможность жукам очень активно размножиться и они использовали эту возможность: каждая самка в течение лета откладывает примерно семьсот яичек. Очень скоро из них появляются личинки, которые тут же начинают грызть листья и стебли картофеля. Затем они превращаются в жуков, тоже очень активных вредителей. Новые поколения жуков тоже, конечно, откладывают яйца. Из них появляются личинки, которые успевают в течение этого же лета превратиться в жуков. Таким образом, потомство только одной жучихи в течение лета может составить 80–85 миллионов «детей», «внуков» и «правнуков». Стоит ли удивляться, что жуки, получившие имя колорадских, так как впервые особенно «отличились» в 1845 году в штате Колорадо, за 14 лет продвинулись на 2400 километров.
А еще через 15 лет они вышли к побережью Атлантического океана. Это произошло в 1874 году. За 29 лет эти насекомые захватили почти всю территорию США и проникли в Канаду.
Подойдя к побережью, жук столкнулся с непреодолимой, казалось бы, преградой — Атлантическим океаном. Но в Европе забеспокоились. И не зря: уже через два года — в 1876 году — в Германии были обнаружены небольшие «десанты» колорадских жуков. Жуков было немного, но разве в этом дело? Поднялась паника, были приняты срочные меры, начиная от полного уничтожения всей растительности в районах, где обнаружили жуков, и кончая категорическим запрещением ввоза из США картофеля. Немцы очень хорошо понимали, чем грозит нашествие колорадского жука. Понимали это и французы, тоже принявшие соответствующие законы.
Несколько лет шла борьба с пришельцами, и битва была выиграна. Затем еще несколько раз «интервенты» пытались вторгнуться в Европу, но встречали решительный отпор — люди были начеку. Однако жук не оставил, видимо, своих намерений проникнуть в Европу: ему было тесно в Америке, на 7 миллионах квадратных километров, захваченных им. И он в конце концов сделал решительный бросок.
Желудевый долгоносик.
Помогли жуку американские солдаты, случайно завезшие его во Францию во время первой мировой войны. Война не позволила людям принять достаточно быстрых и эффективных мер, и жук, воспользовавшись этим, начал свои боевые действия. Правда, надо отдать должное французам — едва окончилась война, они бросили все силы на борьбу с колорадским жуком. Но было уже поздно: он все активнее распространялся по стране. Тогда французское правительство официально предупредило правительства соседних стран о надвигающейся опасности: в 1933 году жуки приблизились к границам Германии, развернув фронт на двести пятьдесят километров. В это же время они шли к границам Бельгии и Швейцарии. Несмотря на принятые меры, удержать жуков не удалось.
Разразившаяся вторая мировая война помогла жукам проникнуть в Польшу, Венгрию, Югославию. А до этого он уже шел по полям Испании, Португалии, Италии. Миллион квадратных километров захватил этот жук в Европе. В 1948 году он перешел границу Советского Союза. И всюду, где он появлялся, резко снижался урожай картофеля: если на кусте в среднем находилось 20–40 личинок или взрослых жуков, урожай снижался в 2–3 раза; если листья были обгрызены полностью (это — не исключение, а весьма обычное явление), урожай снижался в 10 раз.
Для жука не существовало границ. И люди решили дать ему бой, объединив свои усилия. В 1956 году в Москве собралась Международная конференция по колорадскому жуку, чтобы выработать план совместных решительных действий. Битва на полях еще не окончена. Но общие усилия заинтересованных стран уже дали свои результаты. И возможно, скоро осуществится резолюция этой конференции, в которой было записано, что отныне урожай картофеля будет «полностью защищаться от повреждений жуков».
История двух памятников и многие другие истории
В Австралии, на берегу реки Дарлинг, в городе Бунарга штата Квинсленд стоит мраморный памятник гусенице бабочки кактусовой моли. Кактусовая моль, точнее, ее гусеницы питаются растениями, в частности одним из видов опунций, и там, где опунции нужны людям, она может быть причислена к вредным насекомым. Но в природе все относительно: иногда и очень полезное животное в определенных условиях может принести значительный вред, а вредитель в каких-то обстоятельствах становится полезным.
В 1915 году долгоносик едва не уничтожил весь хлопчатник в штате Алабама в США и чуть не разорил сотни фермеров. А через четыре года эти же фермеры воздвигли насекомому памятник — четырехметровую богиню земледелия Цирцею, поднимающую над головой бронзового долгоносика.
А все дело в том, что, погубив посевы хлопчатника, этот вредитель заставил фермеров Алабамы заняться другими культурами, которые оказались гораздо прибыльнее, чем хлопок. Фермеры разбогатели, соорудили памятник своему благодетелю долгоносику и написали на пьедестале: «В знак глубокой признательности хлопковому долгоносику воздвигнут памятник гражданами Энтерпрайза».
Правда, через тридцать лет снова над алабамскими фермерами разразилась гроза — вновь появился хлопковый долгоносик. Хлопчатник после трагедии 1915 года хоть и уступил значительные площади картофелю и кукурузе, земляному ореху и сахарному тростнику, все-таки оставался в штате. На него-то и набросился долгоносик. Но на этот раз жуку не удалось полностью опустошить поля. И хоть его вторжение нанесло немалый урон земледелию (а химическая борьба с этим жуком нанесла еще больший ущерб, чем он сам) — долгоносик продолжает возвышаться на постаменте и символизировать благоденствие или благополучие алабамских фермеров.
Но если случай в Алабаме — полуанекдотический, то история в Австралии, закончившаяся установкой памятника гусенице, скорее трагическая.
Началась она в конце прошлого века, когда один из австралийских фермеров привез из Центральной Америки несколько видов кактусов. Кактусы уже имелись в Австралии, но этот пришелся особенно по душе фермерам: он красиво цвел, его плоды да и сам он в крайнем случае могли идти в пищу овцам. Наконец, из него можно было устроить прекрасные живые изгороди. Но прошло несколько лет, и фермеры забили тревогу: кактус стал распространяться по стране с огромной быстротой, захватывая всё новые и новые площади. При этом он вытеснял всю растительность, ни одна травинка не могла расти рядом с колючим захватчиком. Началась борьба. Сначала — врукопашную: кактусы пытались вырубать, выкорчевывать. Потом призвали на помощь технику — бросили против них машины, тракторы. Наконец, несмотря на то что химическая борьба тогда стоила дорого, призвали на помощь химию. Ничего не помогало! Кактус продолжал победное шествие по материку, лишая овец пастбищ, разоряя фермеров. В 1925 году он захватил уже 60 миллионов акров плодородной земли.
И тогда наконец задумались: а почему же у себя на родине, в Бразилии, он ведет себя не так агрессивно? Оказывается, там не дает ему развернуться в полную силу бабочка — кактусовая моль.
Срочно была снаряжена экспедиция в Бразилию. И вскоре эту бабочку доставили «на место преступления» кактусов. Сначала люди не очень верили в успех. Приживется ли она? Сможет ли справиться с такой массой кактусов?
Провели эксперимент — в девятнадцати местах разбросали яйца бабочек. Появившихся из яиц гусениц было сравнительно немного, но уже через год количество кактусов в этих местах значительно уменьшилось. Тогда разбросали около трех биллионов яиц кактусовой моли. Трудно сказать, сколько из них появилось бабочек, но за десять лет, как подсчитали специалисты, они уничтожили более 15 миллионов тонн кактусов.
Безнадежная до тех пор борьба окончилась полным поражением опунции, земля была очищена, хотя эта борьба и обошлась австралийцам почти в 170 миллионов фунтов стерлингов. И тем не менее, несмотря на такие затраты, австралийские фермеры решили поставить памятник гусенице, привезенной из Бразилии.
Люди не могли победить опунцию. Это сделало маленькое насекомое. И насекомому поставили памятник.
Памятник насекомому-вредителю — явление исключительное. Переселение же насекомых людьми — явление не такое уж необычное. (В данном случае речь идет не о «безбилетных пассажирах», а о сознательном переселении и разведении на новых местах насекомых-вредителей, то есть насекомых, питающихся растительной пищей.)
Вот несколько примеров.
Растение заразиха — сорняк, наносящий большой урон многим овощным и бахчевым культурам, табаку и картофелю. Бороться с сорняком почти невозможно — на него не действуют химические препараты. Особенно страдали от заразихи поля и плантации в Египте. Но выяснилось, что у египетской заразихи есть враг — крохотная мушка фитомиза. Она уничтожает и сами растения, высасывая у них сок, и поедает семена сорняка, не давая ему распространяться. И вот из Узбекистана в Египет отправились посылки с фитомизой. Советские ученые не только нашли способ бороться с сорняками — они придумали, как сохранить и активизировать фитомизу. Маленький домик, в котором живут эти мушки, устанавливают на поле — и 20 гектаров обеспечены надежной охраной: жители этого домика — крошечная фитомиза уничтожит все сорняки на «своих» 20 гектарах.
Переселением насекомых, способных уничтожать сорняки, люди стали заниматься достаточно давно. Еще в XVIII веке в Америку из Европы попал опасный сорняк — зверобой. И дело не только в том, что зверобой очень быстро распространился и потеснил местные растения, а еще и в том, что он вредит домашним животным: попадая в корм, он вызывает у некоторых животных тяжелые отравления.
В Европе зверобой не так распространен и не так активен, потому что его рост сдерживается насекомыми. Пришлось призвать их в Америку в помощь фермерам. И насекомые-европейцы быстро расправились с сорняками.
В Мавританию из Британской Гвианы случайно завезли черную сагу — сорняк, который быстро завладел полями и плантациями сахарного тростника.
Но на черную сагу тоже нашлась управа в виде жука шаматиз кордиас, которого доставили с Британской Гвианы.
Можно привести еще немало подобных примеров, когда вслед за нелегально пробравшимися на чужбину растениями завозятся специально и вполне легально их вредители.
Однако насекомых привозят не только для борьбы с сорняками, но и для борьбы с самими насекомыми-иммигрантами, которые, попав на чужбину, наносят большой ущерб сельскому или лесному хозяйству.
На родине количество насекомых регулируют их естественные враги — птицы, насекомоядные звери и сами насекомые-хищники, поедающие себе подобных, и паразиты, откладывающие свои яички в теле или на коже других насекомых. Появившаяся из яичка личинка рано или поздно губит насекомое, в котором (или на котором) она находится.
Кормление кукушонка.
Особенно важны хищники и паразиты в борьбе с такими насекомыми, на которых не действуют яды, с которыми невозможно или очень трудно бороться механическими способами.
Именно таким насекомым оказался поселившийся в садах Калифорнии австралийский иммигрант.
«Австралиец» — насекомое необычное. Непосвященный человек даже насекомым его не назвал бы. Да и животное ли оно вообще? Ни головы, ни ног. Только щиток и какие-то дугообразные выступы. И сидит это существо неподвижно. Но это — взрослое насекомое. Личинка же его будто хочет набегаться в «молодости», пока не сядет неподвижно, как мамаша.
Крошечная личинка, едва появившись на свет, начинает быстро бегать по дереву, стараясь забраться на самую верхушку. Подул ветер, личинка отцепилась от ветки… и полетела. Нет у нее крыльев, но шесть длинных хорошо развитых ног и шесть длинных хвостовых нитей помогают ей летать и даже преодолевать большие расстояния.
Правда, резвость личинки длится не долго — дней 5–6. Постепенно она утрачивает свою подвижность, еще через несколько дней вонзает хоботок в кору дерева и остается на этом месте на всю жизнь. Тело ее постепенно покрывается восковым панцирем, и насекомое ничем не напоминает живое существо.
Но тем не менее оно живое существо, и существо опасное. Американцы убедились в этом, когда червец-ицерия — таково название насекомого — напал на сады калифорнийских фермеров.
Как и когда попала ицерия в Калифорнию, никто не знает. Но она не только хорошо освоилась там, но и, ничем не сдерживаемая, быстро размножилась. Неподвижные белые бугорочки осыпали стволы и ветви цитрусовых деревьев, и вскоре деревья стали гибнуть. Американские ученые не знали, что делать: ицерию не брали никакие яды — с плотного воскового щитка, которым покрыто насекомое, скатываются и жидкие и сыпучие вещества. Отравить ее кишечными ядами тоже оказалось невозможным: ицерия добывает сок из-под коры деревьев, куда не может проникнуть яд.
Но ведь на родине ицерии ее никто не пытается травить, а она тем не менее не размножается в больших количествах. Почему? Да потому, что ей там не дает размножаться маленький хищный жучок, похожий на нашу божью коровку и носящий звучное имя — новиус кардиналис.
И вот новиус был срочно доставлен из Австралии в Америку. Его встретили с подобающим почетом, поместили в теплые оранжереи и создали все условия для размножения, для спокойной жизни. И это было серьезной ошибкой американских ученых. На воле жучку приходится терпеть немало лишений, приходится бороться за свое существование. Выращенный же в оранжерейных условиях, он изнежился, потерял свои природные «боевые» качества и уже не был способен бороться с ицерией. А ицерия тем временем продолжала расселяться по земному шару. В 1925 году ее обнаружили в Сухуми.
Ученые встревожились: они знали, что появление ицерии в местах, где нет ее природного врага — новиуса, единственного насекомого, способного разрушить восковой покров ицерии, означает гибель цитрусовых садов. Ведь ицерия — разновидность тли и, как все тли, размножается очень быстро. Ученые оказались правы: в короткое время ицерия размножилась настолько, что пришлось мобилизовать людей на ее уничтожение. А это было тяжело не только физически: больно было рубить прекрасные деревья, жечь траву и кусты, оставляя на месте цветущих садов лишь черную, выжженную землю. Но делать это приходилось, чтоб спасти другие деревья.
И все-таки ицерию не удалось полностью истребить. Тогда советские ученые тоже обратились к новиусу. Но до Австралии далеко, выдержит ли жучок такое путешествие?
Однако новиус живет ведь не только в Австралии, он живет и в других странах, в частности в Египте. И вот из Каира в Ленинград прибыли необычные переселенцы. Пассажиры, летевшие в самолете, удивленно поглядывали на маленькие ящички, затянутые мелкой сеткой, и гадали, кого в них везут, но, конечно, никому и в голову не пришло, что везут жуков.
Советские ученые учли опыт американских коллег, учли их ошибки. Новиус стал выращиваться в вольерах-инсектариях, где были созданы условия, близкие к тем, в который жуки живут в природе. И новиус на этот раз не подвел людей — выпущенный на волю, он одержал блестящую победу над ицерией, полностью уничтожил ее в нашей стране.
Желтая трясогузка, выкармливая птенцов, прилетает к гнезду каждые 2–3 минуты с полным клювом насекомых. Сколько же вредителей уничтожают трясогузки только за это время!
Примерно в это же время из Италии прибыли в нашу страну другие переселенцы — афелинусы.
Уже не раз люди делали попытки расселить их по Европе, но попытки эти оканчивались неудачей, потому что насекомых везли из Америки, а слабенькие «пассажиры» не выдерживали длительного путешествия и погибали в пути. Однако французы, которые были особенно заинтересованы в этих переселенцах, упорно стояли на своем: они считали, что только переселенцы из Америки способны помочь беде. Ведь сама беда тоже пришла из Америки.
Да, беда пришла из-за океана. И виной всему был английский садовод Джозеф Банкс, точнее, новая яблоня, присланная из Америки. Конечно, если бы Банкс знал, что эта яблоня станет причиной гибели его замечательного сада, станет причиной несчастья для многих садоводов Европы, он немедленно уничтожил бы все сорок саженцев, присланных ему друзьями.
Но Банкс ничего не знал и стал невольным виновником появления в Англии очень опасного вредителя садовых растений.
Теперь этот вредитель хорошо известен во многих странах. И сейчас еще кое-где на юге можно увидать яблони, на которых висят хлопья странного пуха (у старых — на ветвях, у молодых — и на ветвях и на стволах). Если даже слегка задеть такой пух, на нем вдруг появятся красные пятна. Это — кровяная тля.
Саму тлю не видно: она покрыта длинными восковыми волосками, и, если тлей много, волоски превращаются в хлопья, похожие на пух или вату. Задев такой «пух», обязательно раздавишь слабую, беспомощную тлю, и появится пятно. Тля красного цвета, поэтому и прозвали ее кровяной.
Вот эта-то кровяная тля вместе с молодыми яблонями и прибыла в 1885 году из Америки в Европу и поселилась в лондонском саду Банкса.
Через двадцать лет тля расселилась по всей Англии, перебралась через Ла-Манш во Францию и здесь «распорядилась» по-настоящему. Фруктовых садов во Франции гораздо больше, да и климат получше. Вскоре она захватила всю Западную Европу, а в 1861 году попала в Крым.
Кровяная тля, как и все тли, как и филлоксера, размножается с огромной скоростью. А эта даже быстрее: каждая самка кровяной тли дает за лето по 15 поколений, причем в каждом поколении до двухсот детенышей. Все детеныши — самки, которые в свою очередь вскоре дают потомство.
У европейских тлей энергию их размножения сдерживают многочисленные хищники и паразитирующие насекомые. С кровяной тлей они справиться не могли — мешали восковые волоски. Эти же волоски спасают тлю от ядов, а способность забираться в щели, трещины деревьев и по ним спускаться к корням, образуя там подземные поселения, делают ее, казалось бы, вовсе неуязвимой. И действительно, ничто не помогало садоводам избавиться от страшного пришельца. В короткий срок, распространившись по Крыму, Кавказу, югу Украины, Молдавии, она захватила около 100 тысяч гектаров плодовых садов. Во Франции она захватила еще большие площади.
Вот тогда-то французы и стали делать попытки привезти из Америки естественного врага кровяной тли — маленького наездника афелинуса.
Крошечный, с четырьмя прозрачными крылышками, наездник не боится восковой брони тлей — он умеет ее пробивать. Подбежав к колонии тлей, самка афелинуса кончиком брюшка отгибает на спину крылышки, чтоб не испачкать их о липкий воск, и, выставив свой длинный яйцеклад, вонзает его в облюбованную тлю. Через 2–3 дня из отложенного яичка появится личинка, а дней через 20 из тела тли вылетит молоденький наездник.
Приспособленность к заражению тлей, покрытых восковыми волосками, — одно из замечательных качеств афелинуса. Второе очень ценное качество — быстрота размножения: потомство одного афелинуса уничтожает за лето много тысяч тлей.
После многократных попыток французам удалось привезти наездников из Америки. Советские ученые решили привезти афелинуса из Италии.
Французы были убеждены: «итальянец» не справится с «американкой».
Советские ученые были убеждены в обратном. И оказались правы.
В 1925 году афелинус из Италии прибыл в Советский Союз и сразу же «принялся за дело». Для начала он очистил сады Азербайджана. Тогда его «продвинули» в Крым. Афелинус не переносит холода. Конечно, в Крыму зима людям кажется теплой. А какой она покажется наезднику?
Но он прекрасно выдержал крымские морозы и продолжал добросовестно трудиться, уничтожая кровяных тлей.
Трудится он и сейчас, правда не очень активно: тлей-то уж почти не осталось. Но люди не спускают глаз с насекомых — мало ли что может произойти. И, чтобы всегда быть готовыми к отпору, в специальных садках постоянно разводят естественных врагов вредителей. Если вдруг раздастся сигнал тревоги, по первому приказу человека миллионы крошечных, но отважных насекомых моментально станут «под ружье» и ринутся в бой.
Это лишь несколько примеров расселения насекомых. Можно привести еще и еще. Примеров самостоятельного переселения насекомых, переселения с помощью человека, но помимо его желания, и, наконец, переселения, которое необходимо человеку. В первых двух случаях, насекомые, акклиматизировавшись на чужбине, найдя там подходящие условия, нарушают природное равновесие. В третьем случае, когда человек привозит насекомых сам, он пытается это равновесие восстановить. Иногда это удается, иногда — нет. И тогда происходят новые трагедии. Но даже если удается восстановить равновесие, это стоит огромных усилий, огромных затрат.
Еще о двух памятниках и еще о некоторых переселенцах
Памятники, о которых пойдет речь, установлены в Соединенных Штатах Америки. Один — в городе Солт-Лейк-Сити — «местным жителям», чайкам, второй — вблизи города Бостона — переселенцам-воробьям.
Памятник чайкам — пятидесятиметровая гранитная колонна, на вершине которой бронзовый земной шар. А на самом верху монумента две птицы. У подножия памятника сооружен бассейн, чтоб живые птицы, если им захочется, могли купаться.
Монумент этот сооружен в честь чаек, спасших однажды поля вокруг города от нашествия саранчи.
То, что птицы набросились на саранчу, вполне закономерно: ведь они — местные жительницы, саранча тоже была «местная». Так что тут все в порядке вещей. Может вызвать удивление другое — что этими птицами были именно чайки, которые, как считают многие, питаются лишь рыбой.
Но, оказывается, не только рыбой. Чайки уничтожают столько насекомых, в том числе и таких опасных, как саранча, что если бы за каждый такой подвиг, какой они совершили в районе Солт-Лейк-Сити, им ставили памятники, много памятников чайкам было бы на земле.
Если бы не птицы, насекомые, возможно, давно бы «съели» всю землю.
Иное дело — воробьи. Воробьи — чужаки, иммигранты, завезенные в Америку. О пользе их еще спорят ученые в Европе. Кое-кто считает их даже вредными — зерноядная птица! В некоторых азиатских странах тоже считали воробья вредным и даже объявили ему войну. Воробьев уничтожили поголовно. А потом пришлось завозить их вновь. Хорошо бы помнить об этом всем, кто считает птицу вредителем. К счастью, большинство специалистов положительно отзываются о воробьях. Они хоть и относятся к зерноядным, птенцов своих, как и многие другие зерноядные птицы, вскармливают только насекомыми. А птенцов воробьи выводят два раза за лето. Значит, по крайней мере месяц воробьиное семейство поедает массу вредителей. Да и взрослые птицы не ограничивают себя лишь растительной пищей. Попадается муха — склюнут муху, попадается гусеница — не пренебрегут и ею. Когда-то воробьев считали воришками — налетали они на гумна, на поля, таскали овес у лошадей. Считают, что даже имя эта птица получила за свой воровской характер. «Воро-бей!» То есть гони прочь, бей вора. Но сейчас воробьев стало гораздо меньше: и лошадей почти не увидишь на улицах, и гумна и поля уже не те. Так что сейчас воробьи уже никому не страшны, никому не мешают, а иногда могут даже и помогать людям. Ведь абсолютно вредных или абсолютно полезных животных в природе не бывает. В одних условиях даже очень полезные птицы будут вредить (хищник, повадившийся таскать цыплят, или скворцы, налетающие на виноградники или фруктовые сады, грачи, выдергивающие ростки кукурузы), в других — и не очень полезные птицы могут оказать огромную услугу людям.
Так произошло в районе Бостона с воробьями.
Воробьев завозили в Америку дважды. Те, кто привозили их в США, вряд ли думали о пользе или вреде этих птиц. Скорее всего, тут играли роль какие-то другие соображения, а возможно, просто сентиментальные чувства. Переселенцам хотелось, чтобы и на их новой родине постоянно слышалось бодрое чириканье веселых воробьев. И вот в 1852 году несколько пар этих птиц были привезены из Европы и выпущены в одном из парков Нью-Йорка. Но воробьи не прижились, погибли.
Через год в США привезли уже несколько десятков пар. Сколько их погибло, сколько осталось в живых, неизвестно. Но известно, что через какое-то время они захватили всю страну, поселились в Канаде, в Мексике, на Кубе, добрались до Южной Америки и обосновались в Бразилии, Уругвае, Парагвае, Аргентине. Только в США, как считают американские ученые, живет примерно сто пятьдесят миллионов воробьев! Как и в Европе, они воруют зерно, вредят, но в чем-то приносят пользу и даже такую, что вот удостоились памятника.
Но памятник воробью — в общем-то, частный случай. А почему действительно не попытаться переселить бесспорно полезных птиц? Тех птиц, которые на родине опасных насекомых-иммигрантов сдерживают их массовое размножение, являются естественными врагами этих опасных захватчиков. Ведь если переселяют насекомых, то уж птиц надо обязательно переселять!
Вопрос вполне естественный, и он, конечно же, приходил в голову людям. И не только теоретически. Люди не раз делали попытки переселить птиц из одной страны в другую, с одного материка на другой. Но это оказалось очень и очень непростым делом. Вроде бы и условия подходящие, и хищные птицы не очень-то беспокоят переселенцев, и еды достаточно. А вот не приживаются — и все! Если некоторые и приживались поначалу, такие, например, как щеглы или полевые жаворонки, то через какое-то время все равно погибали. Кроме щеглов и полевых жаворонков, пытались завозить в Америку синиц, вьюрков, зябликов, дроздов, соловьев, малиновок, лесных жаворонков, оляпок, глухарей, коростелей — и ничего не получилось, прижились только воробьи, фазаны, серые куропатки и скворцы. (Потомки 80 пар, завезенных в 1891 году, сейчас распространились почти по всей Северной и Южной Америке.)
Почему остальные птицы не смогли жить в Америке, пока неизвестно. Возможно, удивительная привязанность к родине, которая заставляет их возвращаться с зимовок, преодолевая при этом тысячекилометровые расстояния, тому причиной, возможно, какие-то другие, еще неизвестные или неучтенные людьми обстоятельства.
Ведь даже с одного места на другое, на сравнительно небольшое расстояние — и то долгое время не удавалось переселить птиц. А это было необходимо при посадке новых лесов. В молодые леса привозили птиц, а они улетали обратно, в леса родные. Так продолжалось долго, пока не додумались перевозить птиц с их гнездами, в которых были яйца. С величайшими предосторожностями перевезли такие гнезда. Птицы высидели и выкормили птенцов, а потом все-таки улетели на родину. Но остались повзрослевшие птенцы: теперь этот лес был их родиной и они уже никуда не улетали.
Можно ли тут провести какую-то аналогию с птицами, которых пытались переселить на другие континенты, трудно сказать. Ученым еще предстоит раскрыть эти и многие другие тайны жизни птиц, и в частности вопрос их переселения и возвращения, вопрос акклиматизации на новых местах. Но пока ясно: расселяются быстрокрылые и очень подвижные животные, которые часто не нуждаются в помощи людей, чтоб оказаться в новой стране или даже на новом материке, гораздо менее «охотно», чем животные, которые и у себя-то на родине не очень подвижны. Достаточно сказать, что если насекомых-переселенцев известны сотни видов, то птиц, переселившихся из Европы на другие материки, немногим более десяти. Они не переселяются сами, они не приживаются и тогда, когда их специально привозят.
Зато часто прекрасно приживаются те, кого не приглашают, кого не ждут, о чьем приходе люди даже не могут предположить.