Родственники, предшественники, соперники
Такова она, человеческая несправедливость
Когда одного камерунского крестьянина спросили, почему он не впряжет в плуг осла, тот был не только удивлен этим вопросом, но и сильно обижен: как, впрягать в плуг осла? Да это же значит идти за ним следом! А кто из уважающих себя людей может идти следом за презренным животным?
Презренное животное — так довольно часто называют осла, особенно в некоторых странах Востока. И если люди там не гнушаются идти позади него, то это не значит, что они относятся к нему лучше, чем камерунский крестьянин.
Упрямство и тупость осла стали нарицательными. А почему? Неужели осел действительно так упрям, туп, ленив, что заслужил лишь презрение?
Но почему же тогда 7–8 тысячелетий назад человек обратил внимание на это животное и решил сделать его своим другом и помощником? Родственники современных домашних ослов — нубийские ослы — и сейчас живут в некоторых местах Африки в диком состоянии. Они чутки и осторожны — даже на выстрел к ним трудно подойти — и при малейшей опасности убегают. Если же создается безвыходное положение, вступают в бой, пуская при этом в ход свои крепкие копыта и сильные зубы. Плененные дикие ослы нередко предпочитают смерть неволе. Очевидно, их очень далекие предки обладали такими же чертами. И, видимо, приручить их было нелегко. Однако люди не только приручали ослов, а уже прирученных для улучшения породы вновь скрещивали с дикими, что тоже стоило немалого труда. Но и на этом люди не остановились. Нуждаясь в хорошем и верном помощнике, они пришли к выводу, что гибриды ослов и лошадей особенно ценны. Тогда стали выводить мулов и лошаков (мул — помесь кобылицы и осла, лошак — помесь жеребца и ослицы) — животных, унаследовавших от ослов и лошадей их лучшие качества. Такие помеси не дают потомства, и разводить мулов и лошаков очень сложно. И тем не менее с давних времен люди занимались этим. Так почему же тратилось столько времени и труда на животных, которых следует только презирать за их никчемность и скверный характер?
Да потому, что люди, начавшие приручать ослов и использовать их, так, очевидно, вовсе и не думали. И, конечно, были правы.
«Ослик на мельнице». Рисовал и гравировал в XVI веке Т. Амман.
Лошадь еще делала первые шаги к человеку, а ослы и мулы уже трудились на человека от зари до зари. Лошадь еще только приучалась к упряжке, а ослы уже катали своих хозяев в Египте в разукрашенных повозках. Никому еще в голову не приходило оседлать лошадь, а на ослов уже взгромоздили нечто вроде кресел и на них разъезжали знатные вельможи.
Почти три с половиной тысячи лет назад ослы уже перевозили людей через пустыни, помогали строить знаменитые пирамиды — вереницы нагруженных до предела животных от зари до зари подвозили строительный материал. Ослов использовали для молотьбы — гоняли по расстеленным на земле снопам, на ослах пахали (известно, например, что четыре тысячелетия назад только при одном храме в Месопотамии насчитывалось около тысячи пахотных ослов), содержались и специальные стада дойных ослиц.
Но, может быть, все-таки осел чем-то не устраивал, не удовлетворял людей? Может быть, он был слишком медлителен, слишком слаб или невынослив?
Конечно, если сравнить проворность и ловкость осла с проворностью и ловкостью антилопы, а силу — с силой вола, осел проиграет.
Малыш проголодался
Ну, а если сравнить его качества с качествами животного, пришедшего во многом на смену ослу, неизвестно, на чьей стороне будет преимущество.
Хорошо тренированная лошадь может развить скорость приблизительно 70 километров в час. Французский автомобилист, преследовавший осла, засек по спидометру его скорость: 65 километров. Если к этому добавить, что с такой скоростью осел может бежать значительно дольше, чем лошадь, одно очко будет явно в пользу осла.
Конечно, ослу не потягаться в силе с першероном или битюгом. Но если сравнить относительную силу осла и лошади, еще одно очко будет в пользу осла: некоторые специалисты считают, что осел может нести поклажу, весящую столько же, сколько весит он сам.
Теперь относительно выносливости. В Лондоне до сих пор существует странный обычай: шофер такси может везти пассажира лишь на расстояние в 6 миль (примерно около 8 километров). Затем шофер имеет право выключить счетчик и отказаться везти пассажира дальше или потребовать любую плату. Правило это существует очень давно, когда еще по улицам Лондона разъезжали не такси, а неуклюжие кебы, запряженные лошадьми. В те времена считалось, что лошадь может пробежать лишь шесть миль без отдыха. После этого она должна достаточно отдохнуть, прежде чем продолжать путь. Приверженные к традициям англичане распространили это правило на такси. Конечно, это очень неудобно — ведь сейчас 6 миль часто не устраивают пассажиров. А вот если бы кебы были запряжены в свое время не лошадьми, а ослами или мулами, предельное расстояние было бы не 8 километров, а по крайней мере 10–12. Именно столько может пройти осел без остановки, да еще по трудной дороге, да еще тяжело груженный! А пройдя это расстояние, он немного отдохнет — и снова в путь!
Конечно, нельзя говорить, что осел во всем превосходит лошадь. Во многом он ей и уступает.
Тогда, наверное, во всем виноват ослиный характер? Люди стали относиться к ослу плохо, потому что он, очевидно, туп, зол, упрям?
Известный знаток животных Альфред Брем, довольно подробно описывая ослов, особо подчеркивает их веселый, общительный и добрый характер. Но вот на втором году жизни еще не совсем окрепшее животное (по-настоящему пригодными к тяжелой работе ослы становятся только в трехлетием возрасте) начинают беспощадно эксплуатировать. Нагружают осла, как правило, всегда сверх меры, так, что часто ослика и не видно из-за поклажи. И осел еле-еле двигается под такой поклажей, несмотря на все понукания и побои. Ну не может — и все, не хватает его ослиных сил! А его бьют, ругают, требуют, чтоб он шел быстрее. И опять бьют, проклиная ослиное упрямство (будто он нарочно не хочет идти быстрее!).
А осел — добросовестный труженик. Он работает и тогда, когда от перегрузок у него деформируются спинные позвонки; он работает, едва оправившись от тяжелых травм, которые он получает от непосильной ноши; он работает и тогда, когда у него остается совсем мало сил. Но бывает, и у осла кончаются силы. И вот тогда он становится «упрям» — не хочет двигаться с места. Нет, он не бунтует назло человеку, не упрямится в отместку за то, что человек дурно обращается с ним и плохо его кормит. Просто он очень устал. Или ему холодно. Да, так тоже бывает. Ослы — жители теплых, жарких стран Азии и Африки. В жару осел чувствует себя прекрасно, но плохо переносит холодную и дождливую погоду. В это время, пишет Брем, «неподвижно, с тупым и равнодушным видом стоит он, опустив к земле голову и поникнув всем телом. Тогда-то он производит впечатление глупого животного, чего нет на самом деле».
Если же с ослом обращаются хорошо, он не только послушное, но и очень преданное животное. Об этом знали еще древние греки. Любопытную историю рассказал Аристотель.
В строительстве Парфенона участвовало много ослов и мулов. Через некоторое время один из мулов, оказавшийся уже очень старым, был своим хозяином освобожден от работы и отпущен на волю. Однако мул не захотел уходить с работы. Рано утром он, как обычно, явился на строительство и до позднего вечера ходил рядом со своими навьюченными собратьями, как будто тоже делал дело. И покинул он строительство только тогда, когда все ушли. Наутро он появился снова и снова ходил со своими собратьями до вечера. И так повторялось изо дня в день.
Рассказывают еще и такую историю. Она произошла незадолго до революции. В одном из небольших среднеазиатских городов какой-то бай отобрал у бедного человека его единственного осла. Это был красивый и сильный осел, бедняк очень любил его, заботился о нем, ухаживал за ним. Богач, одолживший небольшие деньги бедняку, потребовал взамен долга осла, а когда должник отказался отдать любимое животное, отобрал его силой. Бедняк очень горевал, но через несколько дней снова увидел своего любимца: на первой же прогулке осел сбросил нового хозяина и прибежал к старому. И так продолжалось несколько раз, пока новый хозяин не продал «упрямого» осла в другой город.
Люди, которые хорошо знают этих животных, могут рассказать много историй об их уме и сообразительности, преданности и послушании. Но, к сожалению, большинство людей относится к ослам плохо.
И виновата в этом лошадь: ведь именно с ее появлением резко изменилось отношение людей к ослам.
Осел не выдержал конкуренции. Впрочем, если сравнить дикого осла — предка домашнего и лошадь Пржевальского — одного из предков домашней лошади, сравнение будет, безусловно, в пользу осла. Но, открыв для себя лошадь, человек сразу же стал улучшать, совершенствовать ее. Он добился многого. И рядом с лошадью низкорослый и длинноухий ослик уже выглядел уродцем. Он был низведен до положения вьючного животного. Его выгнали из приличных конюшен, предоставив лучшие лошадям. Для лошадей стал заготовляться корм, нередко самый изысканный. Осел же продолжал питаться чем придется — чаще всего сухой и жесткой травой, которую и дикие-то кони не стали бы есть, а уже избалованные человеком — тем более. Осел ест всё. А не найдет еды, что ж, потерпит день-другой — ему не привыкать. И голодный будет работать. Зная это, люди даже после тяжелой работы не очень-то стремятся накормить осла. В лучшем случае он получает горсть ячменя и немного сена.
Осел — бескорыстный труженик. Но только ли на переноску тяжестей он способен?
Сейчас, когда возникла новая наука — бионика, одна из самых интересных наук, основанная на содружестве биологов, конструкторов и математиков, многие животные стали изучаться с «инженернобиологической» точки зрения. Ослы (может быть, отчасти из-за дурного мнения о них) пока не заинтересовали ученых. Но не исключено, что рано или поздно ученые поймут: осел — это еще совершенно «нераскрытое» животное, его умственные (или какие-то другие?) способности достойны человеческого внимания. Ведь уже сейчас ослы помогают (и очень!) строителям не только переносить тяжести, но и производить расчеты, а точнее, обходиться без этих расчетов.
Мул. Рисунок Пизанелло (1395–1450) — одного из первых художников-анималистов.
Люди заметили, что при любом бездорожье ослы всегда выбирают кратчайший путь между двумя точками. Многократные проверки подтвердили не только правильность и точность выбора кратчайшего пути, но и показали, что ослы еще при этом выбирают путь, имеющий из всех возможных вариантов самый минимальный спуск и подъем. Трассу, которую люди находят путем сложных инженерных расчетов и перепроверяют эти расчеты на сложных электронно-вычислительных машинах, осел находит интуитивно и очень легко. Тут есть над чем задуматься бионикам, есть о чем «порасспросить» осла. А начав «расспрашивать», люди, возможно, убедятся и в других не менее любопытных способностях этих животных.
Конечно, не всем ослам и мулам живется плохо. Есть даже памятники этим животным, поставленные людьми в знак признательности.
На одной из площадей Рима стоит бронзовый памятник ослу. Памятник мулу поставлен в Швейцарии — стране, где невозможно было бы пробраться по горным кручам без этого верного, сильного и выносливого помощника.
После тяжёлой работы хочется немного «отвести душу» — попеть, покричать.
В Соединенные Штаты Америки ослы попали сравнительно недавно — менее ста лет назад. Но американские фермеры многим обязаны этим животным. И в знак признательности американцы воздвигли в Техасе памятник мулу.
И все-таки в большинстве случаев плохо, очень плохо живется ослам, мулам и лошакам, очень несправедливы к ним люди. Недаром же во Франции организовано Общество друзей осла, которое опубликовало следующее воззвание:
«Многие древние цивилизации не знали лошадей, однако ослы всегда жили рядом с людьми… Распространено мнение, что осел двуличное и злое животное. Нет ничего ошибочнее такого заблуждения! Осел — существо жизнерадостное, быстро ориентирующееся в ситуации, отважное, ласковое, расторопное и полное фантазии. Пора покончить с необоснованным презрением к ослу!»
Очень хорошее и очень правильное воззвание. Только поможет ли оно ликвидировать человеческую несправедливость?
Ослики. Гравюра В. А. Фаворского (1886–1964)
«Корабль пустыни» или «верблюд моря»
Так уже повелось: стоит произнести слово «верблюд», как почти сразу же добавляют — «корабль пустыни». Конечно, это второе имя дано верблюду не случайно.
Бескрайняя пустыня очень напоминает морскую гладь, барханы похожи на застывшие волны. И не торопясь, покачиваясь на ходу, как на легких волнах, «плывет» по этому морю корабль-верблюд. В пути, как и положено кораблю, он может не пополнять запасов воды и топлива. Как и положено кораблю, он предельно нагружен. Как и всякому отличному кораблю, ему не страшны бури… В общем, сравнение верблюда с кораблем — точное. Но дело в том, что придумали его люди, раньше узнавшие корабли, а потом увидавшие верблюдов.
А вот те люди, которые познакомились с верблюдами гораздо раньше, чем с кораблями, увидав корабли, назвали их «верблюдами моря».
Бескрайние морские просторы напоминают пустыню, а волны — это барханы, только постоянно движущиеся. И по этой бескрайней пустыне, мерно покачиваясь на волнах, идет «верблюд» — корабль. В пути, как и положено хорошему верблюду, он не пополняет запасов воды и топлива. Как и положено верблюду, корабль достаточно нагружен. Как и всякому хорошему верблюду, ему не страшны бури…
В общем, хоть верблюд действительно похож на надежный корабль, идущий по пустыне, арабы считают все-таки иначе: надежный корабль, плывущий по морю, похож на верблюда. А уж арабы-то хорошо знали верблюдов. Впрочем, не только арабы — многие народы Азии и Африки давно занимались разведением верблюдов и выведением новых пород этих животных.
Известно, что существуют верблюды двугорбые — бактрианы, названные так по имени древнего государства Средней Азии Бактрии, откуда приходили в Европу караваны верблюдов, и одногорбые — дромадеры (от греческого слова «дромадерус» — «быстроходный»).
И среди двугорбых и среди одногорбых есть разные породы верблюдов — верховые, вьючные, беговые. (Например, верховой верблюд Северной Африки развивает скорость до 23,5 километра в час.)
Чтоб вывести таких верблюдов… впрочем, чтобы вообще выводить новые породы, надо очень любить животных.
А ведь некоторые дореволюционные ученые в нашей стране, так же как некоторые современные ученые на Западе, говоря о верблюдах, усиленно подчеркивают их ограниченные умственные способности, отсутствие привязанности к человеку, а отсюда и сугубо утилитарное, лишенное каких-либо эмоций, отношение людей к этим животным.
Действительно, на первый взгляд это может показаться именно так. Лошадей, например, не только берегли и холили — их воспевали поэты, им поклонялись. А верблюд был на положении пасынка, и отношение к нему было соответствующим. И все-таки трудно согласиться с теми, кто утверждает, что человек не испытывал никаких теплых чувств к верблюду. Ну разве стали бы древние иранцы давать детям такие имена, как Фрашаустра, что в переводе значит «обладающий умелыми верблюдами», если бы неодобрительно относились к этим животным? И подобных имен — имен, связанных с верблюдами, в древнем Иране было немало. Даже имя легендарного или полулегендарного основателя религии огнепоклонников и предполагаемого автора священной книги «Авеста» Заратуштры переводится как «обладающий золотыми верблюдами».
Этой деревянной восточной скульптурке верблюда по крайней мере тысяча лет.
У арабов, как указывает советский ученый А. Спиркин, чуть ли не больше всего слов в языке — около 5 тысяч — так или иначе связано с верблюдами, имеет самое прямое отношение к этому животному (со львом связано примерно 500 слов, со змеей — 200).
Уже говорилось, что без любви невозможно было заниматься селекцией и отбором, невозможно было бы вывести новые породы. Но даже если оставить этот вопрос в стороне, можно ли не любить животное, от которого часто зависело благополучие не только семьи, не только племени, но и целого государства?
Начнем с того, что без верблюдов люди не смогли бы освоить огромные труднодоступные пространства. Например, внутренние области Аравийского полуострова были заселены только после того, как человек приручил верблюда.
Дромадер с черным детенышем, родившимся в Лейпцигском зоопарке.
Даже сравнительно недавно — всего сто с небольшим лет назад, — в 1860 году, верблюды сыграли большую роль в освоении внутренних областей Австралии. Привезенные на Австралийский континент из Афганистана, они стали главным транспортом, на котором люди добирались до самых отдаленных уголков центральных и западных районов материка. А когда началось строительство единственной железной дороги, связывающей Север и Юг Австралии, верблюды доставляли в район строительства все необходимое.
Значение верблюдов в строительстве железной дороги было так велико и так очевидно, что до сих пор поезда, идущие по этой дороге, в память о верблюдах, привезенных из Афганистана, называются «афганским экспрессом».
Верблюды, кроме всего прочего, в большой степени служили делу объединения народов, установлению контактов между ними: ведь государства и народы в Африке и Азии часто разделяли огромные расстояния, которые невозможно было бы преодолеть без помощи верблюдов.
Без верблюдов немыслима была бы и торговля между странами: груженые караваны верблюдов проходили тысячи километров, доставляя товары персидских и арабских купцов.
Верблюды были и «военными» животными. Геродот писал, что верблюды, не раз решали исход сражений. Например, благодаря верблюдам персидский царь Кир II в 549 году до н. э. выиграл сражение с лидийским царем Крезом Троном: испугавшись верблюдов, лошади лидийских кавалеристов сбросили всадников и умчались с поля боя.
Караван верблюдов. Миниатюра из рукописи «Макамы» Аль-Харири Яхъя Ибн Махмуда. (1237 год).
Трудно сказать, знал ли об этом случае Петр I, выставивший под Псковом против шведской конницы «верблюжью рать», но результат был такой же, как много веков назад: шведы (и кони и люди) так перепугались верблюдов, что бросились наутек.
Можно привести немало примеров участия верблюдов в войнах и в очень далекие и в сравнительно недавние времена. Например, в 1856 году три десятка верблюдов были вывезены из Турции в Соединенные Штаты Америки «для военных целей». И они, вместе с другими четырьмя десятками верблюдов, привезенных через год, принимали активное участие в войне Севера и Юга, успешно заменяя лошадей.
Однако «ратные подвиги» верблюдов, конечно, не главная их заслуга перед человечеством. Главная заслуга верблюдов в том, что много веков они служили единственным средством передвижения в труднопроходимых местах. Мясо верблюда, не уступающее говядине, ценилось многими народами: жареный верблюд с начинкой был традиционным блюдом у бедуинов, горбы же всюду, особенно у арабов, считались изысканным лакомством, и жареными горбами угощали лишь особо уважаемых гостей.
Верблюжье молоко не только вкусное, не только содержит 6,5 процента жира, оно широко используется для приготовления масла, сыра и других молочных продуктов. Верблюды, как пишет советский ученый С. Н. Боголюбский, «в районах солончаковых и песчаных пустынь… являются бесконкурентными молочными животными».
Верблюжья шерсть не потеряла своей ценности и сейчас.
Таков верблюд — один из самых древних и один из самых таинственных спутников человека. Да, таинственных!
Как это ни странно, верблюд и до сих пор окружен тайнами.
Одна из неразгаданных тайн — где и когда появились верблюды? То есть где и когда они появились вообще, известно: появились они много миллионов лет назад и произошло это на территории теперешней Северной Америки. Древний верблюд (точнее, предок верблюдов) уже обладал целым рядом признаков, характерных для современных верблюдов, вот только рост его никак не соответствовал нашему представлению об этих животных: древний предок верблюдов был величиной с современную кошку.
Прошло не менее десяти миллионов лет, прежде чем верблюд «вырос».
Одни потомки верблюда-карлика «доросли» до размеров газели, другие превратились в огромных, высотой в пять метров, животных.
Но и эти животные, хоть и обладали уже довольно большим количеством признаков верблюдов, все-таки еще не были верблюдами настоящими. И не случайно ученые называют их «верблюдообразными животными вчерашнего дня».
Караван в горах Афганистана.
Действительно, верблюды для Североамериканского континента — животные давно прошедшего «дня»; много миллионов лет назад они исчезли: часть погибла, часть переселилась в Южную Америку, часть по существовавшему тогда перешейку, соединявшему Аляску и Чукотку, перебралась в Азию, широко расселилась по ней, дошла до Европы и Северной Африки.
Все это известно ученым. Известно и то, что далекие предки верблюдов жили когда-то на территории теперешней Московской области, кости их находят и в Сибири, и в Армении, и в Румынии. Но чем ближе к нашему времени, тем труднее, оказывается, следить за историей верблюдов. Как дальше сложилась их судьба?
Дикие верблюды вымерли или были уничтожены. А домашние?
Сведения о первых домашних (или, может быть, полудомашних?) верблюдах дошли до нас с острова Крит. Там были найдены кости верблюда и — самое главное — глиняная фигурка, изображающая это животное. Ученые считают, что фигурка эта вылеплена людьми, жившими в новом каменном веке, в неолите, то есть за 6–5 тысяч лет до нашей эры. Затем за два тысячелетия история верблюда уходит во мглу времен, и мы ничего не знаем. Сравнительно недавно немецкая экспедиция обнаруживает глиняную фигурку верблюда в Египте. И не просто верблюда, а навьюченного! Возраст фигурки, по определению археологов, примерно 5 тысяч лет. Значит, уже тогда, за 3 тысячи лет до нашей эры, верблюды использовались египтянами. Если же учесть, что эти животные для египтян, как говорят ученые, были «внешними», то есть не жившими на территории этой страны и не одомашнивавшимися на этой территории, а пришедшими из других стран, надо прибавить еще несколько веков. Если же учесть, что прежде чем навьючить верблюда, его еще надо было и приручить, следует прибавить еще несколько веков. А вот сколько именно — неизвестно. Так же как неизвестно, куда он делся с Крита, откуда попал в Египет и почему в течение двух тысячелетий (такова разница в «возрасте» критской и египетской находок) он не оставлял никаких следов.
Но самое интересное, что следы верблюда снова теряются: находка немецких ученых доказала, что 5 тысяч лет назад египтяне знали верблюдов. Но в течение последующих трех тысячелетий в Египте верблюдов ни разу не изображали, хотя египтяне очень любили и умели изображать животных. Любопытно еще и вот что. У египтян было множество священных животных и среди них, в основном, были те, кто приносят (или считалось, что приносят) пользу человеку. Вряд ли кто-нибудь сомневался в полезности верблюда. И тем не менее следов его в Египте долгое время не было.
Так что же, верблюд исчез из Египта? Или найденная фигурка была случайно занесена кем-то в эту страну, а вообще верблюдов там не было? Возможно, хотя ученые считают фигурку египетского происхождения. Некоторые ученые объясняют отсутствие изображения верблюдов в Египте тем, что жрецы объявили их «нечистыми» животными. Но тогда возникает другой вопрос: почему о верблюдах не упоминают иностранцы, посещавшие Египет? Ведь если они видели там верблюдов, то вряд ли могли обойти этот факт молчанием.
«Исчезновение» верблюдов на целых три тысячелетия из Египта и появление вновь чуть ли не накануне нашей эры — одна из исторических загадок этих животных.
В Ассирии верблюды появились, если судить по изображениям, не раньше тысячи лет до нашей эры, в греческой литературе они упоминаются еще позднее. Правда, греки уже описывают их достаточно подробно, а Аристотель говорит даже о двух породах верблюдов — двугорбом и одногорбом.
Говоря об этих животных, Аристотель не задумывался об их происхождении. Зато современных ученых этот вопрос интересует. И интересует он их в такой плоскости: «братья» ли двугорбые верблюды — бактрианы и одногорбые — дромадеры, или дромадеры — «потомки» бактрианов.
Мнения ученых разделились. Одни считают — «братья». И утверждают, что одногорбые верблюды были одомашнены самостоятельно где-то в Северной Африке, Иране, Туркмении, Аравии. (Во всяком случае, арабы издавна называют центральную часть Аравии «омм-эль-бель» — «матерью верблюдов».) Двугорбые же верблюды, считают эти ученые, были одомашнены независимо от одногорбых на территории Монголии, Бурятии, Западного Китая, Казахстана, Калмыкии.
У этих ученых есть доказательства. Одно из них такое: на скалах Синайского полуострова, находящихся примерно в центре предполагаемого исконного обитания дромадеров, были изображены только одногорбые верблюды; а на скалах, находящихся на границе пустыни Гоби — примерном центре предполагаемого исконного обитания бактрианов, — только двугорбые верблюды.
Однако другие ученые не согласны с тем, что одногорбые и двугорбые — «братья». Они считают, что дромадеры — искусственно выведенная порода, произошедшая от бактрианов. Аргумент в пользу этой теории очень веский: у зародыша дромадера два горба!
Но у сторонников теории «дромадер — бактриан — братья» есть не менее веский контраргумент: и критская находка, и фигурка, впервые найденная в Египте, и многие другие изображают одногорбого верблюда. Таким образом, считают ученые, дромадера люди знали по крайней мере 6–7 тысяч лет назад, в то время как сведения о бактриане — не более двухтысячелетней давности.
И все-таки противники этой теории не сдаются, тем более что сравнительно недавно получен очень веский аргумент, подтверждающий правоту их точки зрения.
До недавнего времени, точнее, до конца прошлого столетия считалось, что на земле нет диких родственников верблюдов. Правда, ученые слышали о существовании в Центральной Азии каких-то диких верблюдов, но не имели о них точных данных. (Ведь это могли быть и одичавшие домашние?) Но вот в 1878 году русский путешественник Н. М. Пржевальский привез из пустыни Гоби скелеты и шкуры диких верблюдов — хаптагаев, как называют их монголы. Было точно установлено, что хаптагаи, некогда широко распространенные в Азии (сейчас их осталось примерно 300 голов), мало чем отличаются от домашних двугорбых верблюдов и, очевидно, являются тем исходным материалом, который послужил основой для выведения бактрианов.
Итак, у бактрианов предки нашлись. А вот предки дромадеров неизвестны. Что ж, они могли и не сохраниться на земле до наших дней. Однако должны быть найдены их кости или скелеты. Но до сих пор не обнаружены останки животных, которых можно было бы считать предками одногорбого верблюда.
Верблюд с проводником. Картина Нико Пиросманашвили (1862–1918).
Возможно, они будут обнаружены, и спор будет решен в пользу сторонников «верблюдов-братьев», и окажутся правы те ученые, которые считают, что дромадеры были одомашнены около б тысяч лет назад. Может быть, противники этой теории найдут новые доказательства своей правоты. Время покажет.
Но тайна окружает не только происхождение верблюдов. Их «поведение» настолько необычно, что поражает воображение людей и порождает множество легенд.
Ну, в самом деле, разве не вызывает огромного удивления существо, которое способно не пить по многу дней (считают, что до 45), питаться такой растительностью, которую не только лошадь не ест, но до которой даже дотронуться страшно, не страдает от палящего солнца? А выносливость? Много дней способен верблюд идти, делая в день по 30–40 километров и неся на себе груз в 150–250 килограммов. Причем и в начале пути, и в конце верблюд движется с одинаковой скоростью (если, конечно, погонщик не будет торопить его).
Походка верблюдов настолько размеренная, что благодаря этой походке древнегреческий ученый Эратосфен определил длину земной окружности по меридиану.
Груз так тяжел, что часто без помощи человека верблюд не может ни лечь, ни встать.
Ученый заметил: если в полдень 22 июня солнце в Синае находится в зените, то в Александрии оно ниже зенита на 1/50 часть окружности. Значит, расстояние от Синая до Александрии относится ко всей окружности как 1 к 50. Чтоб узнать длину окружности, надо умножить расстояние от Синая до Александрии на 50. Оставалось только узнать это расстояние. Вот тут и помогли вербдюды. Зная, сколько верблюд проходит в час (обычная рабочая скорость 10 км/час), можно безошибочно сказать: за 10 часов он пройдет ровно в десять раз больше, то есть 100 км; за 20 — ровно в двадцать, то есть 200 км. Зная, сколько проходит караван в час, Эратосфен выяснил, за сколько часов караван прошел от Синая до Александрии — это и была та пятидесятая часть окружности. Таким образом, ученый легко определил длину земной окружности.
Выносливость, нетребовательность, «засухоустойчивость» — эти и многие другие качества животных вполне устраивали людей, и они не пытались проникнуть в тайны верблюдов. Да они и не могли бы это сделать, даже если бы и хотели. Всерьез тайнами верблюда люди занялись лишь сравнительно недавно. А в 1953–1954 годах была даже с помощью ЮНЕСКО организована специальная экспедиция по «раскрытию тайн верблюда». Сейчас уже немало тайн верблюда известно. Например, известно, что в одних случаях верблюды могут обходиться без воды недели две с половиной, в других — чуть ли не два месяца. Оказывается, это зависит от пищи. Если верблюды пасутся зимой, в период дождей, когда растительность сочная, они вообще не пьют весь этот период. Если же они питаются сухим сеном или высохшими на солнце колючками, без воды они могут обходиться недели две.
Но тут возникает по крайней мере три вопроса.
Первый: как они могут поедать жесткий и колючий кустарник, который должен немедленно разодрать и губы и рот животных?
Второй: почему даже без этой скудной пищи они могут обходиться?
И третий: не делают ли они запасы воды?
На первый вопрос ответить оказалось не сложно. Люди выяснили, что на внутренней стороне щек, на нёбе и языке верблюдов имеются твердые и жесткие бугры. Благодаря этим буграм верблюдам не страшны никакие колючки.
На второй вопрос, в общем-то, люди тоже нашли ответ без особых трудностей: верблюд может долго обходиться без еды, потому что запасает пищу «впрок». Пища эта — жир. В принципе, накапливать запасы «на черный день» может не только верблюд. И медведи, прежде чем залечь в берлогу, накапливают жир и питаются им всю зиму. Накапливают жир и барсуки и многие другие животные. Жир их не только кормит, но и греет. А вот этого-то как раз верблюду и не надо. Как же быть? Но верблюд «нашел выход» — он накапливает жир в горбах. Иначе плохо бы пришлось ему: 100–150 килограммов жира под кожей — если бы он накапливал его там — погубили бы верблюда, в такой жировой шубе он погиб бы от перегрева.
А вот на третий вопрос ответить оказалось труднее. Долгое время существовало мнение, что в желудке у верблюда имеется специальная камера, в которой находится вода, запасаемая верблюдами впрок. Однако недавно стало известно, что такой камеры у верблюда нет и воду впрок он не запасает. Тогда появилась другая версия: вода у верблюда находится в горбах. Правда, в горбах — это давно известно — жир, но ученые считали, что именно этот жир и есть потенциальная вода: перегорая и разлагаясь, он превращается в воду. Эта теория господствовала до последних лет. Но вот люди обратили внимание на то, что верблюд во время длительных переходов может потерять чуть ли не треть своего веса (до 100 килограммов), и это никак не сказывается на его самочувствии. Правда, добравшись до воды, он способен за 10 минут выпить 10 ведер. Может он, конечно, выпить и больше и меньше, но выпьет лишь столько, сколько надо для восстановления потерянного веса.
Значит, дело не в горбах. И тут ученые обратили внимание на еще одно обстоятельство. Любое животное, оставшись без воды и страдая от жажды, гибнет от сгущения крови. У верблюда же, даже потерявшего от безводья 20 процентов своего веса, количество крови уменьшается всего на один литр, она не загустевает.
Даже жажда не заставит верблюдов потерять свою невозмутимость, свое достоинство.
Секрет верблюжьей крови люди открыли не сразу. Лишь недавно ученые поняли, что эритроциты, или, как их еще называют, красные кровяные шарики верблюда не такие, как у всех теплокровных животных. Они обладают необыкновенным свойством: когда верблюд пьет, эритроциты в его крови как бы впитывают воду. При этом они разбухают, увеличиваясь в три раза!
Вот, оказалось, где хранит воду верблюд: не в горбах, не в желудке, а в крови. В крови же у верблюда находится особое вещество — альбумин, постоянно контролирующее количество влаги в организме. Имеется в крови и большое количество белка, который заставляет эритроциты отдавать воду по мере надобности.
Так и получается: эритроциты запасают воду, белок заставляет ее отдавать по мере надобности, а альбумин следит, чтоб в организме все было в порядке.
И вот так изо дня в день, по многу часов под палящим солнцем добывает верблюд воду для орошения полей.
Однако и этого, даже очень значительного запаса воды было бы недостаточно, чтоб выжить в пустыне. Верблюд шагает часто по многу дней под палящим солнцем, и его организм должен, что называется, постоянно «быть начеку», чтоб не получить солнечных ожогов. Человек на солнцепеке, как правило, потеет. Пот — защитная сила организма, его защитная реакция: выделяясь на поверхность кожи, влага предохраняет ее от перегрева. (Известно же, что жидкость, испаряясь с какой-нибудь поверхности, охлаждает эту поверхность.) В то же время слишком большая потеря жидкости губительна для организма. И если бы верблюд таким образом спасался от перегрева, за много дней пути по пустыне он «испарил» бы огромное количество влаги. Но в том-то и счастье верблюда, что он не потеет, а от перегрева спасается совсем иначе. Спасает его шерсть.
У арабов издавна существовала такая единица измерения, как толщина верблюжьего волоса. Трудно сейчас сказать, действительно ли это была единица измерения или образное выражение, но если говорить о верблюжьем волосе всерьез, то он должен был бы служить примером удивительного мастерства природы. Рассмотрев его в сильное увеличительное стекло, можно заметить, что это не простой волос, а целое сооружение, где вокруг основного стержня расположено множество маленьких деталей необычной формы. Вот эти-то волоски — шерсть верблюда — предохраняют его от палящих лучей.
И если снаружи его спина нагрета так, что дотронуться невозможно, под шерстью она сохраняет 40–41 градус — нормальную для верблюда температуру. Впрочем, трудно сказать, какая у верблюда температура нормальная. Днем, в жару, она действительно 40 градусов. Но ночи в пустыне, как известно, очень холодные, и «фокусник» верблюд умудряется понижать свою температуру до 34 градусов.
Если человек болен, у него высокая температура, а затем она резко падает — тело больного покрывается испариной. Таков закон природы: охлаждаясь, тело должно испарить какое-то количество влаги. Верблюду, чтоб «остынуть» на 6 градусов, потребовалось бы испарить не менее 5 литров воды. Но он не может позволить себе такой роскоши. И не позволяет. Он не позволяет себе даже открывать рот во время сильной жары, как это делают многие животные, будто знает, что открытый рот или высунутый язык — это лишнее испарение влаги.
Верблюд и дышит не так, как все животные. Собака, например, во время жары 300–400 раз в минуту вдохнет и выдохнет, верблюд же позволяет себе за это же время лишь 16 вдохов и выдохов.
Но это еще не все «приспособления», имеющиеся у верблюда для жизни в пустыне.
Например, у верблюда толстая, раза в два толще, чем у быка, кожа. И все-таки даже такая кожа не спасла бы верблюда от ожогов, которые он обязательно получил бы, шагая по песку, а тем более ложась на него: ведь песок раскаляется до 60–70 градусов. Но верблюд — на то он и верблюд, чтоб не бояться жары: на ногах и на груди у него толстые мозоли.
Поэтому ходит верблюд по песку совершенно спокойно. Если же надо лечь, опять-таки касается песка он только теми частями тела, которые покрыты мозолями.
Впрочем, верблюдам далеко не всегда приходится приспосабливаться к жаре. Почему-то всегда говорят о верблюдах — жителях жарких стран. Но ведь и в холодных верблюдов немало. Правда, холод легко переносят лишь бактрианы. Они не только выживают в холодном климате — часто проваливаясь в снег по пояс, они работают так же добросовестно, как их сородичи в пустыне. До революции верблюды работали даже на золотых приисках в Якутии, недалеко от «полюса холода».
Таков верблюд — давний и преданный друг многих народов, таинственный «корабль пустыни». Давно уже по многим верблюжьим тропам проложены дороги и бегут автомобили, а все-таки не могут еще люди обойтись без верблюдов. Не случайно сейчас еще в Африке и Азии только дромадеров около 5 миллионов.
Иная судьба у родственников дромадеров и бактрианов — верблюдов, перекочевавших когда-то из Северной в Южную Америку. Эти животные внешне сильно отличаются от известных нам верблюдов хотя бы тем, что у них нет горбов. Первый европеец, увидевший их, писал, что это зверь с головою и ушами мула, туловищем верблюда, ногами оленя и хвостом лошади. Так в 1520 году некий Пигафетт характеризовал одного из диких верблюдов Южной Америки — гуанако.
Гуанако, как и другие дикие верблюды Южной Америки — вигони, или викуньи, до появления европейцев-завоевателей были широко распространены по всему материку. Местное население хорошо относилось к этим животным — если охотились на них, то разумно. Особенно бережно относились индейцы к викуньям — животным, дающим едва ли не лучшую в мире шерсть. До появления завоевателей индивидуальная охота на викуней была категорически запрещена. Раз в 4 года проводилась общественная охота. Впрочем, это скорее была не охота, а облава, когда тысячи людей оцепляли огромные участки и загоняли животных в определенные места. Там их тщательно осматривали и выбирали для убоя лишь неполноценных животных. Остальных выпускали. Часто вообще не убивали, а лишь стригли и выпускали.
Но вот пришли европейцы, загремели выстрелы, началось массовое и бессмысленное уничтожение животных.
Количество викуней стало катастрофически уменьшаться. И не только потому, что их беспощадно убивали, — привезенные лошади и коровы занимали пастбища, и все дальше в горы приходилось уходить остаткам некогда многочисленных стад гуанако и викуней. Сейчас они сохранились лишь в высокогорных, труднодоступных местах в Андах. Викуней в Южной Америке осталось не больше 6 тысяч. Гуанако несколько больше. Но на них до сих пор продолжается охота, и если гуанако не будут взяты под охрану, не спасут их и высокие горы.
Южноамериканский родственник верблюдов — гуанако.
Трудная судьба и у прирученных безгорбых верблюдов Южной Америки. Их тоже два вида — ламы и альпака, одомашненные потомки гуанако. Ламы были одомашнены в Перу за 2–2,5 тысячи лет до нашей эры и почитались в Южной Америке: в личном владении могло быть не более 50—100 животных и только храмам и царствующим династиям разрешалось иметь большие стада, а главными надзирателями над этими стадами назначались лишь люди знатного рода. Мясо лам употреблялось только в торжественных случаях. О том, как относились к ламам индейцы, свидетельствуют и найденные статуэтки этих животных и их пастухов, сделанные из чистого золота.
О добром отношении к животным рассказывают нам и традиции, сохранившиеся среди индейцев до сих пор: на лам никогда не садятся верхом, оберегая их слабые спины, груз никогда не превышает 50 килограммов, водят их только в недоуздках и на мягких веревках, никогда не пользуются палками и бичами.
Но так относились и относятся к ламам индейцы. И ламы служили им верой и правдой, проходя по совершенно, казалось бы, недоступным горным тропинкам, обеспечивая своих владельцев мясом, шкурой, шерстью.
Сейчас ламы и альпака ушли высоко в горы. Там их еще берегут: на трех-четырехкилометровой высоте, на узких горных тропинках еще не могут люди обойтись без выносливых и послушных лам, покорно переносящих все невзгоды и по-прежнему, несмотря ни на что, верно служащих людям. Но остается их с каждым годом все меньше и меньше.
Альпака повезло: изделия из их шерсти и шкур пользуются успехом у туристов, шерсть вывозят за границу. Поэтому в высокогорных районах Перу организовано немало ферм, где разводят альпака.
Там, далеко на Севере…
У них довольно многочисленная — около четырех десятков видов — родня. И родня эта очень разнообразная — от огромного двухметрового великана лося до полуметровых китайских водяных оленей. И распространена эта родня достаточно широко: олени живут в Европе, Азии, Америке. Живут в горах и степях, в лесах и в тундре.
Каждый из представителей семейства оленей хорош по-своему и о каждом — о лосе и изюбре, лани и марале, милу и мунтжаке, кабарге и карибу — можно рассказать много интересного. Все эти животные так или иначе нужны человеку. И если человек не использует оленей в прямом смысле: не охотится на них ради мяса и шкуры, не стремится добыть мускусную железу у кабарги или молодые рога — панты, идущие на изготовление лекарств, у маралов, — они все равно нужны, они должны жить на Земле как одни из самых прекрасных представителей фауны.
Олень — одно из красивейших животных на земле.
Но пожалуй, наиболее интересный и, безусловно, самый нужный человеку олень — северный.
Путешественники не раз писали в своих воспоминаниях о многочисленности стад северных оленей. Петр Паллас, один из первых исследователей животного мира России, писал, что стада оленей движутся иногда без остановки в течение двух-трех суток. Другой исследователь Севера Фердинанд Врангель описывал стада северных оленей длиной в 50, а то и в 100 верст. Некоторые путешественники сообщали, что видели стада, состоявшие, по приблизительным подсчетам, из 15–25 миллионов голов.
И все, кто видел северных оленей, отмечали их красоту, особенно красоту и величественность идущего стада. Олени, как правило, идут плотно, высоко подняв рогатые головы (у северных оленей, в отличие от многих других, и самки носят рога), и кажется, будто движется густой и ветвистый лес.
Но если путешественники удивлялись многочисленности стад северных оленей, восхищались красотой этих животных, то ученые с первых же шагов знакомства с северными оленями удивлялись их необыкновенной выносливости. Пожалуй, только верблюды могут соперничать с северными оленями в приспособленности к жизни в суровых условиях.
Северные олени.
Олень не боится морозов, легко переносит и пятидесяти- и даже шестидесятиградусные холода. И в этом помогает ему в первую очередь шерсть. Шерсть у оленя странная. Сами шерстинки необычного устройства и необычной формы: длинные, клинообразные, но суживающиеся не к концу, а к основанию, к концу же они расширяются; стенки у этих шерстинок очень тонкие, а сами шерстинки наполнены воздухом. Такая конструкция очень важна для оленя: воздух теплонепроницаем, создает хорошую воздушную «шубу», а благодаря тому, что шерстинки эти клинообразны и очень плотно прилегают друг к другу, даже дующий против шерсти оленя ветер не способен добраться до его кожи. Благодаря своей шерсти олень прекрасно плавает: наполненная воздухом шерсть держит его на воде лучше любого спасательного пояса. Но и это еще не все: зимой олень обрастает еще и теплым пухом, скрытым под остью. Пух служит дополнительным теплоизолятором. Шерсть и пух оленя настолько хорошо удерживают тепло, излучаемое телом животного, что снег, падающий на его шубу, не тает, не тает он и под оленем, если тот ложится на снег. Даже в холодной воде олень не замерзнет, а ведь вода забирает у тела тепло в двадцать семь раз быстрее, чем воздух.
Летом, правда, оленю приходится трудновато в такой шубе — ведь в тундре нередко бывает и довольно высокая температура. Пух к лету выпадает, но оленю все равно жарко. Потеть он «не умеет», так как потовых желез у него почти нет. И приходится ему в жару ходить с открытым ртом и высунутым языком, как собаке, — все-таки через рот испаряется какая-то часть влаги. Но это «неудобство» оленю приходится терпеть недолго: в тундре лето короткое, проходит быстро и снова начинается снегопад, наступают холода и олень опять попадает в свою стихию.
Оленья упряжка.
Даже новорожденный олешек не боится холода; появляясь на свет нередко в пургу, при 20 градусах мороза, он уже через 2–3 дня бегает за матерью и чувствует себя прекрасно.
Однако для того, чтоб жить в тундре, мало быть лишь морозоустойчивым животным. Надо еще уметь добывать себе еду да и вообще быть в еде не очень привередливым. И олень умеет добывать себе еду — острыми и сильными копытами разгребает он снег, добывая из-под него ягель — растение, которое вряд ли станет есть лошадь или корова. Ягель даже прозвали оленьим мхом.
Однако и «морозоустойчивости» и умения добывать корм в самых трудных условиях тоже еще недостаточно, чтоб жить в тундре. Лошадь или корова, даже обладая такими же качествами, все равно скоро погибла бы: летом завязла бы в одном из многочисленных болот, покрывающих тундру, зимой не могла бы сделать и шагу в глубоком снегу или поранила бы ноги о жесткий наст.
А оленю не страшен ни снег, ни болота: широкие копыта помогают ему свободно ходить и по топям и по глубокому снегу.
Есть у оленей и другие «приспособления», помогающие им легче переносить суровый климат и все невзгоды, связанные с ним. Например, «звон». Когда движется стадо оленей, все время раздается характерное сухое пощелкиванье — это сухожилия трутся о косточки, издавая странный звук, который люди назвали «звоном». «Звон» помогает оленям слышать друг друга и держаться рядом в ночной мгле и во время буранов. Он помогает отбившимся оленям находить стадо: слух у них очень хороший и такой звук они услышат издали.
Таков олень, житель Севера. Впрочем, когда-то теперешние северные олени жили не только на Севере — они были широко распространены по всей Европе. Но постепенно, по целому ряду причин, в более южных районах Европы и Азии олени исчезли. Сейчас люди находят кости этих оленей, их изображения на скалах, орудия труда и оружие, изготовленное из рогов и костей оленей, вырезанные или вылепленные фигурки животных.
Эти находки рассказывают, какую большую роль сыграли олени в истории человеческой культуры. Эти же находки вызывали и до сих пор вызывают споры ученых о времени приручения оленей.
То, что современные домашние олени произошли от диких — тех самых, которые жили на земле и много веков назад, и тех, что живут сейчас, ясно всем. Животные эти мало изменились на протяжении тысячелетий, не повлияло на них и одомашнивание. И это еще один факт, порождающий споры.
Однако олени — не только транспорт
Олени — древнейшие спутники человека, говорят одни ученые. В доказательство они приводят сани семитысячелетнего возраста, найденные в торфяниках Финляндии, и многочисленные костные останки, многочисленные изделия из рогов и костей оленей.
Но неизвестно, кого запрягали в эти сани, возражают другие ученые, считающие, что олени одомашнены не тысячи, а сотни лет назад; костные же останки и изделия из костей и рогов еще ничего не доказывают: могли быть кости и рога диких оленей. Ведь дикие мало чем отличаются от домашних. И это, кстати, еще один аргумент в пользу тех, кто придерживается теории позднего одомашнивания оленей. Ведь если бы их одомашнивали давно, уже были бы выявлены новые породы.
Пустое! — возражают сторонники раннего одомашнивания. Дикий олень настолько хорошо приспособлен к жизни на Севере, настолько совершенен, что лучшего и желать не надо. И это понимали люди много тысячелетий назад, приручив оленя и изобразив его на скалах вместе с козами и коровами, которых пасет пастух.
Но сторонники позднего одомашнивания не согласны. Они говорят: если бы олени были одомашнены давно, все народы Севера пользовались бы ими одинаково. А так тунгусы, например, ездят на оленях верхом, лопари запрягают их в сани по одному, а эвенки — по четыре. Одни оленей доят, а другие — нет.
Сторонники раннего одомашнивания выдвигают новые доказательства, сторонники позднего — пытаются опровергнуть эти доказательства и приводят аргументы в пользу своей теории. Шесть-семь тысяч лет назад были одомашнены северные олени, говорят одни. Нет, это произошло лишь пятьсот — шестьсот лет назад, говорят другие.
А пока ученые спорят, олени — и дикие и домашние — бродят по тундре. Дикие — сами по себе, домашние — под присмотром пастухов и их верных помощников — собак.
Неизвестно, когда будет закончен спор о времени приручения оленей, но известно: олень заменил жителям Севера всех животных, которые служат людям в других районах земного шара.
Он — кроме собачьих упряжек — единственное транспортное средство. Запряженный в нарты, он может пробежать 1600 метров за две с половиной минуты. А с грузом 50–70 килограммов проходит по 10–12 км в час. Олень не только везет груз или человека — в бескрайних снежных пустынях он может безошибочно найти дорогу к жилью.
Он кормилец северных народов. Мясо оленя вкусно и питательно, молоко, хоть и дает его олень не так уж много, очень жирно (17–20 процентов жира, то есть оно в 5 раз жирнее, чем у коровы).
Олень одевает людей. Из оленьих шкур шьют дохи и малицы, обувь и шапки. Шкурки новорожденных оленят (до месяца) — это ценнейший мех — пыжик.
Олень дает людям приют — из его шкур строят жилища, они служат постелью и одеялами.
И за все это олень ничего не требует от людей: ни корма — олени сами добывают его, ни теплых сараев или стойл — олени в этом не нуждаются. Люди сами стараются облегчить трудную жизнь оленей: перегоняют стада на лучшие пастбища, отгоняют зимой на юг, в лесотундру, а летом — на север, в тундру, стараются оберегать их от хищников, устраивают дымокуры, чтоб прогнать гнус и комаров, от которого летом олени очень страдают.
Сейчас, когда появился новый транспорт — вездеходы, аэросани, транспортное значение оленей несколько снизилось. И тем не менее оленеводство продолжает расширяться в нашей стране.
Изменилась и жизнь оленеводов — они уже не так зависят от погоды, от стихийных бедствий, от болезней животных. Они знают: если понадобится, помощь всегда придет. И все-таки длинными полярными ночами, когда вдруг разыграется буран, когда снег в одно мгновение залепляет лицо, а ветер вмиг валит с ног, люди в тундре чувствуют себя уверенно еще и потому, что рядом с ними верные и добрые друзья — олени.
К сожалению, северному оленю памятник еще не поставлен, хотя он вполне заслужил его. Но на греческом острове Родос установлен памятник в благодарность оленям, избавившим этот остров от змей.