Львы и тигры были ничто в сравнении с ними, но по какой-то причине махайроды давно уже вымерли и считаются теперь «допотопными», а более слабые львы и тигры благополучно продолжают существовать.
Люди едва успели взобраться на деревья, как хищники окружили их. Махайродов было восемь или десять. Видимо, они были очень голодны, так как не отходили от деревьев, на которых сидели люди, постоянно поглядывали на ветки и даже становились на задние лапы, пытаясь достать добычу. Жутко было видеть, как они кружили вокруг.
Один из хищников подпрыгнул и уцепился зубами и передними лапами за нижнюю ветвь. Он извивался, раскачивался, дергая задними лапами в воздухе. Люди вскарабкались выше и со страхом следили за его движениями. Наконец он сорвался и упал на землю.
Другие махайроды пробовали грызть деревья, да так, что только щепки летели из-под их устрашающих клыков. Но мало-помалу хищники успокоились и разлеглись под деревьями, точно решили ждать, пока люди не слезут…
Шли минуты. Прошел час, другой. Махайроды и не думали уходить. Времени от времени некоторые хищники куда-то убегали и снова возвращались. Очевидно, они устроились здесь надолго.
Прошел еще час. Положение людей становилось безвыходным.
Оставалось испробовать другой путь к спасению — бежать по деревьям, как обезьяны.
Вожак перебрался на соседнее дерево; за ним остальные. Потом на третье. Хуже всех пришлось матерям с детьми, но кое-как перелезли и они. Дальше все стало хуже. Следующее дерево стояло не так близко, и перебраться на него было не так-то легко. Ловкий Ра прыгнул на ветвь этого дерева, однако она так согнулась и зашаталась, что остальные не могли и надеяться последовать за ним.
Если бы наши люди умели рассуждать, они в эту минуту наверняка пожалели бы, что мало походили на обезьян.
Тем временем махайроды услышали шорох в ветвях и бросились вслед за людьми. Осажденным ничего не оставалось, как отказаться от своего плана.
Внезапно в лесу раздался шум. Хищники вскочили и стали прислушиваться. Среди деревьев показался носорог. Махайроды ринулись к нему и окружили со всех сторон.
Носорог глухо заревел, нагнул голову и бросился на ближайшего хищника. Махайрод отскочил, и в тот же миг четыре пары клыков в четырех местах разодрали шкуру носорога.
Страшный рев прокатился по лесу, и носорог, как бешеный, начал метаться во все стороны. В отчаянии он проявил такую ловкость, какую никак нельзя было ожидать от этой неуклюжей громадины. Но ему удалось пронзить рогом только одного врага, тогда как сам он получил не менее десятка ран.
Как ни страшны были эти раны, для такого огромного толстокожего животного они еще не были смертельными, поскольку внутренние органы оставались неповрежденными. Сражение продолжалось…
Носорог уничтожил еще одного врага, но зато сам превратился в груду мяса, свисавшего клочьями со всех сторон. Собрав оставшиеся силы, зверь бросился вперед, но тут же грохнулся наземь, и на него насели махайроды.
Лишь тогда люди осторожно слезли с деревьев и потихоньку двинулись дальше.
IVНенастье. Приют в пещере. Изгнание. Удивительное явление. Огонь погас!
же много дней стоит дождливая погода. Солнце ненадолго выглянет и снова прячется, не успевая просушить землю. В лесу по ночам страшно сыро и холодно. Долгие часы сидят люди где-нибудь под деревом, прижимаясь друг к другу и стараясь согреться. По всему телу беспрерывно течет вода; под ними набухают лужи. А ночь тянется, тянется бесконечно.
Наступает день, такой же облачный и дождливый, и приносит с собой только голод. Люди бродят по окрестностям, безмолвные и хмурые, довольствуясь всем, что попадает в руки. Исчезло их прежнее товарищество. Никаких «разговоров», никаких жестов. На звериных лицах осталось мало человеческого; все чаще и чаще они взрываются злобой. Как-то раз из-за жалкой лягушки едва не перегрызли один другому горло.
Мало-помалу они начали выбираться из влажного леса, направляясь в сторону возвышенности. Лес поредел, небо немного прояснилось, и они увидели перед собой новую местность. Вместо леса впереди лежала гряда каменистых холмов; между ними высилось множество громадных скал. В нескольких шагах от них две такие сомкнутые скалы образовывали нечто вроде навеса или каменной хижины. И когда вновь начался дождь, люди, разумеется, направились к этой пещерке. С каким же удовольствием мокрые и усталые люди расположились в сухой пещере! Казалось, они мгновенно забыли о голоде, холоде и обо всех прочих бедах. Кто сидел, кто лежал на сухой земле; быть может, впервые люди почувствовали себя «как дома».
А там, снаружи, ненастье разгулялось не на шутку. Особенно бесновался ветер, грозивший перейти в бурю. Все ближе раздавались раскаты грома.
Капли дождя долетали теперь до середины пещеры. Тут только люди заметили, что в другом конце ее, чуть повыше, тоже имелось отверстие, сквозь которое и падали капли. Не беда: расселись по углам — и все хорошо.
Буря те временем усиливалась; гром грохотал уже над самой пещеркой. Но зато как приятно было чувствовать, что он где-то далеко, что в пещере сухо и спокойно, тогда как там…
Но вот на сером фоне входа обозначился какой-то большой темный силуэт, остановился, будто в удивлении — и послышался грозный, хриплый рев.
Явился «хозяин дома», так называемый пещерный лев. Хотя его и нельзя было назвать царем тогдашних зверей, древним людям тех времен он, во всяком случае, казался царем.
Как безумные, бросились люди в другой конец пещеры, где, на их счастье, располагался второй выход. Зверь громко ревел им вслед. Рев заполнил всю пещеру и заглушил все: и крики ужаса, и шум бури, и даже грохот грома.
У выхода люди давили, душили друг друга. Каждый хотел выбежать первым. В вожаке в эти минуты проявилось нечто человеческое: он оттолкнул мужчин, успевших оттеснить от выхода женщин и детей, раздвинул в стороны толпу — и тем помог всему племени быстро выбраться из пещеры. Помогло и то, что лев немного замешкался, не зная, что за враги пробрались в пещеру и сколько их там. Когда же он прыгнул, то успел лишь чуть оцарапать выходившего последним.
Но без несчастья все же не обошлось. В суматохе у одной из женщин выскользнул из рук полугодовалый младенец. Он плакал, оставшись один в пещере, а мать металась у входа и не знала, что предпринять. Сердце ее разрывалось от жалости; несколько раз она бросалась вперед, будто намереваясь напасть на льва. Но она чувствовала, что попытка спасти ребенка окажется тщетной, тем более, что она осталась в одиночестве: прочие успели убежать.
А те без оглядки помчались в лес. Они словно по-прежнему слышали страшное рычание льва, к которому присоединялись раскаты грома и вспышки молний. Они остановились под ветвистым деревом, тесно сбились в кучку и так и стояли, дрожа от страха и холода. Дождь лил, как из ведра.
Между тем, лев-победитель расположился в собственном логове. Он даже не убил ребенка, а лишь с интересом присматривался к этому незнакомому существу. Ребенок жалобно пищал, размахивая ручками и ножками. Лев осторожно тронул его лапой, затем перевернул. Ребенок закричал еще громче.
Наконец эта забава надоела льву, и он придушил ребенка, придавив его своей тяжелой лапой. Лев был сыт, спокоен, ему было тепло и ничто не угрожало. Ему не к чему было ломать голову над тем, как выжить. Он и не обратил бы внимания на этих ничтожных двуногих существ, не забреди они в пещеру.
Когда крик ребенка оборвался, мать отошла от пещеры и направилась вслед за остальными. Сердце ее терзала потеря ребенка. Но стало еще хуже, когда она оказалась одна среди тьмы и бури. Ей никогда еще не приходилось оставаться в одиночестве. Люди всегда держались друг друга; только так они могли существовать. И в этом заключалось будущее преимущество человека в борьбе с такими сильными зверями, как львы, которые никогда не ходят стаей.
Хорошо еще, что люди убежали недалеко и остановились под первым попавшимся деревом. Лишь благодаря этому несчастная мать набрела на них — иначе она бы погибла, как не раз случалось с другими. Никто даже не знал о ее горе. Все только чувствовали, что им плохо, плохо вообще, но не сохранили память об отдельных эпизодах случившегося. Лишь у двух-трех человек мелькали в сознании какие-то туманные образы: вожаку, например, представлялась утраченная пещера, где было так сухо и хорошо, и зверь, который их выгнал. Заметно было, что некоторые волновались, ерзали, злились, а значит, раздумывали о происшедшем.
И это было чрезвычайно важной способностью, так как означало, что они переживали впечатление в отсутствие его причины, то есть могли размышлять о прошлом. А их могучие враги этого не умели. Зверь мог оценивать только настоящее — то, что находилось перед его глазами. Он был не в состоянии размышлять о свершившихся событиях.
Мальчик Ра все это время сидел на дереве и уже довольно долго наблюдал за каким-то необычным явлением в лесу. Что-то белое, светлое проступало вдалеке между деревьями. Хотя вокруг было темно, в этом месте деревья были хорошо видны и, казалось, шевелились. Ра не смог сдержать с любопытства, слез с ветки и стал красться к непонятному месту. Свет все мерцал, деревья шевелились.
Ра подкрался совсем близко и обомлел от страха и удивления. На полянке лежало большое старое дерево, расщепленное молнией. Сухое дупло его горело; языки пламени вились и лизали упавший ствол.
Здесь было светло и уютно. Ра спрятался за деревом и долго глядел оттуда на это странное зрелище. Подойти ближе он боялся.
Но все вокруг было таким спокойным, таким безмятежным, огонь так ласково потрескивал, что Ра осмелел и вышел из-за дерева. Осторожно, бочком, он начал приближаться к огню, готовый тотчас убежать, если эта неведомая тварь решится на что-нибудь недоброе.
Но «тварь» вовсе не думала бросаться на Ра. Напротив, ее ласковость и милые плавные движения словно манили к себе. Ра подошел совсем близко и ощутил приятное тепло. Невольно он протянул руки к огню и неподвижно простоял несколько минут. Потом повернулся и побежал к своим.