Степаков сказал им, что Весы правосудия возникли в Советском Союзе и его сателлитах из старого Восточного блока еще в 1987 году. В первую очередь, они были русскими по концепции, и сначала КГБ считал их еще одним проявлением волнений. Раньше были информаторы. К осени 1987 года они знали, что «Чаши-Правосудия» организованы примерно так же, как организована агентурная сеть. «Изначально здесь, в Советском Союзе, было три кольца или ячейки. Теперь они объединили их в одно целое ''. Степаков вел себя серьезно. Его природная счастливая и неистовая личность, казалось, отступила, как будто люди, о которых он говорил, были слишком опасны, чтобы над ними смеяться или шутить.
«Мы знаем, что было еще одно кольцо в бывшей Восточной Германии, одно в Польше, одно в Чехословакии. Мы также знали об американских, британских и французских связях. Мы обнаружили это через информаторов. Люди, которым мы доверяли. И это знаменательно - даже те, кто информировал, не знали всей реальности. С осени 1987 г. до осени 1988 г. мы проследили за 42 из этих информаторов. Отвели нас только к тем людям, которые сделали первый подход, первичные контакты. Я расскажу, как это работало.
«Все началось с перешептывания. Во-первых, просто название «Чаши-Правосудия», повторяющееся снова и снова, передаваясь от уха до уха. Странным, запутанным образом он распространился по Москве. Через более роскошные квартиры на Невском проспекте, среди студентов в университете, как лесные пожары в яичных квартирах рабочих, на фабриках, на нелегальных рынках и в торговых точках, в ГУМе и других универмагах, внутри военных казарм, и так в сам Кремль. Через несколько дней это название стало известно всем, кроме иностранных журналистов, от которых люди инстинктивно сохранили это странное имя. Так название «Чаши Правосудия» стало нарицательным. Это тоже стало чем-то осязаемым. Благодаря повторению названия организация зажила собственной жизнью.
«Затем информаторы начали передавать информацию, которая была направлена в мое относительно новое контртеррористическое управление. Они использовали МВД и специальные подразделения полиции для отслеживания каждого зарегистрированного случая. Но это ни к чему не привело.
«Это была исключительно умная и гениальная уловка, когда они проследили до тех, кто связывался с информаторами, которых они натолкнули на обескураживающую стену. Ведь вербовщиков выбрали Весы правосудия из-за их собственной невиновности. Эти вербовщики делятся на несколько разных типов: это часто были люди, которые жили одни, иногда простаки, у которых хватало ума только для выполнения простых задач, иногда старые женщины, чья жизнь стала бесплодной и бесполезной, люди, которые тосковали по какой-то задаче, чтобы чем-то занять себя. Звонок этим невинным людям поступил от незнакомцев в мясной очереди или в баре, даже в группе, ожидающей на автобусной остановке. С теми, у кого были телефоны, связывались тихо, часто в начале дня, и всегда было обещание. Им сказали, что это хорошая работа. Легкая работа. Работа на государство. Ничего криминального. Каждому давали имя - обычно это был кто-то, кого они знали, даже немного. Им пришлось задать этому одному человеку ряд вопросов: хочешь ли ты служить своей стране, чтобы жизнь стала лучше? Готовы ли вы выполнить какую-то особую работу, для которой, как мы полагаем, вы хорошо подходите? Всегда были мистические слова, Чаши Правосудия. Всегда было особое обещание - несколько рублей, новый телевизор, продуктовая посылка.
«Этих простых, в основном хороших людей заманили на вербовку, как мужчинам и женщинам в Британии или Соединенных Штатах предлагают прибыльную работу из дома - адресацию конвертов, агитацию по телефону. Все мы знаем, как это работает », - сказал Степаков. «И, черт возьми, эти люди Они получили вознаграждение, несколько рублей, телевизор, в одном случае - недельный отпуск. Это были действительно невольные агенты. Они понятия не имели, что агитируют за незаконную террористическую группу. Когда у них были ответы на свои вопросы, они передавали их. Им скажут дождаться посыльного или телефонного звонка. Посланниками часто были дети, которых они никогда раньше не видели, или даже кто-то в том самом месте, где к ним впервые подошли. Все несущественно. Следы, которые никуда не ведут ».
Основное беспокойство в этот период - с осени 1987 года по осень 1988 года - заключалось в том, что информаторы, доносившие в банду Степакова, явно составляли лишь небольшую часть тех, к кому обращались.
«Мы знали, - сказал он им, - что Чаши-Правосудия теперь стала реальностью, и мы также знали, что они начали распространяться из Советского Союза в страны-сателлиты старого Восточного блока, даже в другие западные страны. Наши агенты обнаружили следы аналогичных методов вербовки, и по ним мы сделали расчетные предположения о местонахождении и количестве ячеек. Весы правосудия - это именно то, что Уинстон Черчилль однажды сказал о Советском Союзе - загадка, окутанная тайной внутри загадки. Но Черчилль также предсказал, что может быть ключ, и есть ключ, но тот, который поначалу вел нас очень коротко. Он привел нас в вестибюль «Чаши-Правосудия», и то, что мы там услышали, заставило нас похолодеть ».
Произошло это почти случайно. В допросное отделение МВД привезли профессора языка, преподававшего в Московском университете. Его подозревали в том, что власти в общих чертах называли «деятельностью черного рынка», что означало что угодно, от торговли нелегальной валютой до предметов роскоши и вплоть до прямого и неподдельного шпионажа.
В случае Владимира Лыко, старшего профессора английского языка, это было несколько незаконных валютных операций на сумму около 100 000 долларов. Сомнений не было, доказательства были, деньги выслежены, и об этом сообщил один из учеников профессора.
«Это был январь 1989 года». Степаков прислонился большим задом к спинке стула, как бы собираясь рассказать хорошую историю. «Меня вытащили в час ночи, и я сразу поехал в Лефортово. У МВД было прямое указание связаться со мной, если они когда-нибудь найдут доказательства, ведущие нас в «Чаши Правосудия». Офицер, отвечавший за допрос, сказал мне, что у Лыко есть вещи, о которых он хотел бы поговорить. Он хотел заключить сделку, и, как вы должны знать, это строго противоречит нашей оперативной практике ''. Он широко улыбнулся. «Мы никогда не заключаем сделок. За исключением тех случаев, когда мы много выиграем. Из крошечных желудей. . . Ну, Лико был очень маленьким желудь, а он превратился в очень большое дерево ».
В аэропорту Бонд подумал, что русский будет хорошим рассказчиком. Теперь, с его подвижным клоунским лицом и умением графически описывать, Степаков рассказал им о своей первой встрече с профессором. Бонд был прав. Он озвучивал все голоса.
Лефортово - мрачное место с привидениями в лучшие времена. Зимой действительно уныло. У них был Владимир Лыко в маленькой комнате для допросов. Голая и недружелюбная, со столом и двумя стульями, прикрученными к твердому каменному полу. Заключенный сидел спиной к стене, а прямо за ним, высоко в камне, было небольшое круглое отверстие. Раньше в жертв стреляли из этого крошечного отверстия, обычно как раз тогда, когда следователь брал подписанное ими заявление со стола и отходил в сторону.
Степаков был в своей тяжелой шинели, потому что стены были покрыты льдом. Лыко выглядел, по праву, напуганным. Он был типичным академиком из университета. Суетливый человечек лет сорока с короткими волосами и худым лицом фанатика, в котором когда-то пылкие глаза отражали его ужас. Его руки дрожали, когда Степаков предлагал ему сигарету, и сотруднику КГБ пришлось держать его за запястье, чтобы поддержать его, когда он зажигал для него дым.
«Что ж, Владимир, ты сейчас в хорошем рассоле. Мне говорят, что больше ста тысяч долларов наличными. Это большие деньги. Достаточно денег, чтобы дать вам один год за каждые десять долларов. Один год из десяти в ГУЛАГе. Думаешь, это холодно? Подождите, пока не доберетесь до одного из лагерей. Это будет похоже на летние каникулы, - он замолчал, глядя на мрачную, съеживающуюся фигуру, которая в лучшем случае считала себя одним из живых мертвецов.
«Мальчики сюда вернутся. Они возьмут ваше заявление, ваше признание, и вы его подпишете. Тогда ты предстанешь перед трибуналом и уедешь. Кто-то, у кого это было мягко, как и вы, чувствует себя плохо из-за этого, и стыд проникнет в самое сердце вашей семьи ».
Лыко впервые заговорил: «Я могу предоставить информацию».
'Хорошо. Обеспечьте это. Если информация верна, то приговор может быть отложен на пятьдесят лет. ’
«Я один из. . ... - он остановился, как будто прилагая огромное усилие. «Один из Чаши Правосудия».
- Правда? - удивился Степаков. «Кто эти« Чаши Правосудия »? Не могу сказать, что знаю их ».
«Вы очень хорошо знаете, о чем я говорю. Я могу вам очень помочь. Рассказать детали. '' На секунду Лико, казалось, подключился к источнику внутренней силы. Это было хорошо. Это жалкое извинение перед человеком вызвало некоторое самоуважение.
«Вы можете дать мне имена?»
«Имена - это сложно. Но я могу привести порядок действий; организация; методы и, что самое главное, то, что на самом деле делает «Чуши-Правосудия» ».
«Тогда продолжай. Говори.'
Светловолосый Лыко покачал головой. Момент мужества, казалось, вдохнул в него новую жизнь. «Я поговорю с вами, даже буду работать с вами, только если обвинения будут сняты».
Степаков медленно встал и пошел к двери. Потом повернулся обратно. «Если у вас есть хорошая информация о « Чашах-Правосудия », вы передадите ее следователям, а они передадут мне. Они очень хороши в таких вещах ».
Лико поднял голову. Он действительно улыбнулся. «Я знаю», - тихо сказал он дрожащим голосом, страх скрылся на поверхности. «Проблема в том, что информация, которой я располагаю, без меня бесполезна. Информация сама по себе не может вам помочь. Например, вы знаете, что такое «Чаши-Правосудия» на самом деле? »