– У нас какой-то сбой в хронологии событий, – сказал Макар. Бабкин еще сверялся с записями, а он уже перечислял по памяти, загибая пальцы. – Первого октября Сафонов заселяется в чужой дом, а десятого обнаруживает фотографии в своем подвале. За несколько часов до этого он случайно натыкается на своего бывшего приятеля Клима, то есть Василия Клименко. О чем они разговаривали, мы не знаем. Сафонов пугается фотографий, звонит хозяину дома, убеждается, что тот ни при чем. Уезжает к сестре во Владимир, а возвращается пятнадцатого числа… Правильно?
– Пятнадцатого утром, – уточнил Сергей.
– Хорошо. Чуть раньше, одиннадцатого октября, Аня Козлова выслеживает курьера, который раз в три месяца доставлял конверт с деньгами. Она врывается к Елене Матусевич и узнает от нее правду о наших студентах. Для Матусевич единственный, кто выжил из всей группы, – это Сафонов, о возвращении Клименко она не имеет ни малейшего понятия. Так что она сдает Никиту с потрохами и, сама того не зная, наводит девчонку на верный след, показав ей альбом. Пятнадцатого октября риелтор приезжает на ипподром наблюдать за скачками. Козлова выследила его и проникла в дом. Бедняга Сафонов спускается в подвал, видит, свою собственную, и бежит. Но на полпути ему приходится вернуться из-за забытого телефона, и насмерть перепуганная девчонка бьет его по голове. Пока все верно?
Бабкин кивнул:
– После этого от Сафонова ни слуху, ни духу. Студент утверждает, что тот пришел в себя и Козлова удрала. Но доверять ему нельзя, он у нас лицо заинтересованное.
– Четыре дня Никиту ищем мы и полиция, а на пятый к нам присоединяется… – Илюшин бросил взгляд на забинтованную руку напарника. – Хорошо бы знать кто. Я обзвонил родственников Сенцовой, Лобана и Осина, пока ты ехал из Зеленограда: к ним никто не приходил. Балаклава начал с матери Артема и угадал. Елена Юрьевна ухитрилась сбежать от него, и, думаю, больше мы ее не увидим. Чертовски жаль!
– Может, еще объявится, – подала голос Маша, сидевшая у окна.
– Вряд ли. Человек с пятого этажа выпрыгнул, а ты хочешь, чтобы она пришла с разоблачениями. Она бросила любимую собаку. Собаку, Карл! Нет, Елена Юрьевна не вернется. И я бы не вернулся на ее месте.
Бабкин почесал в затылке карандашом.
– Мы знаем, – продолжал Макар, – что фотографии в подвале повесила не Анна Козлова: она только одиннадцатого узнала о существовании Сафонова. Кто это сделал и связаны ли снимки с его исчезновением – вопрос номер два. Вопрос номер раз: где сам Сафонов. Я бы не доверял словам студента насчет того, что Никита был жив после ухода Козловой. Влюбленный парень будет плести что угодно, лишь бы выгородить девчонку. Он влюбленный?
– Как цуцик, – кивнул Бабкин.
– Нужна Козлова. Только она достоверно знает, что случилось в коттедже, когда Никита вернулся за телефоном. – Илюшин встал, потянулся и выглянул в окно. – Тетка отпадает, кузены отпадают, несуществующие друзья отпадают тоже. Что остается?
– Отцовская квартира, – сообразил Бабкин.
Макар взял телефон.
– Татьяна? Да, здравствуйте, Илюшин…
Сергей слушал, как его друг осторожно, шаг за шагом сообщает заказчице о том, что в деле появился новый фигурант, которого ей нужно опасаться. Татьяна, похоже, не принимала предупреждения всерьез. Сам бы он давно брякнул: «Бери ребенка, дура, и уезжай с мужем куда-нибудь, пока не кончится расследование».
У него мелькнула мысль: а ведь странно, что Балаклава не пришел к сестре Сафонова. Выходит, он не знает о ее существовании или ему неизвестно, как ее найти.
Закончив разговор, Макар облегченно выдохнул.
– Убедил? – сочувственно спросил Бабкин.
– Не уверен. У мужа работа, у ребенка – кружки, она не может гарантировать, у нее нет уверенности, и тра-та-та, и все в таком духе.
Сергей заволновался.
– Подожди, как это – не может гарантировать? У нас только чудом не случилось два трупа. Ей не гарантировать надо, а смываться и адреса никому не оставлять!
– Серега, – Макар заговорил вкрадчиво и нежно, – ты слышал разговор? Я дважды повторил, что их семья может быть в большой опасности. Она взрослый человек. Не в наших силах принять решение за нее. Если всех троих завтра прирежут, мне будет очень жаль, но только потому, что мы останемся без второй части гонорара.
– Сердца у тебя нет.
– У меня нет сердца для тех, у кого нет мозгов, – возразил Илюшин. – А для всех остальных я буквально Данко, только вечно живой.
Бабкин махнул рукой и вернулся к своему блокноту.
– Я обошел тот коттедж, из которого, по словам Сафонова, за ним кто-то следил. Уверен, все лето там не было жильцов: сад запущен, цветы не обрезаны… Ни одна хозяйка не бросит свои розы гнить на земле.
– Забраться в дом сложно?
– Не сложно, если он не поставлен на охрану и у тебя есть навыки взломщика. То есть для рядового человека – почти невозможно.
– Решетки есть?
– Нет. Но разбитых окон я не увидел. Может, все просто? Приехал хозяин, привез с собой любовницу. Смотрит: снаружи кто-то шарахается, в дверь барабанит. Зачем мужику светиться? Чтобы сосед пару месяцев спустя в разговоре с его женой случайно обмолвился: мол, я тут вашего супруга видел?
– Хорошее объяснение, – согласился Макар. – У которого есть только один недостаток.
– Какой?
– Оно неверное. Возле дома не гараж, а навес. Сафонов увидел бы машину.
Бабкин выругался сквозь зубы. Он не заметил навес, вернее, выкинул его из головы. «Теряю хватку», – привычно подумал он.
– Нет, не теряешь, – возразила жена.
На лице Сергея отразилось детское изумление, и Маша с Илюшиным засмеялись.
– Ты его так с ума сведешь, – сказал Макар. – Интересно будет посмотреть на тебя, Серега, в смирительной рубахе.
– Прекрати издеваться над человеком. – Маша, по-прежнему смеясь, встала и поцеловала мужа в макушку. – Сережа, ты каждый раз, стоит тебе что-то забыть, произносишь одно и то же: «Теряю хватку!» И еще верхней губой вот так делаешь. – Маша подергала губой.
– Во-во, – обрадовался Илюшин. – Именно такое выражение лица! Кабан во время гона.
– Маша, уйми его, – попросил Сергей.
– Вепрь!
– Нет, я сам его уйму.
– Ты раненый, тебе нужен покой! – Макар отклонился от полетевшей в него тетради.
Бабкин поморщился: рука постоянно давала о себе знать.
– Значит, московская квартира Козловой, – вслух подумал он. – Съезжу и разведаю, что происходит. Но если девчонка прячется там, разговаривать с ней лучше тебе, а не мне.
– Хоть ты и спас ее от супостата, вид твой зверский отвращает от тебя юных девиц.
– …и слава богу! – громко сказала Маша из соседней комнаты.
Сергей почувствовал, что по губам расползается глупая улыбка, и быстро спросил:
– У тебя есть предположения, что за тип гоняется за Сафоновым?
Предположения у Илюшина были, не было доказательств, о чем он и сказал.
– Напрашивается версия, что родственник или близкий мстит за беднягу, ставшего жертвой нашей компании в две тысячи девятом. Он последовательно убил всех остальных, начиная с Эмиля, и потрудился замаскировать часть убийств под несчастные случаи. Полагаю, это было сделано для того, чтобы остальные не успели испугаться и разбежаться, следуя примеру Василия. Убедительно? – Макар кивнул и сам себе ответил: – Убедительно. Но совершенно не объясняет, отчего он сразу не расправился с Сафоновым. Тот не уезжал, и отыскать его было легче легкого. Почему именно сейчас? Если фотографии в подвале развесил этот же человек, что за псих напал на Елену Матусевич и на тебя? – Он покачал головой. – Нет, что-то здесь не сходится. Слишком много желающих найти Сафонова. И мы, и Анна Козлова, и неизвестный Балаклава… Мало похоже на совпадение. Что-то случилось…
– Я вот о чем подумал, – сказал Сергей. – Если Балаклава не заявился первым делом к сестре Сафонова, может, он не из родственников жертв? Те навели бы справки о семье Никиты.
– Если у них были такие возможности, – возразил Илюшин. – Родственники жертв, родственники жертв… – Он прошелся по комнате из угла в угол, щелкая пальцами. – Что-то мы упускаем.
– Уголовное дело мы упустили, – мрачно сказал Сергей.
– И что-то ещё…
Вернулась Маша, тихонько села в углу с блокнотом. Рисовала она последнее время всякие загогулины, носившие смешное название «дудлы», и из этих загогулин удивительным образом складывались то совы лупоглазые, то рыбы, то цветы. «Мне нравится, что каждый раз получается закольцованная история, – говорила Маша, показывая ему рисунки. – Летела сова, сорвала диковинный цветок, уронила в море, а из моря выросла звезда о десяти лучах, на каждом луче по солнцу, в каждом солнце по сове. Каждый раз история возвращается в одну и ту же точку». «В истории должен быть конфликт», – возражал Бабкин, помнивший уроки литературы. «Это у тебя с Илюшиным должен быть конфликт, иначе вам жизнь не в радость».
В их расследовании все листки были перепутаны. Не получалось истории, и даже картинки, похоже, они трактовали неверно.
– Допустим, взял Сафонов наркоту на реализацию, а деньги не отдал, – пробормотал Сергей. – Наш Балаклава никакой не родственник, а честный коммерсант, желающий вернуть свое. Допустим.
– А на Елену Матусевич как вышел твой коммерсант? – полюбопытствовал Макар.
Бабкин замялся.
– Проще простого, если у них были отношения, – подала голос Маша, не переставая водить ручкой по альбомному листу.
Бабкин с Илюшиным переглянулись.
– Балаклава пришел в коттедж Сафонова, нашел там свидетельства их связи и отправился к Елене, рассудив, что кому как не любовнице знать о том, где обретается Никита. Хорошая версия, непротиворечивая. – Илюшин встал и с неподдельным интересом заглянул в Машин рисунок. – У тебя там не зашифровано, где Сафонов?
– Или хотя бы участвовал ли он в убийствах, – дополнил Бабкин.
– У меня зашифрован только ловец снов. – Маша повернула альбом к Сергею. – Смотри, как красиво!
– То же самое мне хочется сказать о нашем деле. – Илюшин вернулся на табуретку. – Чувствуется в нем внутренняя красота, которая от нас ускользает. Я поговорю еще раз с Порошиной. Послушай, Серега…