Паскудный район, сказал Бабкин и потом еще раз повторил, когда они отыскали нужную улицу. Получилось это не сразу, навигатор вел их кривыми путями, сбивал, словно хотел увести подальше, заботясь об их благополучии.
Фонари не горели. Невдалеке судорожно пульсировала вывеска аптеки, на тротуаре вспыхивал и пропадал безжизненный зеленоватый свет.
Название отеля они разобрали, только подойдя к подъезду. «В тишине у Паши».
– В саду у дяди Вани, – буркнул Сергей и проводил взглядом машину, медленно проехавшую мимо с выключенными фарами.
Звонок не работал, пришлось стучать. Толстая сонная консьержка долго не могла понять, что от нее требуется, а поняв, утратила к ним интерес: ткнула пальцем на узкую лестницу и ушла курить к черному ходу. Прокуренный воздух потянулся за сыщиками вверх, как соглядатай.
Лестница была узкая, и коридоры узкие, и даже двери, казалось, были рассчитаны не на человека, а на его тень. Их шаги заглушала истлевшая ковровая дорожка.
Они остановились возле шестнадцатого номера. Слышимость была, как в картонной коробке, разделенной на секции; вокруг мылись, спускали воду в унитазе, бубнили, матерились, икали, вздыхали и расхаживали. Только из номера Клименко не доносилось ни звука.
– Встань у стены, – тихо сказал Сергей и постучал.
Макару показалось, что тишина в номере стала еще глуше.
Бабкин постучал снова.
– Кто там? – спросили откуда-то сбоку.
– Здравствуйте, Василий, – непринужденно сказал Макар. – Мы с вами уже общались. Это Макар Илюшин, помните?
За дверью долго молчали.
– Уходите. Я ничего не знаю.
– Василий, я к вам ехал через всю Москву, – укоризненно сказал Илюшин. – Хоть три минуты у вас найдется для меня?
– Я ничего не знаю! – истерически выкрикнул Клименко.
– А я вас пока ни о чем и не спрашиваю. Это мне есть что вам рассказать.
Прошло не меньше минуты, прежде чем раздались звуки, будто изнутри разбирали баррикаду; напоследок что-то громыхнуло, и на ковер упала полоса тусклого света.
Увидев Бабкина, Клименко тонко вскрикнул и навалился на дверь. Бабкин поставил ногу, не давая ей захлопнуться.
– Василий, это мой напарник, Сергей, – светски сказал Илюшин. – Сережа, это Василий Клименко.
– Рад познакомиться, – пробасил Сергей.
– Вы позволите нам войти?
– Помогите!
– Мы хотели бы побеседовать.
– Кто-нибудь!
– У меня нога затекла.
– У него нога затекла, – сказал Илюшин, кивая на Бабкина.
– Убивают!
Сергей потерял терпение. Он нажал на дверь и оказался внутри.
– Вызовите полицию!
– Ну, хватит, прекратите этот цирк, – раздраженно сказал Бабкин, поднимая валявшийся на полу стул. – Сядьте и поговорим по-человечески.
Он заглянул под кровать и в туалет, совмещенный с душевой. Одноразовая зубная щетка, мыло, паста, расческа с длинными редкими зубьями. В пустом шкафу-пенале, узком, как гроб, пахло пылью и мышами. Макар успел занять стул, а хозяин номера медленно пятился, пока не уперся в стену, и застыл там, раскинув руки, похожий на толстого мотылька, пришпиленного к картонке. Вдоль плинтуса выстроилась батарея пустых водочных бутылок.
Выглядел Клименко так себе. Неважно он выглядел, и Макар не преминул сообщить об этом вслух.
– Вы себя сами в могилу сведете, Василий. А если ориентироваться на ваш внешний вид, так вы вообще оттуда только недавно выбрались.
– Он имеет в виду, что краше в гроб кладут, – перевел Бабкин.
– Как… как вы меня отыскали?
– С трудом, – признал Илюшин. – Чаем не угостите? Ладно, бог с ним, с чаем… кипяток-то хотя бы есть?
Не кипяток, но горячая вода нашлась в кулере, в коридоре. Илюшин принес три пластиковых стаканчика, чертыхался и долго дул на пальцы. Клименко, следивший за ним исподлобья, вдруг осклабился, подошел и сел на край кровати.
– Холодно на улице, – пожаловался Илюшин. – Василий, ответьте мне на один вопрос: это вы напечатали и повесили фотографии?
В остекленевших глазах появился проблеск мысли.
– Какие фотографии? – хрипло спросил Клименко.
– В подвале дома, который занял Сафонов.
На лице Василия отразилось удивление: первая его эмоция, не приправленная страхом или ненавистью.
– В каком смысле – занял? Какой дом? О чем вы?
– Фотографии, – повторил Илюшин, игнорируя его вопросы.
– И как ты пробрался в подвал? – добавил Сергей.
– Вы психи? – злобно спросил Клименко и сам себе утвердительно ответил: – Вы психи. Валите отсюда. Консьержка только с виду старая калоша, а так-то у нее менты прикормлены.
Илюшин подумал и кивнул:
– Хорошо. Значит, снимки – не ваших рук дело. Вы видели Сафонова один раз?
– Я тебе уже говорил! Да, единственный раз, в кафе он ко мне прилип. Черт бы его побрал! Больше мы не встречались, на хрен он мне сдался…
– Он же ваш бывший друг, – укоризненно сказал Илюшин. – Выпивали вместе, с девушками заигрывали, по московским аркам прогуливались вместе.
Клименко дернулся, будто сквозь него пропустили разряд тока.
– По одному, а не вместе, – поправил Сергей. «Лишь бы удар его не хватил», – озабоченно подумал он, глядя, как Василий хватает воздух ртом.
– Я… я… я… Меня там не было! – прохрипел он наконец. – Не было, я не ходил, я не знал…
– Знали, – перебил Илюшин, и Клименко сник. – Кто убил ваших друзей? Сенцову, Осина, Лобана, Матусевича – кто? Вы?
– Я ничего об этом… Я в Новосибирске был, понимаете вы?!.. впервые… от Сафонова… нет, не подходил, не трогал… я уеду отсюда прямо сейчас, только дайте… дайте вещи собрать!
Он вскочил и кинулся к чемодану, едва не опрокинув стол.
– К черту, к черту все, – ожесточенно бормотал Василий. Вдруг замер. Закопошился с чем-то, запрокинул голову, послышалось бульканье. Бутылочка из мини-бара полетела в сторону. – Я идиот, еще о чем-то с вами пытался… Вы упыри, такие же, как все они…
– Куда вы поедете? – в спину ему спросил Илюшин. – Василий, шутки кончились, и вашему затянувшемуся побегу тоже пришел конец.
Клименко судорожно дернул плечом.
– Кто-то ищет Сафонова, – продолжал Макар. – Об этом я и хотел вам рассказать. Этот человек едва не убил мать Артема Матусевича и почти убил еще двоих только потому, что думал, будто они могут вывести его на след Никиты. Вы понимаете, кто будет следующим?
– Никто не знает, где я!
– Мы же узнали. Василий, вы догадываетесь, кто этот человек?
Клименко молчал.
– Послушайте, вы действительно в большой опасности…
– Да что ты с ним церемонишься… – Бабкин резко наклонился к сидящему на полу и постучал кулаком по полу. – Алло, откройте! Мужик, ты не въезжаешь. Он чуть меня не угробил, а это кое-что значит, уж поверь мне. От тебя вообще мокрое место останется. Пораскинь мозгами и скажи, кто мог грохнуть твоих приятелей? С выдумкой грохнуть, а не просто по пуле каждому…
Повисло молчание. Над головами испуганно потрескивала лампочка, за стеной кто-то монотонно повторял: «Ну, зай! Ну, зай! Ну, зай!»
– Василий, вы-то ведь никого не убивали, правда? – мягко сказал Макар.
Клименко сглотнул.
– Это вы принесли в арку тело старика? – Василий поднял на него непонимающий взгляд. – Ясно, – кивнул Илюшин. – Значит, не вы. Но вы что-то знаете и почему-то не рассказываете об этом. Кого вы так боитесь? Это простой вопрос. Почему вы уехали в одночасье в декабре две тысячи девятого? Неужели решили, что полиция все-таки выйдет на вас? Нет, непохоже. Кто-то смертельно вас испугал. Кто?
– А я ведь был там, – медленно проговорил Василий совершенно трезвым голосом, глядя сквозь Илюшина. – На похоронах…
– На чьих похоронах?
– …снег падал, много снега. Больше ничего не помню. Нет, вру: лица их помню. Я после этого и удрал как заяц. Страшно. Вам не понять.
– Кого вы хоронили, Василий?
Клименко вдруг засмеялся – этот злорадный смех Илюшин уже слышал, когда нашел Василия в первом отеле. Вот и подошла к концу наша изысканная беседа, подумал он и оказался прав.
– Пошли вон, – криво ухмыляясь, сказал Клименко. – Все. Сеанс окончен, зрители расходятся.
Бабкин бросил вопросительный взгляд на Илюшина. Тот едва заметно качнул головой: бесполезно, мы больше ничего от него не добьемся.
– В последний раз спрошу… – Макар обернулся к нему в дверях. – Чьи это были похороны?
– Проваливайте!.. – Василий, уже не глядя на него, помахал рукой, будто выметал мусор. Он снова сел на корточки перед чемоданом и принялся складывать вещи.
Выйдя на улицу, они протиснулись мимо машин, припаркованных на тротуаре, и под истеричное моргание аптечной вывески двинулись обратно. Бабкин привычно вытряхнул сигарету из пачки и стал мять в пальцах.
– …Ну, не бить же его, в самом деле, – пробормотал Илюшин, словно продолжая начатый разговор.
Сергей промолчал. В другое время он начал бы спорить с Макаром, тем более Васю достаточно было встряхнуть за шиворот, легонько, без малейшего ущерба для здоровья… Но сейчас он пытался понять, что за мелкая заноза засела в памяти. Клименко сказал что-то важное? Похороны, снег, чьи-то лица… Не то, все не то. Он что-то упустил.
– Серега? – позвал Макар.
Бабкин коротко мотнул головой. Он мысленно отматывал пленку назад: Клименко садится на кровать; Илюшин несет три стаканчика, расплескивая по дороге воду; он распахивает дверцы шкафа; видит свое отражение в тускло освещенном зеркале ванной комнаты…
Сергей остановился как вкопанный.
– Расческа.
– Что? – переспросил Илюшин.
– На полочке в ванной лежит расческа с редкими зубьями.
– Одноразовая? – предположил Макар.
– Нет, качественный пластик, имитация под черепаховый гребень. А стрижка у него – бобрик.
Они уставились друг на друга.
– У его бывшей девушки длинные волосы. – Илюшин нахмурился. – Вика Косинец… Но если она приходила сюда…
– …и если кто-то знал, что она его подружка…
«…то этот кто-то мог бы проследить за ней», – хотел закончить Макар, и в эту секунду из отеля донесся истошный крик. Он перешел в визг и оборвался.