– А хочешь, я тебе сказку сочиню про мышку и лисицу?
– Хочу! – засмеялась Аврошка и убежала на Настасьин зов.
Потом они завтракали, и Настя увела дочь гулять. Павел Сергеевич улетел ещё вчера, как только доставил семью на Котельники. Женя села за его стол и задумалась. К вечеру перед ней лежал рукописный текст – сказка для Авроры Царёвой, ей же и посвящённая – первое законченное литературное произведение, принадлежавшее перу Евгении Цинк. Она взяла в руки исписанные листки бумаги и ещё раз прочитала текст от начала до конца, пытаясь представить себе, что это не она автор всех этих слов и предложений, собранных в законченную детскую сказку, – и даже не совсем в сказку, как ей показалось уже потом, – в некую притчу, природу которой она и сама не понимала до конца. В любом случае, все первые дни, пока она размышляла над тем, что у неё получилось, было ощущение, что это сделала не она, что всё это сочинил некто неизвестный, для которого выполнить такую работу – просто мимолётный пустяк, и о существовании которого она всегда догадывалась, но познакомилась с ним только теперь.
Жила на свете летучая мышь, и звалиеё Фокс. Она жила в пещере со своей семьёй: с папой, мамой, братом и сестрой.Кроме них, в той пещере жили еще тысячи мышиных семей,таких же летучих и пугливых. Пещера былатёмной и страшной,и потому жить в ней было тоже страшно. Впрочем, жилив ней мыши испокон веков, рождаясь, умирая и вновь рождаясь.Жили и знали, что там, снаружи, по другую сторону ихбесконечного каменного туннеля, былоеще страшней, потому что там пряталасьнеизвестность, которую они никогда не виделииз-за того, что тамбыл яркий свет. И свет этот нещадно жалил мышиные глаза,и колол, и кусал зрачки, кактысяча раскалённых иголок.
Однако ближек ночи, тот слабый свет исчезал вовсе, постепенно истаивая и растворяясь в воздухе, и тогда мыши пробуждались от дневной спячкии отправлялись охотиться и путешествовать по своей пещере. Они разжималисвои кожистые крылья, которыми обхватывали голову, боясь, что таинственный светобожжёт их и так почти незрячие глаза. Они срывались со стен, на которых висели вниз головой в ожиданииспасительной ночи.Они уползали, почтине видя ничего вокруг, в слабой надежденаткнуться на какое-нибудь живое существо: бабочку, личинку или букашку, и тем самым добыть себе пропитание.И так было всегда —не одну тысячу жизней назад. Так было – вечность. Такбыло и в тот день, когда Фокс, очнувшись от спячки,внезапно разжал своицепкие когти и полетел головой вниз, на дно пещеры, не успев спланироватьв полете. Он упал и больно ударился головой о твёрдыйкамень.
– Ма-ма, – позвал он маму-мышь.Но та спала, продолжая висеть головой вниз.
– Па-па, – позвал онотца. Но и тот не услышал его. Точно так жене услышали его ни брат, ни сестра. И тогда онрешил забраться обратно, чтобы вновь прицепиться к стене, но у него ничего не вышло,потому что больная голова тянула камнемвниз, а поднимать головувверх родители не разрешали.
– Никто не должен жить с высоко поднятой вверх головой, – наставлял его мышь-отец.– Потому что, если ты поднимешь голову и, не дайБог, откроешь к тому же глаза, то увидишь свет, которыйубьёт твои глаза навсегда. И тыумрёшь от голода и страха. И никто уже не сможет тебе помочь, ни однамышь на свете.
Слова эти Фокс не забывал, но выходане было. И он побрёл туда, куда повели его глаза, – на тусклый свет в самом конце пещеры. Он шёли шёл, а свет становился всесильней и ярче, но почему-то это не испугало Фокса. Наоборот, ему становилось всё интересней,хотя глаза его уже начинали немного слезиться и краснеть. Онпреодолел один поворот, другой и внезапно обнаружил, что до выходаиз пещеры осталось уже совсем немного. И тогда, зажмурившись, онсделал последний рывок и выбрался на чистый воздух. Он ещёне знал всего того, что должно было открыться ему, но зато он ощутил своими кожистыми крыльями дуновение тёплого ветра, ноздриего уловили запах деревьев и травы, а маленькие складчатые уши – шум воды и незнакомый клёкотв небесах. Он знал,что ещё только утро, раннее и молодое, и солнце не успело взойти на небосклон, откуда стало бы жалить глаза в полную силу.
И тогдаФокс собрался с духом и распахнул глазатак широко, как только смог. И то, что он увидал,поразило его настолько, что разом закружилосьв мышиной голове и он едва не потерял сознание. Фокс быстросжал веки, немногопостоял на твёрдой почве, приходя в себя и пытаясь набратьв лёгкие побольше этого свежего, незнакомого ему воздуха. Затем онпопытался потихоньку приоткрыть их снова, пуская светв глаза понемногу,по кусочку, по крохотной световой щёлочке.И это ему удалось.Глаза постепенно привыкли к яркому свету, и он осмотрелся.
Вокруг негобыл совершенно чужой мир, незнакомый и разноцветный. Чуть ниже открывалсявид на равнину, и там росли огромные зелёные деревья. Поройвершины их уходили так высоко, что почти доставали небо. Впрочем,что такое небо, он тоже не знал и поэтому задралголову вверх. Там, в небесах, в самой их середине, они обнаружил огромную парящую под облаками птицу. Это был горныйорёл. И даже не просто орёл, а птичий царь —горный беркут.
Завершив очередной величественный круг над равниной, птичий царь спикировална самое высокое дерево и плавно опустился на ветку. Онсидел на дереве, осматривая свои владения. Голова царя была гордовскинута вверх, глаза широко распахнуты, и лишь легкие пёрышки вокругмогучей шеи едва заметнотрепетали, соприкасаясь с воздушным потоком.
Фокс невольнозалюбовался этой картиной. Но при этомон всё ждал, когда же эта прекрасная птица повиснет, наконец, на ветке, опрокинувшись головойк земле и притянув крылья к глазам так, чтобы перекрытьдорогу свету. Однакоптичий царь и не думал опускать голову,а продолжал гордо высматривать добычу с самой высокой точки на равнине. И Фокс дождался – он увидел,как птица, совершивмогучий отрыв от ветки, произвела пару взмахов крыльями, поднялась надземлей и тут же камнем рухнула вниз… Через секунду в когтях её уже трепыхалась добыча.
Но ведь так гораздоудобней, подумалФокс, когда ты не висишь головой вниз, словно мешок мусора,и видишь мир перевёрнутым, а, наоборот, смотришь сверху, широко распахнувглаза.
И ему страшно захотелось стать таким же, как эта гордаяптица. И тогда он выбрал себе дерево и пошёл прямона него, не закрывая глаз.Он шёл и думал, чтосейчас он заберётся на самую высокую ветку,вытянет шею, чтобыподнять голову как можно выше, и высмотрит свою добычу. И это будет самая красивая, самая жирная и самая большая бабочкаиз всех, что он когда-либо пробовал.
Первый раз ему удалось забратьсяна вершину дерева, когда солнечный свет горел лишь в четвертьсилы, не набрав еще полного дневного накала. Фоксзацепился покрепчеза ветку коготками, вытянул шею и распахнул глаза. Но тут же потерял равновесие и камнем, задевая по пути веточки и ветки, понёсся вниз, к земле.Он ударился о мох и траву, поэтому ударвышел не смертельным. Но всё равно былобольно. Больно, хотя не настолько, чтобы не повторить попытку. И он снова полез к небу. И опять, как только онподнял голову и распахнул глаза, сознание его помутилось и онзаново рухнул вниз. На этот раз приземлитьсядовелось на грунти было по-настоящему больно. Отчаянно больно.Да и солнце успелоподобраться к небу ближе, а, стало быть, свет его набралдополнительно жгучей силы и с размаху ударил по ночным глазамлетучей мыши.
Третья попытка тоже не стала последней, но и результататакже не дала. Тем временем всё его тело, каждая мышинаяклеточка уже изнывалаот боли. Глаза начали гноиться и нестерпимогореть, но нечто, ни с чем не сравнимое, снова гналоего туда, наверх, к небу, откуда можно было видеть настоящиймир, а не перевёрнутый, мутныйи жалкий.
Четвёртаяпопытка пришлась на тот момент, когда солнце уже стоялов полном зените, и потому она стала самой мучительной и невозможной. Но, тем не менее, Фокс полез к небу вновь. И уже когда онпочти достиг желанной верхушки и с трудом приподнял голову, чтобыснова широко разомкнуть веки, силы оставили его окончательно, и, сорвавшисьс ветки, он полетел к земле, чтобыникогда большес неё не подняться…
Но уже перед самой поверхностью земли, когдадо камней оставалось совсем немного, чьё-то мощноекрыло подхватило и подбросило Фокса вверх, чьи-то лапыосторожно обхватилислабое мышиное телои бережно опустили его на землю. Это был птичий царь.Он взмахнул крыльями, нагнетаявоздушный поток на полумёртвого и почтислепого мышонка, и это привело того в чувство.
– Я не буду тебя есть, – сказал ему горный беркут, – потому что тыхраброе и отважное существо,хотя всего лишь летучая мышь. Наоборот,за твою самоотверженность я подарю тебе новые глаза – взаментех, что выжгло солнце. И это зрение будет другим. С этой поры оно у тебя станет внутренним. Через тысячи летлюди назовут это радаром. Или локатором.Или как-то еще.
– А