– Да, папочка! – громко крикнула в ответ Аврошка. – Полетим!
«Протон-К» был на месте. Он стоял, закреплённый в идеально вертикальном положении, нацеленный носом в небеса, выпуская из-под себя озоновый пар, который можно было видеть только через бинокль.
– Это она так дышит? – поинтересовалась Аврошка, обращаясь к Юре. – Чтобы надышаться, пока не улетела? А то папа говорил, что на небе дышать нельзя, там, он сказал, какой-то вакуум и можно умереть, если не надеть скафандр, да?
– Не приставай с глупостями, пожалуйста, – одёрнула её Женя, – лучше следи за ракетой, а то она улетит, а ты не заметишь, будешь потом приставать, что тебе рисовать да как.
– Да дыши – не дыши, перед смертью всё одно не надышишься, – отшутился Юра, улыбнувшись всем лицом сразу, и пояснил: – Она же обратно не вернётся больше, ты поняла?
Алексей ещё уточнил:
– Она нам оттуда будет по воздуху фотографии слать, прямо с Марса, у неё там фотик вделан, щёлк, щёлк – и готово!
– Вы меня обманываете оба, – засмеялась Аврошка, – по воздуху нельзя, раз его там нет, можно только когда космонавт сам пощёлкает, а после привезёт и подарит.
Честно говоря, зрелище всё ещё не было достойным восхищения, тем более с того расстояния, на которое их увезли. «Возможно, потом будет поинтересней, – подумала Женя, – когда этот носитель уже стартует и отвалит в открытый космос». В любом случае, сейчас, пока они ждали команды «Ключ на старт», было время лишний раз подумать о встрече с отцом, представить себе, что она ему скажет, когда он увидит их и, наверное, обалдеет от неожиданности, сразу догадавшись, кто с ней рядом. И какие, интересно, будут его первые слова. Но ещё в самолёте из Москвы, пока она обдумывала, как правильней обставить встречу, решила, что на этот раз первой начнёт сама, сказав дочери: «Смотри, Аврусь, это твой дедушка Адольф, иди же к нему, поздоровайся». И подтолкнёт её в спину. Аврошка, скорей всего, сначала постоит чуть-чуть, стесняясь, но потом всё же пойдёт к дедушке. А дальше… дальше уже, как он сам того захочет: прекратит эти свои глупые фантазии и пойдёт на попятный, растаяв от умиления при виде внучки, или же смастерит равнодушное лицо, а сам в это время будет лихорадочно соображать, какую ему занять позицию, чтобы и лицо сохранить, и внучку не потерять.
Так или приблизительно так размышляла Евгения Адольфовна всё то время, пока «Протон» готовили к старту, а её дочь развлекали, как умели, Алексей с Юрием. И ещё, в ожидании тех коротких секунд, когда пустынный пейзаж степи озарится светом от огненного смерча, который, словно джина из бутылки, выпустит из себя «Протон» из всех сопел своих восьми ракет, она успела представить себе лицо мужа, когда он возвращает четыре её рассказа, которые она подложила ему вчера перед сном в расчёте, что за эти дни он найдёт время хотя бы предварительно сунуть в них нос. Или даже нет, не так – он возвращает их с совершенно серьёзной миной, уже готовый для разговора – тяжёлого, удручающего… или нет, всё наоборот, – обстоятельного и очень доброжелательного – в общем, такого, который получится. И не было ничего в тот момент для неё важней, чем узнать, что он думает и что он скажет ей – её Бог, её муж, её Главный конструктор – о том, куда, из какой прошлой и в какие новые степи тащит её так невозвратно, что многое, очень многое из того, что прежде трогало и волновало, отошло в сторону, отлетело куда-то, не хуже этой дальнострельной ракеты, обратившись в пустую и незначительную ерунду.
Эта мысль была последней, которая успела покрутиться в голове у Евгении Адольфовны, потому что уже через пару секунд внимание её отвлёк резкий звук, раздавшийся из рации. Сначала там чуть пошипело, после чего незнакомый голос произнёс:
– Дальний, дальний, я ЦУП, у нас ключ на старте, ожидайте пуска, – и тут же снова повторил, – ожидайте пуска!
– Ну всё, – бодрым голосом объявил Алексей и снова улыбнулся своей хорошей улыбкой, – приготовились, гости дорогие, отматываем десять секунд и – вперёд, к Марсу, будьте любезны!
– Смотри, Аврора, не прозевай свою зарю, а то после внукам нечего рассказать будет: скажешь, была там, да только ничего не поняла, ага? – хохотнул Юра, подмигнув девочке.
В этот момент началось движение. Разом, будто по команде из преисподней, пыхнуло снизу верх и вбок огнём, страшным и сильным. Слышно не было почти ничего, хотя кое-какой звук вроде прорывался, доносясь до их траншеи остатками иссякающей громкости. Но главным к этому моменту был не он – основным сделалось само зрелище. Медленно, будто фантастические окостеневшие щупальца, развелись крепёжные створки, удерживавшие ракетоноситель в вертикальном положении, и «Протон», так же неспешно поначалу, стал отрываться от земной поверхности. Аврорка смотрела во все глаза, не в силах оторвать взгляда от этого невиданного чуда, сотворённого её отцом.
– Ну что, – крикнул ей Алексей, – нравится пускать кораблики?
Она не услышала его слов, это был уже явно перебор – слишком завораживающей была картина, чтобы помимо неё разобрать ещё и звук голоса. Женя тоже смотрела, как неведомые силы отрывают пятитонную громадину от площадки, и вдруг поймала себя на мысли, что ей дико жаль, что рядом с ними нет её отца, Адольфа Ивановича, который, наверное, при его художническом воображении сумел бы потом ещё долгие годы фантазировать с маслом, гуашью, углём, со всем чем угодно, на темы бушующего огня посреди дикой степи. Наверняка он сумел бы поразительно верно изобразить этот взрыв лишь тремя-четырьмя взмахами своей кисти и, конечно же, цвет огня не был бы таким, как этот: в охристое папа непременно добавил бы серого и сильно бы разбелил самоё огненное, нанеся его едва заметным мазком, но сделав сутью и смыслом композиции – потому что важен не сам старт, а то, что осталось после него – выжженная площадка посреди степи с клочьями тут и там расплавленного бетона.
Об этом она успела подумать в первую пару секунд, в тот самый момент, когда «Протон-К» только начал отрыв. Однако внезапно что-то изменилось, но никто ещё не мог понять, что именно, хотя оба они, и Юра, и Алексей, тут же схватили бинокли и стали пристально вглядываться в то, что происходит на стартовой площадке. Что-то взорвалось, там же, снизу, в том месте, где бушевал центральный огонь, и это не могло быть не видно. В то же время всем им показалось, что этот внезапный взрыв, сложившийся с основным, казалось, никак не повлиял на сам носитель, «Протон» продолжал подъём, всё так же медленно набирая скорость.
– Что? – заорал Алексей, вырвав рацию у Юры из рук. – Что там у нас, нештатка?
Ему не ответили, и он снова начал лихорадочно нажимать кнопки, пытаясь соединиться с ЦУПом. Прошло ровно 25 секунд, в течение которых ситуация всё ещё оставалось необъяснимой: по крайней мере, для тех, кто находился в траншее. Аврорка, мало чего понимавшая в происходившем, продолжала восторженно визжать, следя за тем, как исполинская ракета всё выше и выше забирается в небо.
– Ответьте, ЦУП, ответьте, это Дальний, говорите же, ну! – продолжал орать в рацию Алексей, но только и на этот раз ему почему-то не ответили. – Чёрт! – выругался он и снова задрал глаза в небо. Именно в этот момент закончилась ставшая роковой 25-я секунда полёта, до наступления которой система управления всё ещё пыталась скомпенсировать тягу потерянной ракеты: пять двигателей тянули «Протон» до того момента, пока он не набрал километр высоты. Ровно в это мгновение из-за недостатка тяги ракета начала давать крен и резко заваливаться на бок. До финала оставалось 20 секунд, но уже через 16 она взорвалась, на этот раз вся, целиком, развалившись на огромные куски, – в небе над теми, кто был в траншее, и увидеть это уже никто из них не мог: мешал навес, перекрывший видимость, поскольку, приняв горизонтальное положение, «Протон» резко терял высоту, уходя в сторону от места старта. Все шесть двигателей были выключены ещё до взрыва, и уже ничто не управляло ракетой – оставался лишь собственный свободный полёт и падение обломков на землю.
Юра выскочил из траншеи первым, хотя знал, что делать этого категорически нельзя, он оставался без элементарной защиты.
– К машине! – заорал он. – Все к машине! Лёша, вынимай их оттуда!
Опомнились практически одновременно – все, кроме Авроры Царёвой, которая, потеряв из видимости небесный кораблик, в растерянности пыталась теперь высмотреть что-нибудь в совершенно пустом небе. Алексей схватил её поперёк туловища и потащил наверх, успев крикнуть Жене:
– Выбираемся отсюда, быстро!
Женя кивнула, плохо при этом соображая, куда им следует выбираться и для чего это нужно. Юра же, добежавший до газика, уже успел завестись и теперь сдавал задом, чтобы, максимально приблизившись к выходу из траншеи, забросить всех в машину и газануть как можно дальше от опасного места. Однако он не успел проехать и двух метров – обломок корпуса ракетоносителя, самый крупный, всё ещё горящий и разбрасывающий в стороны раскалённую жижу, вломился сверху, целиком накрыв собой автомобиль и в долю секунды превратив его в железное огненное месиво. Кусок «Протона» выпал откуда-то из небес настолько стремительно, что Юра, смотревший в это время назад, но не вверх, уже не мог ничего успеть, даже если бы вовремя заметил опасность.
Второй обломок, не такой огромный, в отличие от первого, убившего старшего по заправке, но раскалённый много сильнее, всё ещё полыхал ужасным огнём, и невозможно было понять, чего в этом огненном шаре в момент соприкосновения его с землёй было больше – самого железа или этого страшного, выжигающего глаза огненного жара. В последний момент Алексей успел-таки краем зрения заметить нечто со страшной скоростью валящееся сверху прямо на них с Аврошкой, которая, поднявшись по узкой лесенке, теперь была у него на руках. И тогда он, подчиняясь защитному инстинкту, бросился на землю, стараясь перекрыть своим телом тело девочки. Обломок, рухнув неподалёку, рассыпался на несколько мелких осколков, таких же огненных. Один из кусков этой горящей смерти, пролетев ещё с десяток метров, приземлился сбоку от них, образовав вокруг себя пылающий конус, который шипел и разбрызгивал по сторонам раскалённые шматы грязи, перемешанной со всё ещё не гаснущими остатками ракетного топлива.