Бейли раздраженно отшвырнул собаку ногой.
— Вы обо мне говорите, словно о каком-то пальто!
Портер засмеялся. Смех его был резок и неровен.
— Надеюсь, вы понимаете, что не по нашей инициативе были отключены.
— Да. Меня просветили. — Он взглянул на стол с одиноким листком бумаги. — А где же ваши компьютеры?
Портер загадочно улыбнулся. То была самодовольная улыбка мальчишки, заполучившего новую игрушку — да такую разособенную, что прочим пацанам даже и не понять, как ей пользоваться.
— Мы внутри компьютера, мистер Бейли. Компьютер — это мы. Я построил девайс-драйвер, связанный напрямую с корой головного мозга. Теперь мы можем разграничивать процессы высшего уровня. Мы наконец начали расшифровывать их. Вскоре мы сможем улучшить их.
Под "нами", естественно, имелся в виду сам Портер, да еще MARHIS — в качестве подчиненного.
— Человеческий мозг сконструирован совсем не так, как логический процессор, — продолжал он. — Он очень уродливо ограничен. Вот пример: большинство людей затрудняется запомнить последовательность из более, чем шести-семи случайных цифр. Это оттого, что у мозга столь маленький инпут-буфер. Я расширил свой до — порядка тысячи. Возможны и многие другие простые улучшения. Теперь я пишу программы мысленно. Не нужно даже формального языка.
— Джереми, — перебила его Розалинда, явно стараясь проявить побольше такта. — Сейчас не самый подходящий момент…
Он и не слышал.
— Однажды наше сознание совершит последний переход… от органического бытия, направляющего нас по пути выживания физического тела, к электронному бытию чистого интеллекта. Граница между человеком и машиной будет стерта. Более не будет нужды в удовлетворении старых животных потребностей — в еде, в жилье, в сексе… — Он обвел широким взмахом руки мезонин, полный игрушек, цветущую блондинку за спиной и вообще весь дом, точно вещи эти были всего лишь костылями, помогающими ходить, пока он не еще освободился от пережитков эволюционного наследия.
— Что с Лео, Джереми? — спросила Розалинда настойчивее и громче.
Тот тут же растерялся, сообразив, что отклонился в сторону.
— Лео? Сидит в надежной бутылке. — Он вновь самодовольно улыбнулся. — Господи боже, сколько он там файл-сэйфов и ловушек понаставил! Знал, что я до него добираюсь. Самая загвоздка была в…
— Но чем он занимался? Ты скоро выяснишь? — Говорила Френч требовательно, однако мягко. Антагонизм, столь часто улавливаемый Бейли в ее голосе — особенно при словесных баталиях — исчез. Она говорила почти по-матерински. Наверное, потому, что Портер никогда не пытался выйти из-под ее контроля.
— Тебе ап-дейт нужен? — Портер подал ей листок. — Вот самый последний. — Он взглянул на Бейли. — Розалинда предпочитает жесткие носители, и я заставляю MARHIS излагать для нее информацию на бумаге.
Розалинда просмотрела листок.
— Он во всех этих системах?
— Еще и в других. Я все время нахожу новые, по всему миру. Он инсталлировался в любую систему, где нашлось хоть несколько гигабайт свободных.
Розалинда обратилась к Бейли:
— Джереми обнаружил, что Лео сделал множество копий своего интеллекта и распихал их по базам данных вне MARHISа. Пересылка данных, описывающих человеческий разум, по фибероптической связи занимает всего сорок пять минут. Именно так мы сами были пересланы в MARHIS из лаборатории в Лонг-Бич, где сканировались.
— То есть, Готтбаум начал попытки овладеть другими компьютерами? — спросил Бейли.
Френч положила листок на стол.
— А какой в этом смысл? Человеческий разум — это не только содержание, но и форма. Без надлежащей формы содержание не функционирует. Нашим разумам для жизнедеятельности необходима специализированная архитектура MARHISа. Храниться эти данные могут где угодно, но в таком случае они не функциональны, как видеодиск без проигрывателя.
— Может, Готтбаум просто настолько параноидален, предложил Бейли, — что на всякий случай решил размножить свои копии.
— Мы вначале думали так же. Однако Джереми нашел уже более тысячи копий, и это, похоже, еще не все. Верно, Джереми?
Он снова сидел, уставившись в пространство, и на этот раз не переключился.
— Джереми! — Она мягко тряхнула его. — Джереми, проснись! — Она взглянула на Бейли. — С ним все труднее и труднее. Все время проводит в своем программире.
— И подружка его, кажется, тоже этим заразилась. — Бейли указал на блондинку в миниплатьице. Та стояла, свесив руки по швам; с отсутствующим выражением на лице. Зазывная улыбочка пропала.
Розалинда осмотрела псевдоморф.
— Странно…
Что-то в ее тоне — или в ситуации — насторожило Бейли. По спине, от пояснице к затылку, пробежал холодок.
— Что странно? — спросил он.
— Джереми! — Она повернулась к Портеру и встряхнула его жестче.
Сэм, казалось, уловил ее беспокойство. Он поднялся и огляделся, точно почуяв что-то.
В мезонине внезапно похолодало. Бейли почувствовал холод лицом и плечами. Словно в морозильной камере…
— Лео? — сказала Розалинда. Взгляд ее стал настороженным. — Лео, это твои штучки?
Портер рывком встал со стула. Глаза его все так же слепо глядели в одну точку, но лицо дергалось. У Бейли появилось неопределенно-мрачное чувство: казалось, Портер теперь полностью осознает, что происходит вокруг, но не может контролировать ничего, включая и собственное тело. Он неуклюже шагнул вперед — раз, другой — двигаясь, точно робот. Подойдя к небольшому слуховому окну, выходившему на покатую крышу, он сжал кулаки и пробил ими одно из четырех стекол окошка. В мезонин ворвался снежный вихрь; стало еще холоднее.
— Джереми! — закричала Розалинда.
— MARHIS, объясни, — сказал Бейли. — Что происходит?
Портер выдернул из рамы оставшийся в ней осколок стекла и повернулся к ним лицом. Разодрав на себе рубашку, он взрезал осколком кожу, проведя вертикальную линию от горла к животу.
Розалинда невольно вскрикнула.
— Готтбаум, какого хрена?! Прекрати!
Рванувшись к Джереми, она схватила его за руку, пытаясь удержать, но было слишком поздно. Но кровь не хлынула из раны; вместо этого Портер осел, словно проколотый воздушный шарик. Из надреза с шипеньем вырвался воздух. Портер рухнул на пол, точно снятый кем-то и брошенный комбинезон.
Вскрикнув в смятении и отвращении, Розалинда отстранилась от него. Она повернулась к Бейли:
— Идем! — Она рванулась к двери. — Назад, ко мне. Скорее!
Но Бейли увидел, что она замерла на месте. Губы ее безмолвно шевелились, глаза широко раскрылись, выпучились, глядя на него в бессильном страхе. Она сжала руками горло; тело ее внезапно повернулось и ударилось в стену. Отскочило рикошетом, крутнулось — еще удар, лицом, словно толкала невидимая рука.
Она упала на пол, истекая кровью, и забилась, словно в припадке эпилепсии.
Сэм, стоявший и наблюдавший за происходящим, подошел к Розалинде Френч, ступил лапами на вздымающуюся грудь, склонил голову и хладнокровно вырвал ей глотку.
Бейли подался назад. Он понимал: что бы ни произошло, ему с этим на справиться. Он повернулся к выходу…
— Назад, Бейли. Немедля, — окликнул его спокойный, властный голос Готтбаума.
Бейли обернулся. Собаки не было. На ее месте, над изломанным, окровавленным трупом Розалинды Френч, стоял старик.
— Надо же, заговор против меня устроили… — Он опустил взгляд на труп Френч и сморщившуюся оболочку Портера. — К счастью, я принял меры предосторожности и поместил в MARHIS еще одну свою копию. Я стер данные мозга Сэма и наложился на него. Им и в голову не пришло искать меня там. — Он коротко улыбнулся. — Итак, Бейли, мы остались в MARHISе вдвоем.
Он щелкнул пальцами, и свет погас.
ВИРУС
Бейли споткнулся, едва не потеряв равновесие. Он был в полном сознании и не ощутил никаких перерывов или простоев. Перед глазами его все еще стоял Портер, превращающийся в пустую кожаную оболочку, и Розалинда Френч, бьющаяся в кровавой луже на полу. Он пристально вгляделся в окружавшую его тьму.
— Готтбаум, вы еще здесь?
— Конечно. Просто занят небольшой реорганизацией. Ну, вот и все.
Над головой появилось ночное небо, словно кто-то включил звезды. Бейли обнаружил, что стоит на темной серой платформе, обнесенной перилами. Балкон, висящий в темноте… С трудом различил он силуэт стоявшего рядом Готтбаума. Мезонин со всем содержимым пропал без следа.
— Извините, если напугал, — сказал Готтбаум. — Не мог отказать себе в небольшой драме.
Бейли промолчал. Он предоставил себе, как поднимает Готтбаума и бросает вниз, через перила. Нет, из этого не выйдет толку; ясное дело, Готтбаум вернул себе контроль над MARHISом — а, значит, и над ним самим.
— У меня имеется ха-ар-роший зуб на Френч и Портера, продолжал Готтбаум. — Так же, как и на вас. Мне и нужно-то было, чтобы меня всего-то оставили в покое и не вмешивались в мою работу, не указывали, что мне можно, а чего нельзя. Но люди снова и снова отказывали мне в этом…
— Вы убили их? — Бейли не интересовала эгоцентрическая жизненная философия Готтбаума. — Портера и Френч? Вы уничтожили их окончательно?
— Конечно, нет, — презрительно ответствовал Готтбаум. — Когда вы в первый раз визитировали меня и спрашивали о вирусе, созданном мной в молодости, я говорил вам, что не имею привычки уничтожать данные. Френч и Портер, целые и невредимые, лежат в хранилище и более не имеют возможности мешать моей работе. — Он повернулся лицом к Бейли. — Но вы, так сказать, еще живете и дышите. Последний жилец памяти. Что ж, это мне не мешает. Вы сможете увидеть, как делается история. Посмотрите на небо. Не замечаете ничего необычного?
Бейли поднял взгляд и понял, что светлые точки вовсе не были звездами, либо хотя бы приблизительным подобием звездного неба. Их было слишком много, и мерцание их окрашено было в мягкие пастельные тона.
— Узловые точки, Бейли, — сказал Готтбаум. — Вы видите упрощенную карту всех узловых точек глобальной информационной сети. Хотите посмотреть, как они связаны?