Что же до того, кто стал несчастным, — то все они несчастны, в том числе ничего пока не подозревающие Анриетта и Эрнест.
— Вернемся пока в город, — сказал Молиссон, — а там посмотрим, как быть дальше.
— Если хотите. Но смотреть-то нечего.
Он многое бы отдал, чтобы помочь миссис Браун шагать по гальке, и порой поглядывал на нее, словно надеялся, что она согласится опереться на его руку.
— Глупо плакать, — помимо своей воли сказал Малуан инспектору.
— Что он сказал? — спросила по-английски миссис Браун.
— Ничего, — ответил Молиссон не сразу.
Малуан остановился на пороге отеля и заявил:
— Я подожду вас здесь.
Ему стало противно, когда он заметил, что англичанин боится, как бы он не сбежал. Из отеля выносили тяжелые кожаные чемоданы, обклеенные этикетками, — багаж Митчела. Сам Митчел, завернувшись в шубу, оплачивал счета.
Малуан видел, как он в сопровождении инспектора и миссис Браун вошел в салон. Вскоре к ним присоединилась Эва в дорожном костюме. Наконец Молиссон вышел, и Малуан спросил его:
— Ей-то они хоть что-нибудь дали?
— Да.
— Много?
— Сто фунтов.
Они шли бок о бок по освещенному солнцем городу, и полицейский внезапно заговорил о том, что его занимало:
— Почему вы идете в полицию?
— А куда мне еще идти?
— Ну, не знаю! Если бы вы захотели… Думаю, что вы будете ссылаться на самозащиту?
И тогда Малуана взорвало:
— Неужели вы полагаете, что это меня интересует?
В кабинет комиссара по особым делам он вошел первым. Поскольку кабинет находился при вокзале, а на Малуане была форма железнодорожника, комиссар решил, что речь идет о служебном деле.
— Что вы хотите, старина?
Не веря своим ушам, он подскочил на месте, когда «старина» сказал:
— Сегодня утром я убил Брауна и пришел вам объяснить…
— Минутку! Минутку!
Он повернулся к Молиссону.
— Что этот человек болтает? Вы его знаете?
Малуан разглядывал лакированные ббтинки комиссара, его двубортный голубой костюм, волосы, разделенные пробором, тонкую ленточку ордена Почетного Легиона и думал: «Он ничего не поймет!»
— Начнем с начала, — сказал комиссар, садясь за стол и отвинчивая колпачок вечной ручки. — Кто вы такой?
— Луи Малуан, стрелочник морского вокзала.
— Откуда вам знаком английский подданный по фамилии Браун?
Малуан сожалел о том, что пришел. Этого он не предусмотрел. Он хотел подчиниться судьбе, отправиться в тюрьму, — что поделать, раз он убил человека, но пойти на это просто и достойно.
— Я видел, как он столкнул в воду своего сообщника, и выудил чемодан.
Взгляд его стал таким же тяжелым, как в дни визитов шурина.
— Что вы сделали с чемоданом?
— Он только что передал его Митчелу, — вмешался Молиссон, который догадался о состоянии Малуана.
— Почему?
— Да потому, что я убил Брауна, черт возьми! — прохрипел Малуан.
— Минуточку. Мне кажется, что одно не имеет отношения к другому. С какой целью вы убили Брауна?
— Я не хотел его убивать. Я принес ему колбасу и сардины, обращался к нему в течение четверти часа. Он делал вид, что его там нет или что он умер. Когда же я услышал, как он шевелится…
— Сколько ударов вы ему нанесли?
— Не считал.
— Вскрытие покажет. Когда Браун умер, что вы сделали с чемоданом?
— Прежде всего пошел домой.
— Чтобы смыть следы крови?
— Да нет же! Я просто пошел к себе.
— Признаетесь, что поели?
— И даже колбасу Брауна ел, — бросил с вызовом Малуан. — Теперь вы довольны?
— Значит, вы убили, чтобы завладеть деньгами?
Стрелочник предпочел смотреть на пол тяжелым взглядом, стиснув зубы.
Комиссар какое-то время наблюдал за ним, полузакрыв глаза, а потом снял трубку:
— Дайте Дворец юстиции, мадемуазель! Алло!
Я хотел бы поговорить с прокурором республики… Алло! Это вы, господин прокурор? Говорит Жанэ. У меня в кабинете человек, у которого были банкноты, украденные у Митчела. Я говорил вам позавчера об этом деле. Нет, француз, железнодорожник. Сегодня утром он убил Брауна…
Почему ему понадобилось подмигивать во время этого разговора?
— Договорились! Я там буду. Мы сможем приступить к восстановлению картины преступления сразу после обеда.
На камине стояли мраморные часы. Они показывали половину двенадцатого. Эрнест уже вышел из школы и идет по крутой тропе вместе с маленьким Бернаром из соседнего дома.
— Алло! Соедините меня с комиссариатом полиции… Комиссариат? Говорит Жанэ. Будьте любезны прислать двух человек для конвоирования типа, которого мне только что доставили.
Никто не доставлял Малуана. Зачем эта ложь? И почему он стал «типом»?
— Что до вас, мой друг, — сказал, вставая, комиссар по особым делам…
Его удивил взгляд Малуана, которого он никак не ожидал, — строгий, глубокий, оценивающий как бы свысока маленького человечка в лакированных ботинках.
— …то согласно закону, — затараторил комиссар, — вас должен сопровождать адвокат во время снятия показаний в прокуратуре, которое состоится сегодня после обеда. Есть у вас кто-нибудь на примете?
Еще чего не хватало! Малуан пожал плечами, с тоской подумав о недавнем пребывании в сарае, когда их было трое.
Насколько же там все было проще и благороднее!
— Вы предупредили семью?
— Может, мне ее пригласить туда, в прокуратуру? — резко ответил Малуан, сам удивившись своей дерзости.
Он вовсе не был склонен шутить. Напротив, хотелось поразмыслить в тишине. Им следовало бы отвести его в камеру и оставить там в покое, пока будет решаться его участь.
— Вам впредь не удастся разыгрывать из себя умника!
Малуан улыбнулся, и эта улыбка как бы замыкала перед всеми его внутреннюю жизнь.
Все ясно. Он больше не попытается что-либо объяснить. Покорно даст те показания, которые от него потребуют, и не скажет ни слова более.
В тот же день после полудня он, не склоняя головы, прошел меж рядов зевак, собравшихся вокруг сарая. Почему он должен опускать голову перед Батистом? Или перед хорошо одетыми мужчинами с портфелями, которые так суетились здесь?
— Признайтесь, что…
С хитрым видом они соревновались, кто лучше сумеет загнать его в угол, хотя он сам все объяснил, не ожидая, пока за ним придут.
С вершины косогора до него донеслись всхлипывания и, подняв голову, он увидел жену, которая плакала, утираясь фартуком. Эрнеста, наверное, оставили у соседей. Он долго искал глазами в толпе Анриетту и наконец увидел, что она прячется за спинами зевак.
— Повторите в точности все, что вы проделали утром.
Он глядел на них с презрением, на всех без исключения: прокурора, судью с маленькой бородкой, на других, чьих званий не знал. Ему дали адвоката, который беспрерывно подавал ему знаки, означавшие: «Внимание!»
Внимание к чему? Раз им так хочется, почему не повторить всю сцену? Раз им так хочется. Вот только тех самых слов ему не сыскать, а без них жесты теряли смысл.
«Прости меня, мой бедный Браун, — повторял он про себя. — Они обязательно хотят видеть, как я размахивал крюком».
Когда же он спокойно взял в руки, как обычно берут, крюк для ловли крабов, по толпе прошел ропот и люди в ужасе отступили.
— В каком месте находился этот предмет?
— Ни в каком. Его держал в руках Браун.
— Куда вы наносили удары?
— Куда попало.
Снова ропот в толпе! Но ему было все равно. Даже почти приятно убедиться, насколько они глупы.
— Поглядите! Вот он — паштет.
— Не трогайте! — закричал судья.
Все продолжалось часа два — запись в протоколы, препирательство судьи с адвокатом. С Малуана сняли наручники, чтобы он мог взять в руки крюк, а когда все кончилось, их снова надели.
— Вы не хотите еще что-нибудь уточнить? — спросил прокурор у адвоката.
— Нет. Разумеется, я требую экспертизу психического состояния моего клиента.
Еще накануне каждый из присутствующих, проходя мимо Малуана, говорил: «Привет, Луи!»
А сейчас они с ужасом смотрели на него, словно он уже не Малуан или вообще не человек. Даже дочь его пряталась в последнем ряду.
На машине нельзя было подъехать к сараю, и весь кортеж прошел часть пути пешком. Мальчишки бежали вслед, чтобы не терять из виду арестованного, фотографы перебегали ему дорогу.
Наконец-то его заперли в камере, и он с удовлетворением оглядел белые стены, узкую кровать, поднятую к стене, передвижной столик. Еще никогда в жизни ему так не хотелось спать, и он чуть было не заснул в одежде. Но тут к нему ввели адвоката.
— Позвольте вам сказать, что вы совершили все промахи, какие только возможно.
Дома у него, вероятно, плакали, собравшись на кухне, где уже зажгли лампу. А голубой бидончик, который он купил в субботний вечер перед самым рождением Анриетты, стоял на столе и от него пахло водкой.
— Я пришел, чтобы дать вам несколько советов.
Малуан посмотрел на адвоката так, как смотрят на предмет забавный, но бесполезный.
— Все единодушно считают ваш цинизм возмутительным, а это усложняет мою задачу. Нужно…
— Между прочим, — Малуан прервал его, — когда будут похороны?
— Чьи похороны?
— Брауна.
— Пока неизвестно. Сперва произведут вскрытие.
— Но зачем? Я же все объяснил.
— Нужно выяснить, какой удар оказался смертельным и как он был нанесен.
— Жена его уехала?
— Она все еще в отеле.
— Думаете, что Брауна похоронят в Дьепе?
— Если только она не оплатит перевозку в Лондон.
— Митчелы должны оплатить! — Он посмотрел на адвоката, нахмурив брови, и вздохнул: — Оставьте меня!
— Нам необходимо договориться…
— Да, завтра! Или в другой день.
Ну что ж! Значит, он не пойдет на похороны, так как миссис Браун истратит полученные сто фунтов, чтобы увезти тело мужа, и он никогда не увидит ни его, ни ее.
Какой идиотизм, но ничего не поделаешь! Возмущает то, что все могло быть по-иному. Одни случайности!