– Слуга, который отказывается служить? – усмехнулся на этот раз Иисус.
– Ты все понимаешь буквально. Как это все убого! И у тебя совсем нет чувства юмора. А вот я, напротив, обожаю смех. Смотри и слушай!
И пустыня ожила огнями. Юные девы, и пухлые и, напротив, стройные, сбросив одежды, со всей страстью отдавались козлоподобным существам, чьи поросшие густой шерстью лапы судорожно сжимали их трепещущие от вожделения, влажные от пота бедра.
– Удовольствие, – произнес Сатана. – И никаких тебе разговоров о добре и зле. Кстати, довольно унылые и убогие словечки! А, между прочим, твоя плоть реагирует на то, что ты видишь. Ты же, в конце концов, человеческое существо. А теперь представь: ты сейчас станешь одним из них, сольешься с этой толпой – ты, такой большой и совсем без одежды. И что, ты будешь сейчас заниматься умножением количества человеческих душ, населяющих царство Господне? А когда ты тайно мечтал о тех фокусах, которые тебе хотелось бы проделать в постели с Сарой, но стеснялся предложить ей это, – ты что, тоже думал о душах? А ты вспомнишь о них, когда из тебя будет бить фонтан семени? Вряд ли! Но стоит ли волноваться? Ты же никому не причинишь вреда! Посмотри, как вы оба могли бы быть счастливы – ты и вон та женщина. А может быть, и та или эта! Слышишь? Они смеются, им хорошо! А ты что им хочешь предложить вместо этого? Мрачное, серое, унылое говно!
– Будь любезен, прекрати этот детский спектакль! Ты мог бы устроить что-нибудь посерьезнее. Соблазнять так соблазнять!
Невидимые силы зла послушно рассеяли видение. Теперь Иисуса окружал лишь холод ночи. Он хотел было устроиться на ночь в расщелине скалы, но дрожь не позволяла ему заснуть. С немалым облегчением он увидел, как к нему приближается, раскачиваясь, горящая лампа, которую, как оказалось чуть позже, нес сквозь темноту пожилой, чисто выбритый, абсолютно лысый человек в белых одеждах.
– Вот два ночных странника и встретились, – сказал незнакомец. – Слава Богу, что помог мне встретить человека, с кем можно скоротать ночь и не сойти с ума от стужи и ужасных видений, вызванных голодом. Издалека идешь?
Произнося эти слова, незнакомец ловко соорудил костер из собранных вокруг веток, нашел, посветив лампой, пару горстей соломы, а из складок одежды достал кремень и кресало.
– Сам-то я издалека, – сказал он. – С греческих островов.
Иисус сидел молча, наблюдая за бритым.
– А ты не хочешь узнать, что я делаю в Палестине?
– Не хочу.
– Ну вот, ты наконец и заговорил. Как ты находишь мой арамейский?
Огонь разгорелся, и незнакомец положил сверху костерка еще веток.
– Это – не лучший инструмент для проникновения в сердце истины, – продолжал он. – Я имею в виду – ваш, арамейский язык. Такие слова, как Бог, закон, у вас есть, как и в еврейском, но их значение замутнено предрассудками и условностями, в плену которых находится ваше племя. Ты успеваешь следовать за моей мыслью? Или я говорю слишком быстро? Или здесь не место для таких разговоров?
– Ты знаешь, кто я? – спросил Иисус.
– Какой нам смысл называть себя? Только взглянув на тебя да на твое место обитания, я понял, что ты – какой-нибудь святой отшельник, удалившийся в пустыню, чтобы размышлять о Боге, а еще о мере добра и зла в этом мире. Так?
– Оставь меня! – произнес Иисус. – Будь добр, затопчи костер и разведи его где-нибудь подальше. Может быть, ты и грек. Но то, что ты отец всякой лжи, мне ясно как день!
Лысый усмехнулся.
– Слишком большая честь для меня. Если бы я знал, что такое ложь, я бы знал, что такое истина. А я – не знаю. Значит, я отец того, что именуется незнанием. Может быть, ты знаешь, что есть истина? А может, это Бог, если он, конечно, существует, послал меня сюда, к тебе. И тогда, вооружившись истиной, я вернусь домой, в Грецию, чтобы посеять зубы дракона, если ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду. Но неужели ты не можешь уделить мне хотя бы час, чтобы поговорить?
– Но ведь сказано в Писании…
– О, нет, прошу тебя! – грек отмахнулся от слов Иисуса. – Священная писанина евреев – это не те книги, на которых я вырос. Откровение, подтверждение, опровержение, обоснование… Ваши туманные тексты для меня – пустой звук. Признаюсь тебе: я явился сюда, чтобы просветить свой разум. Может, я пришел не туда? Ты молчишь. Наверное, боишься острой бритвы рассудка. Предпочитаешь унылое жонглирование цитатами? Все это не для меня, мой друг. И даже если предположить, хотя это вдвойне абсурдно, что я – отец лжи, разум всегда останется разумом. Разум, логика существуют независимо от Бога и дьявола. И тот и другой станут тебя соблазнять, уговаривать или, напротив, угрожать, понуждать – к разуму все это не имеет никакого отношения. Он выше и добра, и зла, и лжи, и истины.
– И что же ты хочешь узнать? – спросил Иисус.
– Уже хорошо! – удовлетворенно кивнул лысый. – А знать я хочу вот что: нуждается ли наш мир и – шире – Вселенная в наличии зла? Иногда и ты наверняка произносишь такие слова, как необходимое зло. Сказанное походя очень часто несет в себе глубокие истины. Так необходимо ли зло?
– Добро, воплощенное в Боге, сиянием своим оттеняет наличие зла в этом мире. А если его созданиям дан дар свободного выбора, то, наряду с добром, должно быть нечто, что можно было бы выбрать в качестве его противоположности.
– То есть зло – необходимо!
– Совсем нет! Это следствие существования свободной воли. Необходима только она.
– Какой же все-таки сумбур царит в твоей голове, когда в руках твоих нет этих ваших священных книг!
– Никакого сумбура! Грек ты или же отец лжи – неважно! Бог оставляет за человеком право выбора – идти или не идти стезею добра. Если человек не выбирает добро, он выбирает нечто иное. Но это – необязательно зло! Хотя вмешательство дьявола чаще всего заставляет его выбрать именно его.
– И что, Бог недостаточно силен, чтобы избавить этот мир от зла?
– Сначала Бог должен уничтожить способность человека к свободному выбору. А на это он никогда не пойдет.
– Ты говоришь так, словно ты с Богом накоротке.
– Бог – во мне. А я – в Боге.
– Может быть, ты сам и есть Бог?
– Я происхожу от Бога и принадлежу Богу. Бог же бестелесен.
– Происходишь от Бога? Ты утверждаешь, что состоишь с ним в особых отношениях? Может быть, ты – его сын?
Иисус промолчал.
– Странная химера, если ты понимаешь это словечко, – сказал лысый. – Плоть, рожденная чистым духом.
Несмотря на тепло, идущее от огня, Иисуса стало потряхивать. Грек это быстро заметил.
– Очень человеческая плоть, – сказал он.
– Да, плоть, – продолжил Иисус, все еще дрожа. – Рожденная женщиной, но не от мужчины, а от духа, от божественной субстанции, которая есть Бог-отец. Он должен явиться в мир, но его присутствие в мире осуществится через меня, Мессию.
– Его присутствие должно осуществиться, – улыбнулся грек и вдруг стал расплываться и таять как сальная свеча. – Иными словами, сейчас ты проходишь испытание в пустыне. И если пройдешь, станешь Мессией маленькой нации, к которой никто не питает особого уважения. А между тем за границами Палестины лежит огромный и разнообразный мир.
Грек помедлил мгновение и задал очередной вопрос:
– А как твои недомытые соплеменники с рабской психологией и диалектом, на котором можно говорить лишь с ослами, но не с разумными людьми, поймут, что ты – воплощение Бога? Ты скажешь – через слово Божие. А как эти недомытые узнают, что это именно Божье слово? Никак. Остается одно: ты должен делать что-то такое, что заставит их от удивления раскрыть рты. Допустим, превращать воду в вино, излечивать от истерической слепоты или паралича. Ты хоть знаешь это слово – истерическая? Один у тебя путь – показывать фокусы, а не произносить слово Божие, чем бы оно ни было. Любите друг друга, дети мои. Любите Бога, которого вы никогда не видели. Перестаньте грешить, или вашу задницу поджарят на большом костре. Всю эту чепуху разные люди говорили много-много раз. Тебе же предстоит сдобрить это жаркое соусом фокусов и чудес, если ты, конечно, знаешь это слово. А вообще, ты мне отвратителен!
Сальный рот расплылся и сполз на сальный подбородок. Лампа тоже стала расплываться. Сальный пузырь, который еще секунду назад был отцом лжи, стек в костер, тот затрещал и тут же потух. Раздался смех – он шел от луны, поднимающейся над горизонтом.
День шел за днем, но Сатана никак не проявлял себя. Но однажды, едва не теряя сознание от голода, Иисус обошел стоявший на его пути огромный валун и наткнулся на стол, заставленный яствами. Здесь было все, что может явиться человеку в голодных фантазиях: теплая ячменная вода, золотистый крем, вместо вина – сок винограда, отварные цыплята в еще пузырящемся бульоне. Иисус отшатнулся от обильного стола и подошел к затхлой лужице, в которой танцевала полная луна.
И лужица сказала ему:
– Мессия пришел? Царь? А почему в лохмотьях?
Иисус отпил из лужи и, вздохнув, проговорил:
– Ты же знаешь, я не ищу царствия земного.
– Тогда покинь землю, – сказал стол и стал растворяться в воздухе. – Умри. И ищи царства себе в других краях.
– Все свершится в сроки, намеченные Господом.
– А ты ведь голоден, верно? Как и прочие создания, сделанные из праха. Мучаешься голодом, и желудок твой завязывается узлом, верно? Но сын Бога должен быть выше этого. Так ты сын Бога или ты не сын Бога?
Сын Бога? А что означает эта фраза? Иисус с неосознанной тоской понаблюдал, как растворилось и исчезло с глаз блюдо с кремом. Сын Бога! В чем тут дело? Он стоял на краю лужицы, медленно проваливаясь в то, что очень походило на последний сон. Царство в иных краях. Он стряхнул с себя сон и услышал голос, идущий от кучи камней, верхние из которых были слегка тронуты нежно-розовыми лучами рассветного солнца.
– Если ты – сын Бога, то почему не превратишь эти камни в хлеб? Завтрак будет не слишком роскошным, но вполне себе приличным. Давай-ка, сотвори чудо!