– Ты же знаешь Писание: не хлебом единым жив человек, но всяким словом, исходящим из уст Божьих.
– Какая связь? Сплошной сумбур. Иди сюда. Сейчас будет тебе видение. Рассвет – самое время для видений.
Иисус повернул голову на голос и услышал скрип своих иссохших от голода сухожилий – так скрипят на ветру ветки сухого дерева. Увидел же он, что стоит на отвесном краю глубочайшей пропасти, а со стороны восходящего солнца звучал все тот же голос:
– Если ты сын Бога, прыгай. Я помню слова из псалма одного из твоих предшественников, из девяностого, как мне кажется.
– Ты хорошо знаешь Писание, – слабым голосом произнес Иисус.
– …ибо Ангелам Своим заповедает о тебе – охранять тебя на всех путях твоих: на руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею.
– Отлично прочитано, отец…
Фраза оказалась незаконченной, но слово лжи никак не хотело встать на место.
– Ну, давай! Прыгай! А внизу тебя подхватят ангелы, чтобы ты не сломал свою божественную шею.
Иисус покачал головой и сказал:
– В книге Второзакония сказано: не искушай Господа Бога своего.
– Восьмая глава, третий стих. Все верно!
Иисус отвернулся от солнца и увидел, что тропа ведет его на еще более крутую вершину. Далеко внизу лежал, купаясь в лучах утреннего солнца, Иерусалим. Стоящий рядом куст терновника заговорил:
– Это Иерусалим. Я обещал тебе видение, так? Святой город, как они его называют. Хотя это мог бы быть и Рим, и Афины, и Александрия. Какой-нибудь другой, еще не построенный город. Мы знаем, чего ты хочешь. Это – власть!
Иисус захотел уйти, чтобы не видеть Иерусалима, чьи башни, улицы и площади стали действительно, мерцая и расплываясь, меняться, превращая столицу Галилеи в какой-то совсем другой город, но путь его оказался заваленным грудой камней, один из которых, напоминающий оскаленный зазубренными зубами рот, заговорил:
– Возьмем, допустим, вот этот твой пост. Что ты тут делаешь, в пустыне? Проверяешь, насколько вынослива твоя плоть. Ибо власть твоя должна исходить от плоти, и плоть твоя должна править. Забудь всю эту чепуху про родственные связи с Богом. Ну, скажи: как комок плоти, кровь и нервные волокна могут стать отпрыском духа? А, вот ты уже и сомневаешься. Я это вижу по твоим глазам. Власть – это вещь реальная. Она, конечно, дается на время, но она есть дар солидный и надежный. Добейся власти и воплоти свои мечты. Но сперва добейся. Это для тебя нетрудно. Совсем нетрудно.
Новые силы поднялись в Иисусе. Он понимал, что время искушений подходит к концу, что скоро он сможет прервать свой пост и отправиться домой. Он перебрался через груду камней и увидел, что стоит посредине ровной местности, поросшей скупым кустарником. Единственный камень, оказавшийся перед ним, заговорил:
– А ну-ка, встань передо мной на колени! Простая формальность, дань вежливости. И все станет твоим – весь мир. Смотри.
И Иисус увидел: он сидит, коронованный, в золоте, среди мраморных колонн и волн тончайшего шелка, которые окутывают все вокруг. А дальше – толпы коленопреклоненных людей, его прославляющих. И ревут восторженно медные трубы.
– Иди! – предложил камень. – Это все твое.
– Ты меня по-настоящему утомил, – сказал Иисус. – Как сказано в книге Второзакония…
– В шестой главе, стих тринадцатый…
– Господа, Бога твоего, бойся, и Ему одному служи, и Его именем клянись…
Ответа не последовало, а камень лишь ухмыльнулся. С улыбкой повернувшись, Иисус увидел пасторальный пейзаж с купами оливковых деревьев и текущей поодаль рекой. Он подошел к воде и напился. Тут же стоял куст с большими черными ягодами. Иисус осторожно снял несколько ягод и принялся есть, обнаружив вдруг, что аппетита у него нет. Чуть в стороне паслось стадо овец, возглавляемое пастухом. Звучал колокольчик, играла свирель. Иисус сорвал еще несколько ягод, и вдруг почувствовал голод. Вскоре рот его наполнился слюной.
Глава 2
Говорят, что Иисус вернулся в Назарет утром в субботу, но не пошел домой, чтобы поесть и отдохнуть, а направился прямо в синагогу. Странный сын, необычный сын, как сказал Иоафам его матери, Марии. Если бы Иоафам знал, насколько он был прав!
В синагоге Иисус сел на скамью – худой, с широко раскрытыми глазами, среди паствы, которая смотрела на него со страхом и некой даже враждебностью. Все знали, что Иисус провел сорок дней в пустыне, и никому это не понравилось. Но ребе, испытывая неосознанный страх, причины которого он никак не мог себе объяснить, вынужден был тем не менее сказать Иисусу:
– Почитай нам из Писания!
Иисус встал и, подойдя к биме [7]из грубого дерева, повернулся к собравшимся. Высокий и худой (плоти на нем осталось мало, остального же было в избытке), но мускулистый, с горящими глазами, он стоял перед ними. Среди присутствующих он заметил двух молодых людей, которые наблюдали за ним без тени враждебности во взгляде. Иисус, как ему показалось, прежде не видал их лиц. Развернув свиток, он бесстрашно посмотрел на своих сограждан, глядевших на него с холодной отстраненностью, и заговорил:
– Книга пророка Исайи. Здесь сказано так: … Дух Господень на мне; ибо он помазал меня благовествовать нищим, и послал меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедовать Царствие Божие… – Свернув свиток, Иисус негромко произнес: – Ныне исполнилось сказанное в Писании и слышанное вами.
В синагоге воцарилась напряженная тишина, потом раздались шепот и вздохи. Иисус вернулся на свое место, но тут встал некий старик и воскликнул:
– Ты ведь сын Иосифа, плотника. Что ты имел в виду, утверждая, что исполнилось сказанное в Писании? И кто ты такой, чтобы говорить про слепых, которым якобы ты даруешь прозрение?
Приободренные речами старика, заговорили и другие. Он прав! Какой-то плотник берется толковать закон. Да кто он такой? Какое право он имеет благовествовать нищим? И пошли, и поехали! Иисус вновь встал и, увидев пену на губах стоявшего ближе всех к нему менялы, провозгласил:
– Позвольте напомнить вам древнее изречение. Несть пророка в своем отечестве! И дайте напомнить кое-что еще из того, что есть в Писании. Много было прокаженных в Израиле во времена пророка Елисея, и ни один из них не очистился – ни сыновья, ни дочери Израиля. И единственный, кто вылечился от проказы, это Нееман. Но он не израильтянин, а сириец.
Между тем ярость паствы росла и множилась. Ребе Хомер, в страшном беспокойстве, подошел к Иисусу и сказал:
– Замолчи! Это дом Господа нашего, и здесь не место склоке и скандалу. Уходи.
Иисус кивнул, глянул в сторону женского придела и увидел там свою мать. Кивнул ей сухо, словно малознакомому человеку, ничем не выразив ни сожаления, ни любви, и вышел, слыша за собой:
– Какое безобразие!
– Да это святотатство!
– Какой-то сын плотника! Корчит из себя пророка! Да кем он себя считает, ради всего святого?
Выйдя из синагоги и отойдя от нее на несколько шагов, Иисус остановился, оглянулся и принялся ждать. Два незнакомых ему молодых человека – те, что внимательно слушали его внутри, вышли и приблизились. Один был высок и смугл, а еще слегка прихрамывал. Другой – сложен более изящно.
Высокий сказал:
– Нам велели познакомиться с тобой. Я – Андрей, рыбак, но теперь я буду твоим спутником и последователем. А это – Филипп.
– Я занимаюсь менее полезным ремеслом. Точнее – занимался. Теперь ты дашь мне новое.
– И чем ты занимался? – спросил Иисус.
– Я сочинял и пел песни.
– И кто велел вам познакомиться со мной? – спросил Иисус.
Тем временем из синагоги появился ребе Хомер. Позади него, в некотором отдалении, виднелась пышущая яростью толпа прихожан.
– Они собираются изгнать тебя из города, – сказал ребе. – Уходи, и как можно быстрее. Мне очень жаль, что все вышло именно так.
Судя по виду ребе Хомера, он действительно сожалел, что его паства не проявила достаточно выдержки, такта и понимания, но считал, что Иисус и сам виноват, слишком поспешно попытавшись открыть перед ними двери, идти через которые Израиль еще не был готов.
– Нас послал Иоанн, – сказал Андрей. – Креститель и пророк.
Услышав слова Андрея, ребе еще больше опечалился. Все происходит так быстро в этом новом, малознакомом мире, а он так стар, и ему так хочется покоя! Он повернулся к приближающейся толпе и поднял слабые руки, чтобы остановить тех, кто желал бросить камень в Иисуса. И вот бросил один, потом другой, третий.
– Ты же видишь, – сказал Иисус, кивая в сторону толпы. – Для нас здесь работы нет.
Тем временем люди у синагоги кричали, отчаянно жестикулируя и швыряясь камнями. Он должен проваливать, грязный выскочка, и больше никогда не появляться в Назарете! Брошенный кем-то из толпы острый камень попал Филиппу в щеку, и тут же на его лице показалась кровь. Но Филипп только улыбнулся.
– Ну что ж, – сказал Иисус. – Нам пора уходить.
Но повернуться спиной к нападавшим и просто уйти он не мог. Обратившись лицом к толпе, он двинулся вперед, и многие ретировались, хотя остались и те, кто готов был швырять камни.
– Идем к озеру, – предложил Андрей. – Правильно? К озеру? В Капернаум. Там живет мой брат, Симон, и ты должен с ним встретиться.
– Да, идем в Капернаум, – кивнул Иисус. – А с братом твоим мы встретимся потом.
И они отправились. Андрей, прихрамывая, шел рядом с Иисусом. Филипп по просьбе Иисуса пел свои незамысловатые песенки:
Когда поют деревья про любовь?
Весной, когда в лощинах зацветает базилик?
Нет! Лишь тогда, когда Господень светлый лик
Нам явлен, мы любить готовы вновь.
Были там песенки про девушек, про удовольствия винопития. Мелодии отличались простотой, и пел их Филипп голосом приятным, хотя и не слишком сильным. Когда они, приветствуемые свежим ветром, дувшим с озера, прибыли в Капернаум, Иисус сказал: