– Идем в синагогу.
– Конечно, – кивнул Андрей.
В синагоге Иисуса приняли весьма дружелюбно. Местная паства не чуралась дискуссий и даже любила их. Люди слушали, задавали вопросы, сами брали слово. Если они соглашались с говорящим, то не скупились на слова одобрения. Да, люди в Капернауме отличались, и немало, от жителей Назарета.
Иисус говорил:
– Не думайте, что я явился разрушать закон или отвергать то, что говорили пророки. Явился я не уничтожать, но созидать. Заповеди Господа нашего, данные Моисею в древние времена, не должны навеки остаться мертвыми камнями, годными лишь на то, чтобы на них взирали с почтением те, кто неспособен думать и чувствовать.
– Мертвые камни? – вскричал маленький поджарый человечек, весь поросший густыми волосами. – Мертвые? Ты называешь скрижали Завета мертвыми камнями?
– Камень – это то, на чем записан закон, но сам закон жив – точно так же, как жива плоть, по которой струится кровь. Человек создан из плоти и крови, и он меняется, хотя и остается тем же самым человеком, верно?
Часть собравшихся кивала, другая часть задумчиво теребила бороды, словно давала этим понять, что соглашаться с говоруном было бы не совсем правильно.
Иисус же продолжал:
– Давайте, для примера, возьмем одну из заповедей. Допустим, не убий! Нам говорят: кто бы ни посягнул на жизнь другого человека, будет осужден. Я принимаю это. Мы все принимаем это. Но я прошу вас подумать вот над каким вопросом: а почему один человек убивает другого человека?
Хорошо сложенный юноша с волнистыми светлыми волосами тут же ответил:
– Из ненависти.
– Ты скор на ответ, – одобрительно кивнул ему Иисус, – и ты прав. И мы должны к старой заповеди добавить еще одну, которая покажется кому-то новой, хотя таковой она не будет, ибо на самом деле стара и хорошо известна. Нельзя одному человеку ненавидеть другого, ибо, ненавидя, ты в сердце своем убиваешь того, кого ненавидишь. А потому, если ненавидишь ты брата своего, если злишься ты на брата своего, будешь ты осужден Господом.
Пожилой человек, сидевший с самым благодушным видом, заявил:
– Ну, ты требуешь слишком много. Злость – вещь вполне естественная. Мы все время от времени злимся.
– Такова уж человеческая природа, – кивнул жилистый. – А с природой не поспоришь.
– Нам нужно научиться сдерживать злобу и ненависть – так же, как мы научились обходиться без убийства. Мы же никого не убиваем – потому что знаем о законе. И мы должны воздвигнуть в сердцах наших закон, по которому запрещено будет злиться и ненавидеть, ибо злость и ненависть сродни убийству. И я бы пошел еще дальше. Если говоришь брату своему: будь ты проклят, глупец, пусть тебе грозит адский огонь – это то же, как если бы ты взялся за нож.
Собравшиеся на разные голоса протестовали. Ну, это ты махнул! Что же, теперь вообще ничего уже нельзя? Да все это в человеческой природе! Десять раз на дню я ему говорю: да ты глупец! И что дальше?
Иисус же посмотрел на собравшихся с улыбкой и сказал:
– Похоже, я несколько преувеличиваю. Но все, о чем я хотел сказать, так это о том, что мы все нуждаемся в любви. Человек, не знающий любви, несет адский огонь в самом сердце своем. Разве это не так?
– Да, что-то в этом есть! Может, он и преувеличивает, но, конечно, что-то тут кроется! – Молодой человек с вьющимися волосами широко улыбался.
– Конечно, есть! – воскликнул Иисус. – И не кое-что, а все! Все, что нужно человеку и людям, с которыми он живет бок о бок. Важно не то, что мир видит и о чем он судит. Важно то, что внутри. И ад, и суд – все в сердце человеческом, равно как и в Царствии Небесном, ибо и любовь, и ненависть несем мы в сердце своем.
Дождавшись, когда утихнет гул одобрения, Иисус продолжил:
– А теперь возьмем иную заповедь: не прелюбодействуй! Что следует из нее?
Как легко предположить, слова Иисуса вызвали ухмылки и смешки – заповедь выполнялась не слишком легко, да и говорить о ней вслух было непросто. Даже по лицу Андрея пробежала легкая смущенная улыбка. Человек средних лет с большим, хотя и красиво сформированным ртом сказал:
– Если идти твоей дорожкой, то из этой заповеди следует: коли ты чувствуешь страсть беззаконную к жене ближнего своего, ты уже совершаешь прелюбодеяние в сердце своем. Ну а если ты видишь красивую женщину на улице? Страсть может тобою овладеть, верно? Ведь именно такими создал нас Господь. Но ведь мы же не знаем, замужем эта женщина или нет! То есть совершенно естественное чувство ты объявляешь грехом. Конечно, страсть может принести вред, но только тогда, когда ты ей подчиняешься и делаешь что-то дурное. Но не сама по себе. Так что ты говоришь чепуху.
Иисус дружелюбно улыбался. Андрей и Филипп смотрели на него и удивлялись: если бы здесь был Иоанн, он бы разразился по-настоящему гневной отповедью по адресу тех, кто оправдывает грех. Но Иисус не таков!
– Да, – наконец сказал он. – Мы можем восхищаться женщиной, можем ощутить первые признаки приближающейся страсти, но будет несправедливо по отношению к нашим женам, если мы дадим ей волю, будем думать о ней, пестовать. А вы все еще не поняли общее направление моей мысли. Грех – не в физическом действии; грех – здесь!
И Иисус несколько раз ударил себя в грудь увесистым кулаком.
И тогда в дискуссию вновь вступил маленький жилистый человечек.
– Послушай, учитель! Но ведь удовольствие – не в том, что мы думаем о грехе, а в том, что мы грешим. А поскольку мысль о грехе столь же греховна, сколь греховен сам грех, я бы предпочел все-таки грешить, а не просто думать. По крайней мере, получу удовольствие!
Все засмеялись, Иисус же проговорил:
– Грех – не в удовольствии, хотя желание получить таковое, конечно, ведет к греху…
И тут у самых дверей синагоги раздался громкий хриплый голос:
– Уходи, Иисус! Оставь нас, ты нам не нужен!
Человек лет шестидесяти, почти полностью голый, весь в шрамах, с лоскутами кожи, свисающими с изуродованного тела, вполз в синагогу на коленях. Увидев Иисуса, он отпрянул, словно зверь при виде опасности. Многие из тех, кто собрался в синагоге, знали этого человека. Некоторые побледнели и поторопились покинуть храм, остальные прижались к стенам. У Иисуса по губам скользнула улыбка – он, похоже, узнал вползшего, хотя особой радости это ему не доставило.
– Мы знаем тебя, Иисус. Все знаем, все, кто здесь собрался. Раччаба голафох, сын бога-мясника, отправляйся к своим деревяшкам и оставь нас!
– Тихо! Замолчи! – воскликнул Иисус.
– Ублюдок! Достань свой длинный меч и вели его отсечь!
– Молчать! – поднял голос Иисус. – Я приказываю вам, нечистые духи преисподней – оставьте этого человека! Оставьте его!
Странные слова вырывались изо рта бесноватого, и казалось, что его рот состоит из множества ртов, искаженных идиотским весельем:
– Домуз чирос чанзин часирнгуруве…
И тут он стал биться в конвульсиях, припадая и подпрыгивая, отчего те люди, что стояли у стен, прижались к ним еще плотнее, словно хотели спрятаться внутри. Послышался протяжный стон и громкий треск – словно кто-то выпустил густое облако кишечных газов.
– Там есть дерево, снаружи, – сказал Иисус духам, покидающим тело бесноватого – спокойно, словно для него это было обычным делом. – Свейте себе там гнездышко.
И повернувшись к людям, которые склонились над телом старика, теперь мирно храпящего, проговорил:
– А его отнесите домой, в постель. К закату с ним будет все в порядке.
Затем, когда излеченного вынесли из синагоги, Иисус вновь вернулся к своим рассуждениям, словно ничего не произошло, хотя всем и показалось, что к теме прелюбодеяния он охладел.
– Слышали вы, как говорили в стародавние времена: око за око и зуб за зуб. А я говорю: не противься злому. И, буде кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую. Вы будете смеяться надо мной, но уверяю вас – в том, что я говорю, есть знание мира и человека. Когда вы ударяете другого, удовольствие, которое вы получаете, кроется не в самом ударе, а в освобождении от возбуждения, замешенного на злобе. Не было бы возбуждения, не было бы и удара. Вот где причина нашей жестокости! Чему я учу? Следите за своими чувствами, сдерживайте их – только и всего! Если на зло вы ответите не злом, а любовью, есть надежда, что мы сможем построить Царствие Божие на земле.
Некий дородный человек встал и, щурясь, посмотрел на Иисуса.
– Послушай! – сказал он. – Все это весьма опасно – в тебе есть сила, которую раньше никто из нас не видел.
– Я никого не хотел поразить демонстрацией силы, о которой ты говоришь, – скромно ответил Иисус. – Если и есть у меня силы, они исходят от…
– Но тогда мы должны принять за истину следующее: все, что ты говоришь и делаешь, делает и говорит через тебя тот, кто… Я думаю, все понимают, что я имею в виду.
– Вы не обязаны принимать за истину, – проговорил Иисус, – то, что отвергает ваше сердце. Но какое сердце отринет закон любви? Хотя любви научиться непросто. Сперва нужно изгнать из души своей демонов более злобных, чем те, что терзали нашего несчастного старика. Главным образом демонов привычки. Демонов бездумья. Демонов, которых мы называем природой человека. Любить непросто, но вы должны научиться этому.
– Должны? А почему именно должны?
– Я никого не принуждаю, никому не приказываю. Вам дана свобода выбора. Но если вы хотите войти в Царствие Небесное, вы должны пойти стезею любви. А если вы хотите, чтобы ад поселился в вашем сердце, продолжайте лелеять в нем демона привычки. Человек – свободное существо.
Глава 3
Хорошо сложенный молодой человек с вьющимися волосами присоединился к Иисусу по пути к берегу озера. Теперь их было четверо. Молодого человека, как он сам сказал, звали Иоанн.
– В моей семье все рыбаки, – сообщил он. – Андрей знает нас. Правда, меня послали учиться.