– Учиться – это все, на что ты способен, – сказал Андрей. – С сетями тебе управляться сложнее.
– И чему ты научился? – спросил Иисус.
– Что дважды два – четыре. Иногда. Что людей, если хочешь чего-то достичь в жизни, нужно бить по головам и отбрасывать в сторону. Что рождение есть начало смерти. Кстати, слова любовь я не нашел ни в одной из книг, которые читал.
Иисус улыбнулся, а Андрей, показав в сторону озера, сказал:
– А вот и Симон. Ты будешь ночевать в его доме.
Коренастый жилистый человек чинил сеть, перевязывая порванные нити. Ему помогал другой рыбак, лицом похожий на Иоанна, но с чертами более резкими, а кожей обветренной и загорелой. Да и выглядел он постарше, чем его юный брат.
Андрей, показав на рыбаков, сказал:
– Это Симон и Иаков. Иаков – брат Иоанна.
Потом, обратившись к рыбакам, сообщил, указав на Иисуса:
– А это – тот самый человек, о котором говорил Иоанн. Другой Иоанн, креститель.
Симон посмотрел на Иисуса довольно недружелюбно.
– Много нынче говорят о больших переменах, – сказал он. – А мне нужны не большие перемены, а большие уловы.
– Ну и как, ловится? – спросил Иисус.
– Хуже некуда, – отозвался Симон. – Сети приходят пустые, а тут и мытарь на подходе. Я ему говорю: возьми мою лодку, мои сети и сам лови подати, что я должен заплатить. Я живу тем, что ловлю в озере. Сейчас мне не везет. Рыбы нет. Я и говорю ему – отправляйся на озеро и вели рыбе, чтобы ловилась.
– Он всегда говорит только о податях, – покачал головой Иаков.
После чего, обратившись к брату, спросил:
– Ну а ты, Иоанн! Как дела? Достиг просветления? И решил вернуться на озеро, домой?
– Я поплыву с вами, – сказал Иоанн.
– Боюсь, нам остается только кататься. Рыбы-то нет! Что позавчера, что вчера! То же самое – и завтра!
– Можно и мне с вами? – спросил Иисус.
– Конечно, – иронично хмыкнул Симон. – Будешь проповедовать рыбам, рассказывать им про грядущие перемены. А они все соберутся у лодки и станут слушать.
У Симона лодка была достаточно большая, чтобы в нее, помимо хозяина, поместились еще Иисус да Андрей с Филиппом. Иаков позвал Иоанна в свою лодку, вдвое меньше. Занимался закат, они поплыли. Филипп запел:
Моя любовь умчалась за моря,
За сотни миль от берега родного,
Моя любовь оставила меня,
Забыв о прошлом – лучшем из былого.
И мне, увы, теперь до часа рокового
Гореть в костре любовного огня.
Однако Иаков и Иоанн грянули песню, более приближенную к земным делам, перекрыв приятный, но слабый голос Филиппа своим ревом:
Рыбка малая, рыбка большая,
Где поймать тебя, я не знаю!
Брошу я сети, брошу их вновь!
Дай мне, о Боже, приличный улов!
– Ничего себе голоса! – удивился Иисус.
– Они ураган переорут, – сообщил Симон. – Жаль, что Иоанн бросил рыбалку и решил заняться науками. Хотя, может, он и прав – нет будущего у ловца рыбы.
– Думаю, стать тебе нужно ловцом человеков.
– Как это? – поинтересовался Симон. – Я не вполне понимаю…
– Иаков и Иоанн! Сыновья грома! – обратился Иисус к братьям. – Нам понадобятся ваши луженые глотки, когда придет время.
Сыновья грома между тем продолжали греметь:
Корюшка, окунь, щука, лосось,
Ну-ка, спешите скорей в мои сети!
Сети поглубже, брат мой, забрось —
Выловим скоро всю рыбу на свете!
Когда они отплыли от берега ярдов на пятьдесят, Иисус сказал:
– А ну-ка, забросим!
– Да что толку! – усомнился Симон.
– Забрасывай! – повторил Иисус. – Смотри, рыба валит косяками.
– О Господи! – выдохнул Симон. – Не может быть!
Песни оборвались на полуслове. Иисус присоединился к рыбакам. Они принялись выбирать сети, битком набитые трепещущими и извивающимися рыбьими телами – серебристыми, черными, серыми, красными, золотистыми.
– Они нам опрокинут лодки! – воскликнул Симон, который, вероятно, и на самые счастливые события своей жизни реагировал брюзжанием. – По-моему, слишком много.
– Берите сколько нужно, – сказал Иисус.
– Ты кто такой? – спросил Симон укоризненно. – Как тебя, черт побери, звать?
– Сейчас не время для решения столь серьезных вопросов. Работаем!
– А я думаю, что знаю, кто ты, – сказал Симон. – Ты – это он. И я говорю: мы этого недостойны. Мы – обычные люди, ничто. Поэтому – уходи.
– Ты просишь меня покинуть вас в очень неподходящий момент, – покачал головой Иисус.
Их лодка тем временем, нагруженная уловом по самые уключины, стала черпать воду бортами и тонуть.
В тот вечер воздух в Капернауме пропитался запахом рыбы, которую жарили повсюду на масле с чесноком. На следующее утро все корзинщики сели за работу – во всем городе не хватило корзин, чтобы перенести в дома улов, часть которого все еще лежала на берегу. Двое из мастеров, Нахум и Малахия, были по убеждениям фарисеями, подозрительными ко всему новому. Они занимались плетением, а рядом, ожидая корзину, стояла женщина.
– Рыбу он ловит мастерски! – сказала она.
– Но кто он такой и чем занимается? – нахмурившись, спросил Нахум. – Мне это не нравится, поверь. Это против установленного порядка и отдает колдовством или чем похуже.
– Колдовство – это от дьявола, – сказал Малахия. – Мы слышали, как он изгнал бесов из того старика в синагоге. Так может делать только тот, кто с дьяволом на короткой ноге.
– Где он сейчас? – спросил Нахум у женщины.
– У Симона в доме, – ответила та. – Он там и ночевал. А еще вылечил мать Симона от лихорадки. Врачевать – это у него тоже неплохо получается.
Тем временем возле дома Симона собралась изрядная толпа. Слепые мужчины, бесплодные женщины, хромые дети, всяческие паралитики и эпилептики стучали, насколько были способны, в двери дома, а некая компания пыталась даже разобрать крышу, чтобы через нее спустить внутрь носилки, на которых лежал обездвиженный болезнью и возрастом глубокий старик, задорно поглядывавший по сторонам. Симон как мог оборонял свое жилище, отталкивая лестницу, по которой непрошеные гости пытались забраться на крышу.
– Что, по-вашему, человек не имеет права на крышу над головой, черт вас побери? – кричал Симон. – А ну, уносите этого вашего инвалида, пока я не унес его сам. О Господь всевышний! Куда деваться от этих евреев? Какая наглость!
– Он имеет право вылечиться! – кричал кто-то из родственников старика. – Не меньше чем вся эта толпа.
– А ну тащите его вниз! – не унимался Симон. – Пусть постоит в очереди, как все остальные. То есть полежит! И давайте-ка верните крышу на место!
Внутри дома Иисус, переходя от больного к больному, проповедовал:
– В старину говорили: возлюби своего соседа, а врага возненавидь. Я же говорю: возлюби врага своего и молись за тех, кто преследует тебя. Только так станем мы истинными детьми нашего Отца Небесного, ибо он повелевает дождю проливаться как на добрых, так и на злых, а солнцу восходить как над праведными, так и над неправедными.
Вокруг Иисуса крутилась мать Симона:
– Не хочешь ли вина, господин мой? Наверное, жажда мучит от всех этих разговоров? А пирожков? Смотри – испекла утром сама, собственными руками. И они совсем не трясутся, слава Господу!
И она обратилась ко всем, кто находился в комнате:
– А когда он вчера вечером вошел в мой дом, они тряслись от лихорадки. А теперь посмотрите! А ну-ка, верните крышу на место!
Она взглянула вверх и увидела, как через разобранную крышу вниз, в комнату, аккуратно спускают на носилках неподвижное тело.
– Головы берегите! – раздался голос, словно с небес.
Когда затих шум, вызванный появлением задорного старичка, Иисус продолжил:
– Хочу поделиться своими страхами. Боюсь, что многие явились ко мне – через дверь или каким-то иным, более замысловатым способом, – не для того, чтобы услышать слово мое, а чтобы излечиться или лицезреть чудеса. Увидеть, как с ноги исчезают мозоли, а обезноженные начинают ходить. Чему я должен быть благодарен за способность совершать такие чудеса, скажи мне, Иаков!
– Это – великая сила, – ответил Иаков. – Божья сила.
– Давайте лучше говорить о силе любви. Cовершенная любовь изгоняет страх. Но она же изгоняет зло – зло, которое укоренилось и в сердце человека, и в плоти его. – Иисус помолчал мгновение и воскликнул: – Любовь! Любовь! Все слышат это слово?
Но большинство собравшихся в комнате, включая только что излеченных, интересовал скорее крупный мужчина, которому путь в толпе прокладывали двое с дубинками. Человек был одет в дорогие одежды, поверх которых набросил отлично сшитый плащ из тонкой шерсти. Некоторые из толпы отпрянули в сторону, дав вошедшему и Иисусу внимательно посмотреть друг на друга. Нахум-корзинщик спросил:
– Пришел собрать подати? Тебе повезло. Мы здесь все как в бутылке с тонким горлышком. Никто не убежит.
Иисус же продолжал:
– И если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? Ибо и грешники, и мытари любящих их любят.
Он улыбнулся вошедшему, глядя на него внимательно и пытаясь понять, кто стоит перед ним.
– Так кто я для тебя? – спросил незнакомец. – Мытарь или грешник?
– Ты и то и другое! – выпалил появившийся вслед за ним Симон. – Снимать с нищего последнюю рубашку – или это не грех? Уходи из моего дома! Я тебе ничего не должен.
– Я услышал, что кое-кто тут неожиданно разбогател, Симон! Вся рыба, что есть в озере, попалась в твои сети.
– Убирайся! – закричал Симон. – Я не позволю тебе и твоим костоломам забрать то, что у меня есть.
– То есть, – сказал мытарь, – мне нельзя видеть и вашего нового учителя? Этого пророка и мага? Я был бы рад встретиться с ним в синагоге, но мытарей в синагогу не пускают.
– Похоже, никто тебе не рад, – сказал Иисус. – Я не знаю, как тебя зовут, но мне понятно, насколько горестна твоя судьба.