– Сын мой, – сказал Иисус твердо. – Ты – грек. Позволь мне сказать тебе кое-что на твоем языке.
И Иисус произнес:
– Евкопотерон эстин камеллон диа трупематос рафидос ейселтейн и плоузион ейс тин басилейан тоу Теу.
Казалось, что молодого человека с силой ударили по лицу. Все ученики, за исключением Иуды Искариота, стояли в недоумении. Симон же спросил:
– Что ты сказал, учитель? Мы не понимаем эти иностранные языки.
– Переведи им, – сказал Иисус, обращаясь к Иуде Искариоту. – Все переведи.
Иуда перевел как смог.
– Легче… а камеллон – это веревка или верблюд, учитель? Я не вполне разобрал то, как ты произнес это слово.
Иисус же улыбнулся:
– Легче кое-чему пройти сквозь игольное ушко, – сказал он, – чем богатому войти в Царствие Небесное.
И дальше – в том же духе. Матфей стал беззастенчиво трясти своим мешком с мелочью перед носом молодого человека, слезы на лице которого сияли ярче украшений на его одеждах.
– Пожертвуй пару монет, господин мой, – говорил бывший мытарь, – для бедных.
Молодой человек, похоже, его не слышал.
На склоне холма стояла группа молодых финиковых деревьев, под которыми сидели три женщины. Одной из женщин оказалась Мария Магдалина, а двух других звали Рашель и Элисеба. Обе были не замужем, и вид имели самый строгий. Они принесли подарок для Иисуса – хитон, богатое одеяние, напоминающее одеяние священника, сотканное так искусно, что на нем не было швов.
– Господин наш! Мы сделали это для тебя. И мы боялись, что не успеем до твоего ухода в Иерусалим.
– Кто вам сказал, что я собираюсь в Иерусалим? – спросил Иисус.
– А разве это не так? – спросила Элисеба. – Ты же должен приобщить Иерусалим к славе Царствия Небесного! А это – подобающая случаю одежда. Взгляни – этот хитон без швов.
Подошел Фома и принялся пристально разглядывать хитон.
– Действительно, – сказал он, – швов нет. Вложено много труда. И стоит немалых денег.
– Да, – кивнула Элисеба. – В таком одеянии можно проповедовать Царствие Небесное.
– Священника священником делает не облачение, – сказал Иисус. – И тем не менее спасибо за вашу любовь и доброту! Должно быть, он дорого вам обошелся. Тонкая работа.
И Иисус пощупал ткань.
– Нам предложили хорошие деньги, – начала было Рашель, но запнулась, встретившись глазами с сердитым взглядом Марии Магдалины. – В конце концов, мы бедные женщины…
Все переглянулись. До такого они еще не доходили! Одеяние священника, сотканное на деньги падшей женщины! Это уже похоже на святотатство! Ну что ж, этого следовало ожидать.
Симон прервал общее молчание словами:
– Собралось множество народа, учитель! Лучше бы тебе выглядеть перед ними поприличнее. Старый хитон износился. Здесь – дыра, а здесь – еще одна. Если совсем порвется, будет нехорошо. Укройся за этим деревом и переоденься.
Иисус сдался уговорам и через мгновение показал ученикам образец соблюдения приличий.
– Слишком чистый, – кивнул Симон. – Но через пару дней все придет в норму. И в плечах узковат, как мне кажется. Но ничего – растянется.
Перед тем как обратиться к собравшейся толпе, Иисус говорил с учениками о том, что они не вполне поняли.
– Святые числа Господни, – произнес Иисус. – Каковы они? Некоторые говорят, это число три, некоторые – семь, а другие – десять. Но никто не говорит о цифре восемь, хотя именно эта цифра лежит в основании творения Господа. Во время творения влаги земной два духа воздуха стали единой сущностью и слились воедино в вечном танце восьмерки.
Ученики смотрели на Иисуса с непониманием, но глубоким почтением – даже Иуда Искариот и Иоанн, обладавшие немалыми познаниями.
– Не обращайте внимания, – сказал Иисус. – Забудьте то, что я сказал. Просто мне нужно ввести в свою проповедь число восемь.
При первых звуках мощного голоса, поднявшегося над долиной, зелоты Амос и Симон, последнего из которых для ясности мы так и станем называть – Симон-зелот, – одобрительно закивали. Да, человек с таким голосом не может не пользоваться уважением!
Иисус же произнес:
– Говорить же я буду о блаженных, о тех, кому принадлежит Царствие Небесное. А блаженные, подобно армии, составляют дружины, число которым – восемь. И дружина здесь – лучшее слово, поскольку напоминает о дружбе и братстве. Так вот: блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими. Блаженны изгнанные за правду, ибо и их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда сильные мира сего будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить о вас и про вас. И это будет ложь, ибо, если вы принадлежите Царству, то всякое зло, направленное на вас, оборачивается ложью. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах. И пророков гнали и преследовали, и на них клеветали…
Шум и ропот поднялись над долиной. Зелоты, стоявшие в толпе, одобрительно кивали. Как они понимали, Иисус только что говорил о пророке, с кем были все их мысли, и которого только что гнали, преследовали, которого оклеветали, а еще и убили.
– И убивали! – поднял голос один из зелотов. – Убили и голову отсекли как кролику.
– Возрадуйтесь, говорю я вам, – между тем сказал Иисус. – Ибо ваше есть Царствие Небесное.
Потом он говорил еще, но не слишком долго, ибо есть пределы тому, сколь много способен постичь неподготовленный ум, но ни разу во время всей его проповеди ни его голос не дрогнул, ни слова не застряли в горле. И, когда он говорил о награде, которую получат терпеливые и кроткие, никто и подумать не смел, что он говорит о собственной слабости и ее предлагает в качестве примера добродетели. Нет, никогда еще местные холмы не оглашались голосом столь звучным и громким! Никогда столь мощное тело не вздымало здесь к небесам руки свои – и могучие, и нежно любящие одновременно. Перед людьми стоял человек столь сильный, что он смог бы в один присест съесть овцу и, выйдя на поединок, победить свирепого льва – мощный, как Самсон, и тем не менее лишенный Самсоновой глупости, он проповедовал кротость и любовь.
В один из моментов проповеди своей он говорил:
– Я не хочу сказать, что вы обязаны, не задумываясь, сразу же изливать любовь свою на людей, любви недостойных. Нет, любовь – искусство, которым мужчины и женщины должны овладеть, как я в юности овладел ремеслом плотника. Любовь – это инструмент, с помощью которого мы шлифуем, делаем мягкими и способными к дружбе сердца врагов наших – как шлифует и полирует плотник поверхность суковатой шершавой доски. Злоба порождает только злобу. Если кто-то, по злобе своей, ударит вас в правую щеку, не торопитесь дать сдачи. Подставьте ему левую. Этим вы его озадачите и заставите задуматься. Он узнает от вас, как ему вести себя впредь, когда кто-то попытается напасть на него и нанести удар. Чем больше в мире любви, тем шире границы Царствия Небесного.
Иисус рассказывал истории, притчи, формулировал непростые вопросы и тут же на них отвечал, был и ласковым, и твердым. В конце проповеди ученики окружили его плотным кольцом, чтобы слушатели, понуждаемые к тому любовью, не смогли подобраться к учителю и оторвать на память хотя бы по лоскуту от его хитона. Зелоты не принадлежали ни к тем, кто кричал, ни к тем, кто порывался пробиться к Иисусу. Они терпеливо ждали.
Симон-зелот и Амос прождали целый день. Им требовалось узнать, где Иисус с учениками встанут лагерем на ночь, и они это узнали. Иисус со своими спутниками устроился в поросшей кустарником лощине неподалеку от маленькой речки под названием Бимхирут, рядом с деревенькой, которую все звали Мелучлах, хотя на самом деле у нее было совсем другое имя. Симон и Амос вышли к лагерю поздно вечером, когда вся компания ужинала рыбой, хлебом и оливками.
Симон сказал:
– Нас зовут зелотами. Я объясню, что значит это слово, а также расскажу о том, что мы пытаемся делать.
– Что мы должны делать, – поправил его Амос.
– Я знаю, – проговорил Иисус, губами освобождая рыбную кость от мяса.
Он покончил с едой и вытер пальцы о край нового хитона, после чего сказал:
– Вы хотите покончить с рабством, в котором держат народ Израиля продажные правители, изгнать чужеземца и построить сильное государство с небесным царем во главе.
– Отлично сказано, – одобрительно кивнул Симон-зелот. – Иного мы и не ожидали. Но есть одно уточнение: во главе с Мессией. А теперь скажи нам: ты – Мессия?
– Я проповедую Царство, – ответил Иисус. – Но я знаю, что это не то царство, о котором думаете вы и ваши последователи. Вы собираетесь добиться всего простым ударом топора. Вы желаете, чтобы за осенью моментально шла весна. Вам нужно все и сразу. Но не во власти человека торопить природу, и за посевом не сразу следует жатва. Нужно время.
– Ты выражаешься не слишком понятно, – сказал Амос.
Симон же возразил:
– Напротив! То, что он говорит, даже слишком понятно. Но, господин мой, ты ошибаешься: мы не собираемся все решать одним махом. Нам нужно время на подготовку, и…
– Послушайте! – перебил зелота Иисус. – Если я должен занять трон Израиля, то я, как это предполагается, должен сперва уничтожить своих врагов. Убить их, верно?
Его собеседники закивали.
– Но ведь я проповедую любовь к врагам. Разве можно одновременно и любить, и убивать? Вы можете сказать – ну, тогда победи врагов своих любовью! Но я по лицам вашим вижу, что вам совсем не хочется так говорить.
– Как мы поняли, – проговорил Симон-зелот, – когда ты говорил о любви к врагам, это было в переносном смысле. Разве не так?
– Да нет, – отозвался Иисус. – Я имел это в виду вполне буквально. Что же до победы над врагами с помощью любви, то это долгое и трудное дело. Все равно что выращивать дерево из семечка. Но давайте поговорим об этом позже, если вам будет интересно. Теперь же слушайте, что я думаю о природе земной власти. Земная власть есть земная власть, и здесь мало что зависит от человека. Допустим, вы свергаете тирана и сажаете на его место самого добропорядочного из