– И узнает о чудесах, которые он совершает, – вставил Ахазия.
– Кстати, его чудеса могут быть и аргументом в переговорах с Римом. Мы скажем: оставьте нас в покое, как вы это делали во времена Ирода Великого, ибо у нас есть царь неоспоримых достоинств, сын дома Давидова. Он проповедует любовь, он не знает слова враг и не питает недобрых чувств по отношению к кесарю. И со временем римляне смогут вывести из Израиля свои легионы.
– А как насчет сборщиков налогов? – ухмыльнулся Иехорам.
– Римлянам, – покачал головой Ахазия, – нужны гарнизоны в Израиле. Это же восточный фланг их империи.
– Я много читал про римлян, – сказал Иуда Искариот. – Они больше боятся угроз с севера, чем с востока. Все меняется. Государство, построенное на принципах любви и терпимости… Это было бы по-настоящему мирное, умиротворенное государство. А римляне могли бы держать свои легионы в Сирии. Израиль, или, как они его называют, Палестина, не станет им шипом в боку. Кстати, Израиль переживет империю. Ему незачем гибнуть вместе с ней. Суть учения Иисуса может быть выражена так: это единство Израиля под эгидой Нового закона, который не отменяет, но исполняет Старый закон, одновременно освобождаясь от его грубости, от его ненужных дурацких запретов, присущего ему страха женщины, дурацкого культа субботы.
– Всем, кому только мог, – сказал Ахазия, – ты сказал, что принадлежал к фарисеям. Это, кстати, становится ясно, как только ты начинаешь говорить. Ты ненавидишь и презираешь свое прошлое, причем яростно. Но если и ты, и все мы, здесь собравшиеся, свободны от присущего фарисеям лицемерия, мы не должны забывать, что в Верховном религиозном совете достаточно фарисеев.
– И садуккеев, которых тоже не так-то просто сдвинуть с места, – добавил Иехорам.
– Но они ведь тоже ждали Мессию, – сказал Иуда. – И вот, Мессия грядет. Причем есть знаки от Бога, не менее ясные, чем те, что были явлены фараону египетскому во времена Моисея. Как они могут отрицать эти знаки? Не смогут они отрицать и его учение, замешанное на идеях любви и терпимости.
– И что же, самаряне тоже станут частью народа Израилева? – спросил Иехоаш. – Израильтяне к этому пока не готовы.
– Готовы! Причем уже тысячи и тысячи! – горячо возразил Иуда. – И трон готов для того, кто будет царем среди священников и священником среди царей. Правда, он станет править не так, как это было при царях, исповедовавших Старый закон. Править в царстве любви будет сама любовь.
Иехоаш, ласково улыбаясь, покачал головой.
– Мне нравится твой юношеский идеализм, мой мальчик! – сказал он. – Меня восхищает твоя невинность. Но если ты последуешь моему совету и вновь перечитаешь свои книжки по истории, то увидишь, какую дурную роль невинность играет в нашем мире. Ну не может ягненок говорить, как нежно он любит волка и как им приятно находиться вместе. Волк все равно его сожрет.
– Но, – громко воскликнул Иуда Искариот, – у нас же есть Священное Писание, а там ясно сказано, что явится царь, который принесет нам мир. Неужели мы станем отрицать эту святую книгу и само слово Господа нашего?
Ахазия прокашлялся, после чего сказал:
– Если сказанное в Писании сбылось, в нем уже нет необходимости – оно сделало свою работу. И в некотором смысле оно перестает быть Священным Писанием. Но народ Израиля хлебом не корми – дай возможность поклоняться Писанию. Понимаете, о чем речь? Осуществление сказанного в Писании обязательно должно быть отнесено в будущее, в завтра. А завтра, как известно, никогда не наступит – как только оно наступает, оно превращается в сегодня.
– Предполагается, что мы должны ждать Мессию вечно, – сказал Иехорам, – но мы никогда его не дождемся. Это – официальная точка зрения. Синедриону вряд ли понравится идея живого, реального Мессии. Римляне наделили Синедрион правом осуществлять свою власть в духовной сфере, и вряд ли те откажутся от своих полномочий. Невинность – отличная вещь, но обязательно чреватая разочарованиями. Хотя, конечно, мы не хотели тебя разочаровывать.
– И когда начинается вся эта история с возведением на престол? – спросил Иехоаш.
– Как только мы закончим с проповедями и вернемся к нему, – ответил Иуда.
– Ну что ж, – покачал головой Ахазия, – надеюсь, что простой народ ты сможешь убедить. Со мной тебе не повезло.
Иуда Искариот посмотрел на него, пожал плечами, после чего улыбнулся, хотя и несколько криво. Допил вино и сказал:
– Он тебя убедит. В этом я уверен.
Тем временем у Иоанна в Назарете дела шли очень хорошо. Основным качеством этого привлекательного молодого человека была вежливая скромность, граничащая с застенчивостью. Его громкий голос странным образом сочетался с некой неуверенностью интонаций, сквозившей в речи, когда он произносил свои проповеди. Говорил же он следующее:
– Я знаю, что у вас есть работа. Кто-то обязан следить за овцами и коровами, кто-то – плести корзины, готовить еду; и с моей стороны было бы большой наглостью отвлекать вас от ваших дел больше, чем на то время, за которое ваши сердца ударят по сто раз подряд. Но позвольте мне передать вам послание моего учителя, такого же назарянина, как и вы. Суть его в следующем: мы должны научиться любить. Любить ближнего своего, любить даже врагов своих. И это послание исходит не от какого-нибудь безумного проповедника, которого отвергли все синагоги. Оно исходит от самого Господа, нашего Небесного Отца. Я вижу, кое-кто из собравшихся начинает роптать. Кое-кто помнит самого Иисуса, Иисуса из Назарета. Этот самый город был благословлен тем, что именно здесь зачали Мессию, хотя вы отвергли его и забросали камнями в самом начале его миссии. Меня, кстати, тоже забрасывали камнями. Но теперь все города Галилеи внимают его учению…
Мария, мать Иисуса, жила одна. Она была красива красотой взрослой, уже зрелой женщины, и многие к ней сватались, хотя она всех и отвергала. Теперь же она сидела перед домом и пряла свою пряжу, когда к ней подошел булочник Иоафам и сообщил, что некий Иоанн проповедует в городе от имени ее сына.
– Сам-то он не пришел, – сказал Иоафам. – Наверное, не уверен в том, какой прием ему здесь окажут. Поэтому и послал проповедовать вместо себя какого-то молодца невнятного.
Мария отложила пряжу.
– Где он? В синагоге?
– Нет, на окраине города.
Когда Мария добралась до места, где проповедовал Иоанн, она услышала его слова:
– Я не думаю, что если он вернется, то вы, назаряне, забросаете его камнями. Нет! Вы слишком много слышали о чудесах, что он совершил. Ибо семя набухает, а дерево растет, и мысль о Царствии Небесном наполняет многие сердца чистой радостью. Возлюбите Господа своего – об этом мне не нужно вам говорить. Но возлюбите и ближних своих, делайте добро ненавидящим вас – вот суть нового учения. Это непросто – любить тех, кто тебя ненавидит, но это – единственный путь к радости и блаженству.
Когда Мария подошла к толпе, люди расступились, чтобы дать ей проход, а сами вежливыми поклонами и жестами, совершенно нетипичными для жителей Назарета, дали понять Иоанну, сколь высоко они ценят его слова, после чего разошлись, чтобы дать возможность Марии поговорить с учеником ее сына. Когда же Иоанн и Мария остались одни, она спросила:
– Как он?
– Все хорошо, – ответил Иоанн. – Похудел, но сил не потерял. Загорел на солнце. И ты должна знать, сколько людей любит его, и как ценят они то, что он говорит.
– Но многие и ненавидят! – покачала головой Мария. – Я боюсь за него. Мы встретимся в Иерусалиме?
– Да, на Песах. И не бойся за него. У него есть двенадцать сильных друзей.
– И бесчисленное количество врагов, – сказала Мария.
И она пригласила его к себе домой – поесть и отдохнуть.
У меня нет никакого желания принимать на веру некоторые до сих пор ходящие слухи о том, что Иоанн, этот молодой и полный сил человек, был увлечен красотой матери своего учителя и начал со всей присущей ему скромностью за ней ухаживать. То, что об этом рассказывают, немыслимо! И чтобы навсегда покончить с этими скандальными сплетнями, перенесемся во дворец Ирода-тетрарха, где об Иисусе шла речь в царственной постели. В постели лежали царь и царица, разделенные тем, что можно назвать обоюдоострым мечом: со стороны Ирода – полное нежелание (а, может, и неспособность) исполнить супружеские обязанности, со стороны Иродиады – ненависть к мужу, от которого ей нужно лишь одно – власть.
Иродиада сказала:
– Какая нелепица! Теперь нам нужна защита от собственной стражи. Этот Иисус и эти его зелоты…
– Нет, моя дорогая! – возразил Ирод. – Ты все неправильно понимаешь. Зелоты – это одно, а Иисус – совсем другое, хотя они в один голос критикуют нас за то, что называют развратом, и также за инцест. Кстати, я действительно обязан отправить тебя назад к Филиппу, хотя и не уверен, что он тебя теперь узнает. Он вообще сейчас мало кого узнает. Пьет беспробудно. А жаль. У него были кое-какие способности правителя.
– Вернуться к Филиппу? – возмутилась Иродиада. – Вот уж нет! К тому же есть решение всех наших проблем. Иоанн говорил, что за ним идет этот, новый. А за этим никого нет! То есть на этот раз мы можем покончить с ними раз и навсегда.
– Еще один мешок с окровавленной головой? Никогда! Того, что произошло, я тебе никогда не прощу. Хотя, признаться, этим делом ты помогла мне обрести в определенных кругах репутацию сильного человека и правителя. Жизнь полна неожиданностей, моя дорогая. Что же касается этого Иисуса, довольно будет, если мы прогоним его из Галилеи в Иудею. Тогда он станет заботой римского прокуратора. Хотя, если подумать, зачем это нужно делать? Он же проповедует праведность и любовь, в том числе и к врагам. А ты, моя дорогая, которая, как никто, далека и от праведности, и от любви к кому бы то ни было…
– Что, мой господин?
– Не обращай внимания. Я думаю, нам нужно заполучить его сюда. Меня последнее время беспокоит вот эта шишка в паху. Мне очень жаль, что я говорю в твоем присутствии о таких интимных вещах, но мои врачи все как один только качают головами. А этот Иисус – он же лечит людей, верно? Слепые у него прозревают, хромые начинают бегать наперегонки. Нужно его пригласить. Пусть посмотрит мой пах и, если захочет, прочитает проповедь перед какой-нибудь маленькой компанией наших людей, только таких, которых его проповедь не сможет затронуть. Ну, например, перед тобой, моя дорогая. И пусть заодно сотворит какое-нибудь чудо. Как? Ты согласна?