– В самом деле, слава Богу! А сейчас мы должны пойти ко мне в дом. С тобой должен увидеться кое-кто очень важный.
В доме Зеры их ждал действительно очень важный человек в сером плаще с капюшоном, откинутым назад. Когда Иуда Искариот услышал его имя, он тотчас же упал на колени в надежде на благословение.
– Поднимись, сын мой, – сказал высокий гость. – Ты не нуждаешься в моем благословении, ибо все, что окружает тебя, благословенно.
И, обратившись к хозяину дома, сказал:
– Зера! Мы могли бы выпить немного вина.
Вино было принесено. Они втроем сели за простой стол в просто обставленной комнате без всяких украшений, где повсюду лежали свитки, написанные на трех языках. Пригубив вина, Каиафа сказал:
– Я хотел бы побольше услышать из того, что он говорит о смерти. Расскажи нам, что ты знаешь, сын мой.
– Он постоянно о ней говорит, – ответил Иуда. – Но перед этим обычно речь идет о том, что его отвергнут – священники из Храма, фарисеи и саддукеи, зелоты, и даже простые люди, которых он излечивает от разных болезней.
Отпив вина, сухого фалернского, Иуда продолжил:
– Отвергнут, а потом он умрет. Он говорит об этом постоянно.
– Наконец-то луч света проник в Израиль, – пробормотал Каиафа. – И этот луч должен погаснуть! Понимает ли он, насколько он нам здесь нужен?
– Да он просто одержим этой идеей! Говорит, что предсказанное в Писании должно исполниться. Что Сын Человеческий должен быть принесен в жертву во искупление всех грехов мира.
Каиафа обменялся взглядами с Зерой, и последний кивнул.
– Жертва! – сказал Каиафа. – Последняя жертва! Так он называет себя Сыном Человеческим? Или Сыном Бога?
– И тем и другим, – ответил Иуда Искариот. – Он говорит о своем Небесном Отце, и никогда – о земном. Похоже, он не верит в то, что у него такой был. Есть же, и вы это знаете, ваше преосвященство, некое пророчество о непорочном зачатии.
– И что он говорит о том, что случится после его – не дай Бог – смерти?
– Говорит, что восстанет из мертвых. Уже после того, как будет похоронен. Ради того, чтобы свершилось предсказанное в Писании.
– То, что я сейчас скажу, ужасно, – вступил в разговор отец Зера. – И я надеюсь, ты никогда не повторишь это за пределами моего дома. Ибо я уверен, что мы должны избавить твоего учителя от того, чтобы своей смертью он исполнил то, что предсказано в Писании. Предсказание не должно сбыться! Ибо, вне всякого сомнения, он есть тот, кто прислан дать нам истинный свет.
И отец Зера молитвенно вскинул руки.
– Значит, он говорит, что его скоро возьмут, – проговорил Каиафа, – после чего… Я даже этого слова не могу произнести!
– Он постоянно говорит о врагах. Они повсюду, – сказал Иуда Искариот. – В этом весь ужас.
– Мне кажется, выход лишь один – его следует передать в руки друзей, – произнес Каиафа. – Тех друзей, кто сможет его защитить. Прости мне, сын мой, что я усомнился в возможностях твоих и твоих собратьев. Я знаю, вера и достоинство в вас сильны, но вера и достоинство не всегда способны защитить от камня, петли или кинжала.
– Но скажите мне, ваше преосвященство, – попросил Иуда Искариот, – каким образом помогут ему его новые друзья? Что они смогут сделать?
– Его нужно спрятать по-настоящему надежно, – сказал Зера. – И, как я думаю, его преосвященство имеет в виду свою виллу на севере. Там ваш учитель сможет забыть о врагах и посвятить свое время той работе, которую он призван совершить, – просвещать тех, кто заботится о чистоте нашей веры, чтобы те не спеша начинали проводить в жизнь Новый Закон. Израиль ждал его так долго!
– Причем, – вновь заговорил Каиафа, – мы должны сделать это даже в том случае, если сам он будет против. Да, это неприятно. Но скажи, сын мой, есть ли у нас другой выход?
– Я нисколько не возражаю, – отозвался Иуда Искариот, – но, боюсь, многие из его учеников не согласятся с вашим планом.
– У нас есть собственная вооруженная охрана, – сказал Зера. – Поначалу римляне протестовали, но потом согласились. Храм нужно охранять, а мы не можем позволить это делать язычникам. Наш вооруженный эскорт обеспечит полную безопасность твоего учителя, и я возьму это дело на себя. У него так много врагов!
– Самый главный его враг – это он сам, – сказал Иуда, и его собеседники с самым суровым видом кивнули.
– Где его можно будет найти? – спросил Зера.
– Мы живем в Гефсиманском саду, в летнем домике, – ответил Иуда. – Там высокие каменные стены и железные ворота. Вы можете прийти поздно ночью, и я вам открою.
– Наша благодарность, как и благодарность всего Израиля, да пребудет с тобой! – произнес Каиафа.
– Это я должен быть вам благодарен! – отозвался Иуда. – Так когда вас ждать?
– Будет правильно, чтобы не нарушать торжественности, присущей празднику Песах, – сказал Каиафа, – исполнить это дело сразу после того, как мы отпразднуем освобождение Израиля из египетского плена. В ночь после Дня Юпитера, если воспользоваться языческим календарем, который навязали нам римляне. И будь благословен, сын мой!
Иисус и его двенадцать учеников уселись за праздничный ужин на постоялом дворе, который находился в нескольких сотнях метров от Гефсиманского сада. Ужин заранее организовал и оплатил Матфей, и на стол подали целого жареного ягненка с цикорием, опресноки и большой кувшин вина – тот ужин, за которым сидели израильтяне, когда Ангел Смерти прошелся по Египту, уничтожая египетских первенцев, – ужин на скорую руку, с горькими травами. Все ученики, за исключением Иуды Искариота, ели от души; Иисус же едва притронулся к пище, на что ему попенял сидящий рядом Иоанн.
Иисус же ответил на это:
– Слишком много всего на душе у меня, Иоанн, и смущена она.
Затем он откашлялся и обратился ко всем, сидящим за столом:
– Послушайте меня, дети мои. Всеми своими делами, всеми своими словами и поступками я стремился к тому, чтобы осуществить пророчества, данные нам в Священном Писании. Но пророчества часто сбываются и сами, независимо от нашей воли. И мы стоим лицом к лицу с пророчеством, горечь которого не сравнится с горечью цикория, коим приправлена наша трапеза. Ибо сказано в Писании: тот, кто ест мой хлеб, поднимет на меня руку свою. Я стану жертвой предательства и буду предан врагам моим – одним из вас, сидящих здесь со мною за одним столом.
Рты перестали жевать и раскрылись от удивления. Вино потекло с уголков губ и залило скатерть. Кто-то хрипло вздохнул, словно горло его перехватило, и он едва смог набрать воздуха в легкие. Матфей подавился хлебом, закашлявшись, едва не задохнулся, но его спас Фома, хлопнувший по спине бывшего мытаря широкой ладонью.
– Одним из вас, я сказал! Одним!
Ученики принялись обеспокоенно разглядывать друг друга. Петр сказал:
– Я говорю за всех нас, учитель! Никто, ни один из нас даже во сне не мог бы себе представить, что он тебя предаст. Были времена, и давно, когда речь об этом шла. И вел такие речи именно я. Но все это – в далеком прошлом! Но, может быть, ты думаешь, что в ком-то из твоих учеников поселилось зло, и помимо его собственной воли? Что дьявол проник в душу одного из нас с тем, чтобы свершилось пророчество, данное в Писании? Должен честно сказать, что мне порядком надоели эти разговоры о том, что какое-то пророчество должно сбыться.
– Вам нужно лишь подождать, – сказал Иисус. – Все, что должно произойти, произойдет, и скоро.
Все стали говорить разом, невнятно и перекрикивая друг друга. Еда была забыта. Иоанн склонился к Иисусу и тихо произнес:
– Я должен знать, кто это. Я должен. Скажи мне, учитель, если ты действительно любишь меня.
– Я не назову его имени, – ответил Иисус. – Только ты будешь знать то, что я сейчас скажу. Но я запрещаю использовать то, что узнаешь. Он – это тот из вас, кто станет окунать хлеб свой в сок жареного ягненка после того, как это сделаю я.
И, обратившись ко всем, сидящим за столом, он заговорил, перекрывая шум общего разговора:
– Ибо примет смерть Сын Человеческий, как это сказано о нем, и постигнет горе того, кто предаст его. Но посмотрим на это с другой стороны. Ведь смерть Сына Человеческого станет последней жертвой, совершаемой во крови и плоти, и послужит она освобождению рода человеческого от всех его грехов. И вы просто обязаны понять природу этой жертвы. Это необходимая жертва, ибо Бог-Отец желает смерти своего собственного сына, который является его, Бога-Отца, субстанцией и сущностью, чтобы такой ценой вернуть человечеству божественную чистоту, которую оно утратило, встав на стезю греха. И плата должна быть великой, ибо велика тяжесть человеческих грехов, и предвечный должен уравновесить ее поистине веской монетой. Жертва эта запомнится на века – как на века запомнилась история нашего исхода из Египта. Но она не только запомнится – ее нужно будет приносить вновь и вновь, каждый день, во имя непрекращающегося возрождения человечества. Ибо грех, который человек совершает по своей плоти и крови, грех, который он унаследовал от праотца своего, Адама, не может быть прощен единовременным покаянием – раз и навсегда. Поскольку грешит человек ежедневно, ежедневным должно быть и искупление. И сейчас я научу вас, как приносить эту жертву ежедневно – не просто для того, чтобы помнить, но, чтобы каждый раз, вновь и вновь, совершать этот обряд.
Иисус достал из корзины половину хлеба и произнес:
– Благодарю Отца за этот благословенный дар его. Теперь, разломив хлеб, каждому я отдаю его часть.
Иисус отломил от хлеба несколько кусков – по числу сидящих за столом – и передал по кругу. Малыш Иаков по нерасторопности своей выронил кусок из своих неуклюжих рук и, быстро подняв его с полу, принялся обдувать и обтирать о рукав. Прочие ученики недоуменно смотрели на свои куски хлеба. То, что Иисус произнес далее, ввергло их в еще большее недоумение. Иисус сказал:
– Ешьте. Это – тело мое. Ешьте.
Кое-кто из учеников, будучи явно не в состоянии справиться с шоком, некоторое время держал хлеб в нескольких дюймах от отверстого рта (