Сказал трактирщику: «Хочу,
Чтоб вы заботились о нем, —
Я сколько надо заплачу».
Так кто же помнится сильней
Спасенному от смерти рьяной —
Священник с черствостью своей,
Хранитель веры — праведный левит,
Или презренный самарянин?
— Что мне добавить к этому? — продолжал Иисус. — Не так мелодично, конечно, как мой друг Филипп, но скажу вам: мы судим о людях не по их рождению, вере или положению, но по их душам. И если люди настроены против нас, мы должны стремиться смягчить их силой своей любви. Да, вы можете смеяться, — хотя захихикали только двое молодых глупцов, — но я говорю снова и снова: любите врагов ваших. Тем, кто делает вам зло, делайте добро. Это нелегко, однако мы должны изо всех сил учиться поступать именно так. А любовь начинается — запомните это! — с прощения.
— Значит, — сказал Иуда Искариот, — если человек украдет все, что у меня есть, я должен буду его простить? И если человек перережет горло моему младшему сыну, я тоже должен буду его простить? И когда я буду лежать на земле, а он занесет надо мной кинжал, мне снова придется простить его?
— Ты убедительно излагаешь мое учение, — заметил Иисус. — Но я иду дальше. Я задаю вопрос: сколько раз я должен прощать? Вы слыхали ответ: до семи раз. А я говорю вам: до седмижды семидесяти раз. И если вы не научитесь прощать душою, Отец ваш Небесный отдаст вас истязателям и извергнет вас во тьму внешнюю.
Иисус говорил с мягкостью, которую его ученики считали здесь неуместной. Иуда Искариот заметил:
— Когда тебе удобно, ты говоришь словами древнего Закона.
Иисус едва заметно улыбнулся и ответил:
— Я пользуюсь словами, понятными большинству из вас. Но эти суровые слова означают только одно: тот, кто не любит, не будет любим и Отцом нашим Небесным. Недостаток его любви — не худшее ли из мучений и не самая ли темная из ночей?
В настроениях большинства бывших там фарисеев каких-либо видимых изменений не произошло. Но один человек, который слышал часть речей Иисуса — собственно говоря, не фарисей, не кто-то еще в этом роде, а, скорее, самодовольный мелкий торговец, — принялся говорить о самом Иисусе, и говорить одобрительно, причем в доме, который пользовался дурной славой, — Иисус был бы рад узнать, что именно там о нем говорят с приязнью. Это был небольшой дом в том же самом городке — Нахаше. Человека звали Елиуй. Какое-то время он тряс своим жирным животом, удовлетворяя похоть, над девицей по имени Мария, родом из Магдалы, а потом, лежа рядом и приходя в себя, сказал:
— Сегодня в городе у тебя появился друг.
— Не знаю я никаких друзей.
— В наших местах проповедует некий Иисус, который говорит о прощении грехов. Кто-то спросил у него — а как быть с блудом? Да, ответил он, надо прощать и это. Тут один из фарисеев заявил, что грехи плоти, мол, ужасны. А Иисус ему в ответ: «Грехи плоти ничто в сравнении с грехами души». Ты не находишь это обнадеживающим, киска?
— Мужчина мужчину всегда простит, — сказала Мария. — Плотские грехи женщины совсем другое дело.
— О нет, только не для него. Он говорит: «Прелюбодеяние? Ничего особенного! Прощайте его!» Не нужно изгонять жен, все это глупости, говорит он. Муж и жена пребывают вместе. Муж и жена — одна плоть. Фарисеям такие речи не понравились, и они, ворча, разошлись. У него всегда хватало разных сюрпризов.
— Всегда? — спросила Мария. — Так ты и раньше встречал его?
— Мудрено не встретить, — сказал Елиуй, одеваясь, — если дело, вроде моего, вынуждает ездить по городам и деревням. Он ест и пьет под открытым небом вместе с ворами, бродягами, даже, извини, с блудницами и мытарями. А если кто приходит и начинает нудить по этому поводу, на таких он обрушивается беспощадно. Говорит, что праведникам он без пользы, а вот грешники в нем действительно нуждаются. Так что видишь, дорогая, тебе следует несколько приободриться.
— Приободриться — и что? Покончить со всем этим?
— А, я понимаю, что ты хочешь сказать, — молвил Елиуй.
Он поправил на себе одежду, огляделся, не забыл ли чего, и заявил:
— Ну, я должен идти. Жена ждет. Муж и жена — одна плоть. Гм. Не сказал бы я, что мне это нравится.
— А у него есть жена? — спросила Мария.
— У него? Он отверг плоть ради Царства Небесного. Как я говорил, у него хватает сюрпризов. Так на следующей неделе в то же время?
Елиуй громко чмокнул ее на прощание и ушел, веселый и беззаботный. Мария лежала усталая и подавленная. Суббота уже наступила. В этот день она будет соблюдать Закон Моисея. Что бы там ни говорила толстая хозяйка внизу, а работать в субботу она не станет.
В субботний полдень Иисус и его ученики шли по полю. Зерно было спелым, Иисус срывал колосья и с удовольствием жевал их, ученики с таким же удовольствием следовали его примеру. Пройдя поле и оказавшись на грязной дороге, которая вела к городу Мараду, они встретили двух фарисеев, одетых по случаю субботы во все лучшее. Увидев Иисуса и его учеников, фарисеи нахмурились. Один из них, по имени Иезекииль, резко заметил:
— Вы забыли порядок дней недели? Сегодня суббота. Вы собираете зерна, как грешники во времена Моисея собирали в пустыне манну небесную. За осквернение субботы он забросал их камнями. Читай Писание, ты… Вы все должны читать Писание.
— Сами читайте! — столь же резко ответил Иисус. — Вы никогда не слыхали о том, что сделал Давид, когда был голоден? Он вошел в храм и съел лежавший на алтаре хлеб, который могли есть только священники. И все же Бог не поразил его. Запомните, змеи подколодные: суббота для человека, а не человек для субботы.
И он пошел дальше, насмешливо поклонившись. То же сделали и его ученики, а некоторые не могли удержаться, чтобы не скорчить гримасу замолчавшим фарисеям.
— Попробуйте-ка что-нибудь возразить на это, болтуны! — сказал Фома. — Ведь не можете, а?
Иезекииль, провожая угрюмым взглядом компанию, которая, как он понял, направлялась в синагогу, произнес:
— Как раз там-то он и провалится. Сплошное богохульство! Если он когда-нибудь окажется в Иерусалиме, его там живьем съедят.
— Он собирается в Иерусалим?
— Так говорят люди. Конечно, мы могли бы расправиться с ним прямо здесь. Например, забросать камнями как богохульника. Такое уже бывало раньше.
— Но всегда недостает свидетелей. Его люди будут ложно клясться, пока их души не почернеют. Погодите, а как насчет Нафана?
— Какого еще Нафана?
— Ну, Нафана, Нафана. — Собеседник Иезекииля изобразил согнувшегося вдвое калеку.
— Ах, Нафан! Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь.
В этот же день девица Мария Магдалина, узнавшая, что Иисус будет проповедовать в Мараде, пришла в этот город. Закрыв лицо покрывалом, она явилась в здешнюю синагогу и, расположившись в галерее для женщин, стала внимательно вслушиваться в каждое слово Иисуса. Среди прочего он сказал:
— Не судите да не судимы будете. Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить. Мера за меру. Некоторые из вас тотчас видят соринку мельчайших опилок в глазу ближнего, но в своем глазу вы не замечаете и большой доски.
Иуда Искариот, который тоже был там, одобрительно улыбался.
— Пусть эти лицемеры прежде вынут большие щепки из своих глаз, тогда только они смогут видеть достаточно хорошо, чтобы из чужого глаза вынуть опилковую соринку. Теперь же говорю вам: просите, и дано будет вам; ищите и найдете; стучите, и отворят вам. Если же вы спросите: когда будет такое? — отвечаю: теперь.
В этот момент, очень точно угаданный, согбенный калека Нафан, которого те двое хитрых фарисеев вытолкнули вперед, крикнул:
— Вот именно теперь, учитель. Этого я и прошу — теперь!
Все обернулись в его сторону. Он стоял в самом центре собравшейся толпы, и все его многочисленные уродства были хорошо видны. Спина Нафана была согнута вдвое, правая нога торчала под таким углом, что передвижение становилось почти невозможным, одна рука была постоянно вскинута, словно в римском приветствии, нос покрыт огромными бородавками, а на левой щеке красовался отвратительный жировик. Иисус посмотрел на него без особенного сожаления, поскольку видно было, что человек этот так и не усвоил добродетелей, которые уравновешивали бы его уродство. Глазки Нафана смотрели очень хитро, а говорил он с завываниями.
Иисус сказал:
— Сегодня, как мне напомнили, суббота, когда ни один человек не должен работать. Когда даже лекарь запирает свои лекарства и искусство врачевания вынуждено ждать до начала следующей рабочей недели. Но я спрашиваю вас: если делать добро в субботу, по Закону это или против Закона? Я вижу, что ни один из вас, фарисеев, не желает отвечать. Тогда слушайте. Допустим, что у одного из вас есть осел или бык и этот осел или бык упал в колодец в субботу. Что же, вы допустите, чтобы он утонул? Ни в коем случае. Среди вас нет ни одного, кто не поспешил бы вытащить его, пусть даже на дворе суббота. Но жизнь человека намного дороже, чем жизнь животного. Если вы не позволите страдать животному, то не позволите страдать и человеку. Поэтому говорю тебе: в присутствии Бога и человека стань прямо! Будь чистым! Исцелись!
И калека Нафан вдруг обнаружил, что руки и ноги его стали подвижными и гибкими, тело выпрямилось, жировик на лице рассосался и даже бородавки исчезли. Но Иисус знал, что он не был полностью счастлив, поскольку уже привык жалеть себя. Фарисеи выглядели мрачными и разочарованными. Иисус встал во весь свой огромный рост и заговорил громоподобным голосом:
— Я вижу вас насквозь, ехидны! Вы уже обдумываете, как наилучшим образом обставить мою гибель. Вы слышите слово, но цепляетесь за букву. Иоанн Креститель не ел и не пил, а вы твердили, что в него вселился дьявол. Я ем и пью, а вы говорите: «Смотрите! Вот обжора и пьяница!» Вы увидели работу Бога, а скулите о мытье рук перед едой и о соблюдении субботы. Кто вы, все из вас, как не окрашенные гробы — красивые и чистые снаружи, а внутри полные грязи, всякой нечистоты и костей мертвых? Змии, порождения ехиднины! Как убежите вы от осуждения в геенну? Бог посылает к вам пророков, а вы готовы бить их в синагогах ваших, убивать и распинать за городскими стенами. Вы были рады, когда Иоанну Крестителю, как кролику, отстригли голову! Да придет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле, от крови Авеля, убитого Каином, до крови сына Захарии!