Мысленно Василий Кудряшов несколько раз проговорил свою речь и признал для себя, что она очень убедительна. Оставалось только застать девушку одну, только чтобы никто не помешал ему выговориться.
Наконец Василий улучил момент, когда Нинель была одна.
— Можно тебя на пару минут, — произнес Кудряшов, после чего сделал несколько шагов по направлению вглубь перелеска, как бы приглашая ее пройти вместе с ним.
— Зачем? — удивленно спросила Яковлева и посмотрела ему прямо в глаза. В ее взгляде, кроме пренебрежения и безразличия, ничего не отражалось. — Ведь мы уже обо всем переговорили.
— Нинель, тебе трудно меня выслушать, что ли? — едва не взмолился Кудряшов.
— Ну хорошо, — снисходительно промолвила Нинель и сделала пару шагов к нему. — Далеко не пойду, говори здесь.
Василий Кудряшов посмотрел в глаза любимой: как и прежде, они выглядели красивыми и безоблачными. Это была именно та девушка, которую еще совсем недавно он сжимал в своих объятиях, целовал ее красивое лицо, но вместе с тем Нинель как-то неуловимо изменилась. В какой-то момент Кудряшов даже засомневался, а стоит ли произносить все то, что так наболело на душе. Но Нинель приподняв голову, застыла в ожидании.
— Почему же так все непонятно получилось? Ведь у нас же все было хорошо, — стараясь не выказывать отчаяние, заговорил Кудряшов. — Это большая ошибка судьбы, что она разъединила нас и мы с тобой, Нинель, не вместе. Ты же знаешь, что я тебя очень сильно люблю, и это у меня на всю жизнь. Вряд ли тебя кто-то другой полюбит сильнее, чем я. Мы с тобой половинки одного целого, мы созданы друг для друга. — Василий старался говорить спокойно, но его голос все более набирал силу, звучал эмоционально. — Ты думаешь, что у вас с Кондратьевым все получится? Это не так… Он другой. Он бесчувственный и не умеет любить! Уже через месяц он оставит тебя, когда наиграется, и ты останешься одна!
Кудряшов старался излагать убежденно, подбирал правильные слова, говорил, что будет бороться за ее любовь, но чем длиннее звучала его речь, тем меньше у него оставалось надежды, — глаза девушки оставались безучастными. Выговорившись, Василий замолчал, ожидая ее ответа.
Нинель Яковлева тираду влюбленного парня выслушала спокойно, сказанное ее ничуть не тронуло.
— Ты все сказал? — спросила девушка не без раздражения.
— А разве этого мало? — нахмурившись, ответил Кудряшов.
Развернувшись, Яковлева, не сказав более ни слова, быстро ушла, оставив Василия в полной растерянности. Надежды на лучшее, которые он лелеял еще вчера, минуту назад раскололись о безучастный и такой чужой взгляд красивой девушки. А ведь совсем недавно он называл Нинель любимой. Мир для Василия рухнул. Так бывает всегда, когда заканчивается счастье.
Глава 13. Драка у походного костра
Отец Валерия Федынцева Иван Григорьевич был родом из крестьян Марасинской волости Спасского уезда Казанской губернии. В 1915 году он был призван на фронт и принимал участие в осаде Перемышля и сражениях под Горлицей в Польше. Дважды был ранен — в живот и в шею. Оба ранения были тяжелыми, но организм у него был крепким, а потому посчастливилось выжить.
Когда второй раз лежал в госпитале, познакомился с прапорщиком Комлевым, членом партии социалистов-революционеров, который открыл ему глаза на происходящие события и на все царское семейство, которое надлежало (по словам прапорщика Комлева) «извести под корень, невзирая на пол и возраст». Октябрьскую революцию Иван Федынцев встретил уже членом солдатского комитета полка, поскольку теперь уже он открывал глаза солдатам-сослуживцам на то, что в стране происходит столкновение классовых интересов, и чьей стороны в этой борьбе следует придерживаться. После съезда Советов Поволжья и Приуралья в январе 1918 года, делегатом которого являлся Федынцев, он стал работать в городском комитете по восстановлению разрушенной революцией и Гражданской войной пищевой промышленности. В родную деревню Иван Григорьевич больше не вернулся, да и не желал возвращаться, захваченный новой ответственной работой и городской жизнью, так непохожей на житие деревенское. Позже он окончил двухгодичные курсы по подготовке специалистов пищевой промышленности и пополнил ряды пролетарской технической интеллигенции, в которой столь нуждалась молодая советская республика.
Вскоре Иван Григорьевич женился. Поначалу молодой семье жилось трудно — перебивались с хлеба на квас. Когда родился Валера, семья Федынцевых перебралась на чердак соседского четырехэтажного купеческого дома, кое-как оборудованного под жилье. Летом в нем было несносно жарко. Зимой Валерик спал в пальто, в шапке и в валенках, поскольку тепла от буржуйки, сделанной наспех из металлической бочки, на обогрев комнатки Федынцевых, а вместе с ней чердака и крыши, естественно, не хватало. Так что к лишениям и невзгодам Валера привык с малолетства, что в немалой степени сказалось на его характере: он научился терпеть, довольствоваться малым и дожидаться своего часа.
Семья зажила получше, когда после окончания курсов, поработав всего полгода снабженцем, Иван Григорьевич занял должность заведующего отделом снабжения областного треста «Росглавхлеб», поставляющим продукты в регионы республики. Эта должность мало того, что позволяла жить сытно, так она еще приносила и весьма ощутимый достаток (триста рублей зарплаты), благодаря которому можно было обзавестись выгодными знакомствами с высокопоставленными лицами. Еще через полгода Иван Григорьевич получил отдельную квартиру, а когда сын подрос, то сумел определить его в одну из престижных школ города, а по ее окончании — на престижный факультет института.
Для достижения желаемого требовалось не так уж и много: вместо одного центнера сливочного масла отгрузить девяносто пять килограммов, вместо тонны крупы — девятьсот восемьдесят килограммов, а вместо тысячи яиц — девятьсот пятьдесят. Излишки, нередко получаемые весьма ощутимыми, сбывались на базарах по завышенным ценам, что приносило огромные барыши. Шиковать на них прижимистый Иван Григорьевич не собирался — сказывалась крестьянская жилка, не позволяющая попусту транжирить деньги. К тому же показной достаток мог заинтересовать органы госконтроля, так что проживали тишком, ни в чем себе не отказывая.
В середине тридцатых годов Иван Григорьевич занял должность руководителя областного треста «Росглавхлеб» — в большей степени столь высокое назначение было его личной заслугой как человека умного, осторожного, умевшего обходить неприятности стороной; конечно, не обошлось без серьезных покровителей, которые в его назначении видели собственный немалый интерес.
Новое высокое положение Ивана Григорьевича не внесло существенных коррективов в характер Валеры Федынцева. В институте он имел репутацию неглупого человека, но не стремился демонстрировать свои познания; в отношениях с людьми был сдержан; легко поддавался чужому влиянию и всегда старался оставаться в тени. Валерий Федынцев мог бы добиться в жизни куда большего, но напрягаться не любил и предпочитал всегда довольствоваться малым.
Личность человека формируется в раннем возрасте и дальнейшие существенные изменения в характере крайне редки, а некоторые психологи и вовсе утверждают, что основные черты личности во многом предопределены с рождения. И если подходить с объективным суждением к Валере Федынцеву, то начинать следует с его отца…
Валерий Иванович Федынцев, сколько себя помнил, всегда был на вторых ролях. И совсем не потому, что у него напрочь отсутствовали амбиции и лидерские качества, — попросту не хотел выделяться и проявлять инициативу. Куда проще следовать уже проложенным путем, не прикладывать особых усилий. Быть в тени сильной личности безопасно. При сложной ситуации все неприятности обычно получает первый. А второй обычно остается в безвестности и практически ничего не теряет.
Таковым он был в школе на всем протяжении обучения: сначала находился в тени Семы Герцингера, заводилы и весельчака, а в старших классах ему покровительствовал Генка Бобрищев, старший брат которого отсидел уже три месяца и вот-вот должен был угодить за решетку на второй срок за похищение чужого имущества.
Подобная ситуация повторилась и после поступления в Авиационный институт (чему сильно поспособствовал папа Валеры, на тот момент уже заведующий областным трестом «Росглавхлеб» Иван Григорьевич Федынцев). Попадая под влияние лидера, Валера невольно начинал походить на него и даже перенимал некоторые его привычки. К примеру, в школе Валера Федынцев ходил вразвалочку и плевался сквозь щербину в зубах струйкой слюны, как это делал Генка Бобрищев, а в институте, примкнув к компании, лидером которой являлся Николай Кондратьев, Федынцев, так же как он, начал наполовину прикрывать глаза, отчего взгляд становился безразличным и холодным.
Сокурсники видели, как Федынцев подлаживается под Кондратьева и прилагает немало усилий, чтобы ему понравиться. Кто-то над его поведением откровенно посмеивался; другие попросту пренебрегали общением с Федынцевым из-за его лакейского поведения — понимали, что никакой бескорыстной дружбы с таким человеком не построишь, он всегда будет преследовать какой-то личный интерес. Но Валере было безразлично мнение окружающих, куда больше для него значило мнение компании, к которой он принадлежал, и в первую очередь Николая Кондратьева. С другой же стороны, Федынцев отнюдь не считал себя зависимым от Кондратьева. Ведь он совершенно осознанно выбрал манеру своего поведения, которую мог в любое время изменить, причем на совершенно противоположную. А если потребуется, то и отколоться от компании…
Впрочем, последнее было маловероятно: в компанию входила с самого первого курса Нинель Яковлева, которая понравилась ему сразу, как только он ее впервые увидел в Авиационном институте. Однако девушка долгое время совсем не обращала на него внимания. Для нее Валерий существовал как некий предмет — дверь, окно, чужое пальто на вешалке, — до которого ей не было никакого дела.