[28], пьяны, сыты и нос в табаке.
Несмотря на знакомство с босяками и фартовыми ребятами с Калуги и некоторые общие с ними интересы, за которые Бек в любое время готов был подписаться, Тимур Бекетов в школе пристрастился к чтению. И вообще, учился он неплохо и мог бы стать отличником, если бы имел к тому интерес и хотя бы мало-мальское желание. Схватывал он новый учебный материал буквально на лету, домашним заданиям уделял от силы час и за это время успевал все выучить и приготовить. После чего предавался занятиям внеурочным и для него более интересным. Несколько раз учителя по самым разным предметам — это были математика, физика, литература — приходили к Бекетовым домой и имели беседы с отцом Тимура и сестрой Альбиной относительно того, что у Тимура редкостная память и имеются способности к физике, наклонности к математике, предрасположенность к литературе. И если усерднее подналечь на учебу, то дальнейшую свою жизнь Тимур может связать с точными науками (математикой, физикой) и сделаться ведущим специалистом в области, которую он изберет, а может стать и большим или даже выдающимся ученым. А это известность, почет, уважение ну и, конечно же, достаток.
Отец после таких визитов преподавателей мрачнел ликом, понимая, что ни ведущим специалистом, ни тем паче большим ученым его Тимуру никогда не бывать. Ну куда ему со свиным-то рылом да в калашный ряд? Поэтому никаких нравоучительных разговоров с сыном по поводу его будущего не вел. Пусть складывается, как бог на душу положит. А вот Альбина, та на правах старшей сестры не единожды пыталась поговорить с Тимуром, чтобы наставить его на путь истинный. «Учитель, что приходил на днях, говорил очень правильные вещи. И стоит тебе, Тимур, даже не сильно, а слегка поднапрячься, и ты можешь стать первым учеником в классе по математике и физике. Ну неужели ты хочешь, как твой друг Костян, воровать, после чего сидеть в тюрьме, вместо того чтобы блистать на олимпиадах и получать призы на различных городских, а то и республиканских конкурсах? Победа на них — это открытая дорога в любой институт! И в другой интересный мир, о котором ты даже не подозреваешь! Подумай о своем будущем, Тимур, ты же сможешь выбрать любую профессию, которая будет тебе по душе», — говорила Альбина все возможное, чтобы вразумить брата.
Однако все ее слова не возымели действия. Брат отмахивался от сестриных увещеваний и продолжал жить не так, как от него требуют, а как выведет случай. А судьба между тем выдавала такие кунштюки, что только держись! Однажды, когда стоял в очередной раз на стреме, — Костян так и не брал его на дела в основном составе, оберегая от возможных больших неприятностей, — его едва не задержали милиционеры. А случилось это так…
Костян со своим хороводом[29] задумал подломить[30] склады Городского кожевенно-обувного комбината «Спартак», что находился в Суконной слободе на Армянской улице. В одну из ночей собрались, захватили с собой наган и обрез — это если шмирник[31] артачиться станет, так чтобы припугнуть да навести жути — и пошли на дело. Была зима, морозы стояли дюже лютые, и покуда добирались на подводе до Суконки (так в народе звалась Суконная слобода), промерзли до костей.
На склады зашли просто, выломав замок боковых ворот. Сторож, сидевший в своей будке возле центральных ворот, очевидно, ничего и не слышал. А может, спал без задних ног. Тимур стоял на улице, поглядывая в оба конца и время от времени забегая за угол складских ворот, чтобы посмотреть, не выезжает ли из склада подвода. Глянув в очередной раз за угол ворот, Тимур оглянулся и увидел на улице метрах в ста двадцати конный милицейский наряд. Направлялся он явно в сторону склада. И в это самое время из боковых ворот склада стала выезжать груженная под завязку подвода. Мозг Тимура сработал в одну секунду. Он сунул пальцы в рот и пронзительно свистнул — таков был условный знак, если вдруг появится какая опасность, — после чего бросился наутек в противоположную сторону, стараясь привлечь к себе внимание конного милицейского разъезда. Конечно, милиционеры заметили убегающего от них парня и поспешили за ним. А в это время груженная товаром подвода благополучно покинула склад и завернула во дворы…
Тимура, конечно, не поймали. Таких шустрых пацанов словить — равно что во Всесоюзную осоавиахимовскую лотерею пианино выиграть. Бекетов недолго думая сиганул в проходные дворы между домами и дунул огородами по направлению к улице Тихомирова, где она пересекалась с Первой Академической. А там уже было рукой подать до Калугиной Горы, где от мусоров спрятаться, равно что «два пальца об асфальт».
А еще было, что Тимура едва не порезали какие-то залетные жиганы, когда он сцепился с ними на улице Кривой недалеко от ее пересечения с улицей Сборной. Если бы не пара приемов самозащиты, которым его обучил Костян, валяться бы Бекетову в ближайшем овражке, истекая кровью, покуда его, уже холодного, не нашли бы местные пацаны.
Удивительное дело (хотя кто его близко знал, то не шибко удивился) — Тимур Бекетов после окончания школы подал документы в Авиационный институт и прекрасно сдал вступительные экзамены. А когда пришел в назначенный срок к дверям деканата, то увидел в списке зачисленных на самолетостроительный факультет свою фамилию. Он не стал прыгать от радости и обнимать всех попадающихся ему навстречу, как это делали некоторые абитуриенты, увидев свои фамилии в списке зачисленных на первый курс института. Не возгордился и не задрал нос перед теми, кто не прошел по конкурсу. Внешне Тимур Бекетов вообще никак не выказал своей радости. Однако в душе он ликовал, что вот он взял — и поступил. Что обошел вон тех лощеных парней из явно благополучных семей, что собрались в кучку и уныло разговаривали, поглядывая на двери деканата в надежде, что из них вот-вот выйдет человек и поменяет списки прошедших по конкурсу, в которых уже будут их фамилии.
В группе, куда его зачислили, было всего пять девчонок и двадцать три парня (многие из них были фронтовиками), среди которых сразу же определилось несколько лидеров. Тимур в таковые не стремился, держался покуда особняком, присматривался к окружающим, определяя, как следует вести себя дальше. Мир, в который он попал, был ему незнаком и весьма далек от того, в котором он проживал на Калуге. Правила общения также были иными, а потому к ним стоило приспособиться и привыкнуть. Заводить разговоры он не стремился, лишь отвечал на вопросы, сам никому их не задавая. Однако приглядывался к своим сокурсникам не только он, но и к нему. Через какое-то время к Тимуру на одной из перемен подошли Николай Кондратьев с его верным подпевалой Валеркой Федынцевым, и Кондратьев без вступления и прочих обиняков произнес:
— У нас тут своя компания складывается… Я, Валера Федынцев, Нинель Яковлева, Эдик Кочемасов, еще кое-кто. Не хочется со всеми этими, — Кондратьев обвел презрительным взглядом сокурсников, — иметь ничего общего. Не желаешь к нам присоединиться?
— Я подумаю, — с интересом посмотрел на Кондратьева Тимур.
— Подумай, — промолвил Николай и отошел.
Через пару дней Кондратьев снова подошел к Бекетову:
— Ну что, надумал?
— Почему бы и нет, — усмехнулся в ответ Тимур. — Только я в шестерках ходить не привык. И привыкать не собираюсь.
— Я это учту, — усмехнулся Николай. — И у меня сразу просьба к тебе будет. Тут один с аэродинамического отделения хвост на меня поднимает. Нехорошие слова про меня говорит, хотя лично я ему ничего дурного не сделал. Поговори с ним, как ты это умеешь. Пусть малость поостынет. А я с батей своим переговорю насчет твоего отца. Он ведь не просто инвалид у тебя, а инвалид по ранению, полученному на фронтах Гражданской войны. Стало быть, и пенсия у него должна быть военная, а не просто по инвалидности. А это разница. Причем большая! Так ведь? — глянул в глаза Тимура Кондратьев.
— Как парня этого с аэродинамического зовут? — спросил Бекетов, отнюдь не удивившись, что сокурсник столько знает про него самого и его отца.
— Камиль Зиннуров. Он на третьем курсе учится, — последовал конкретный ответ.
Тимур кивнул. На следующий день студент Зиннуров появился в институте с приличным таким бланшем под глазом и распухшей верхней губой. Кто ему так накидал — на то Камиль Зиннуров никаких ответов не давал, хотя друзья-приятели не единожды пытались допытаться и узнать истинную причину изменения его внешности. С тех пор в институтских коридорах он всячески старался обойти аудитории, где могла находиться студенческая группа, в которой учились Кондратьев и Бек. И уж конечно делал все возможное, чтобы не попасться им обоим на глаза. Где-то через полтора месяца Бекетов-старший стал получать пенсию — вот радость-то! — в два с половиной раза больше прежней. И не знал, кого за это благодарить. Хотя благодетель находился совсем рядом, стоило только протянуть руку.
Подобного рода просьбы Тимур Бекетов до окончания третьего курса исполнял по просьбе Николая Кондратьева еще несколько раз. А поскольку он являлся действительным (не временным или приглашенным на какой-то срок) членом компании Кондратьева, то все три раза ходил с остальными членами компании в походы на Свиягу, что ему, в общем-то, нравилось. Ну а что: природа, которая успокаивает и навевает хорошие и добрые мысли. Кругом все свои, и нет уголовных физиономий, что окружали его в поселке. И от слепого отца какой-никакой передых. Батя, он хоть и не в тягость, а все устаешь за ним изо дня в день ухаживать. Изнурительное это занятие — ухаживать за незрячим. Альбина уже вышла замуж и переехала жить к мужу. Конечно, вместе со своим мужем и без него она частенько наведывалась, навещала отца, помогала чем могла, но это совсем не то, что жить с ним вместе. Так что вырваться из дома на природу с друзьями на несколько дней (эти дни за отцом присмотрит покуда соседка, которой за возможные заботы заплачено наперед) — разве он этого не заслужил?