— Вы, Виталий Викторович, оказались, как всегда правы, — уважительно произнес судмедэксперт и принялся осматривать труп.
Остальные милиционеры деловито, с чувством выполненного долга, стоя неподалеку в сторонке, покуривали папиросы и неспешно переговаривались. Время от времени они поглядывали на находку и колдовавшего около нее судмедэксперта, ожидая, когда они закончат и будет отдана команда топать обратно к автобусу. После осмотра останков трупа, — а в том, что он принадлежал Василию Кудряшову, никто не сомневался, — бережно вынули из ямы череп и кости и разложили их на брезент. Взявшись за четыре конца брезента, милиционеры понесли его, а когда дошли до автобуса, аккуратно втащили в него брезент и положили на пол. Затем все разместились по своим местам и поехали обратно, вот только поводов для разговора более не оставалось, так и доехали до Казани в мрачном молчании.
По приезде в городское Управление милиции Виталий Викторович попросил судмедэксперта побыстрее выдать ему заключение, что найденное тело принадлежит Василию Леонидовичу Кудряшову. Эта бумага помогла бы ему сделать более сговорчивыми всех тех, кто ходил в поход на берег Свияги в 1938 году. И найти того, кто непосредственно нанес два смертельных ножевых ранения студенту Кудряшову.
Глава 21. Крючочек на Кондратьева
Утро следующего дня майор Щелкунов решил начать с допроса — уж очень любопытен был ему человек в пиджачной паре, столь похожий на киноартиста Сергея Филиппова, собиравшийся прикончить его по чьему-то наущению.
Когда арестованного ввели, Виталий Викторович не сразу предложил ему присесть. Если бы арестованный остался стоять, ожидая разрешения, майор Щелкунов повел бы допрос иначе, поскольку фигурант показал бы себя человеком не наглым и не желающим усугублять свое и без того незавидное положение. С таким имелся бы резон поработать и пообещать, к примеру, оформить его показания как добровольное признание. Что, как известно, учитывается судом и смягчает наказание. Однако человек в пиджачной паре сразу сел на стоящий возле стола стул, демонстративно закинул ногу на ногу и, покачивая ею, уставился близко посаженными к носу глазами на майора Щелкунова в упор. Дескать, ты меня, мусор, ничем не проймешь, видали мы вашего брата и похлеще. И вообще, клал я на тебя с прибором.
Виталий Викторович понял арестованного правильно, поэтому решил с ним не рассусоливать и задал первый вопрос:
— Ваше имя, отчество, фамилия?
— Иван Иванович Иванов, — охотно ответил человек в пиджачной паре и скривился в улыбке. Странное дело, но в этот самый момент он особенно напоминал Сергея Филиппова, игравшего капрала-скорохода в фильме «Золушка». Майор Щелкунов едва сдержался, чтобы не улыбнуться.
Задержанный, выдержав короткую паузу, предвосхищая следующий вопрос о месте проживания (что указывало на то, что допрос этот для «Иванова» не первый), продолжил:
— А живу я на улице Пушкина, дом Колотушкина, квартира Петрова, спросить Иванова…
Было понятно, что доверительного разговора не получится. Надлежало зайти с иной стороны, и Виталий Викторович хорошо понимал, с какой именно.
Уставившись, в свою очередь, на «Иванова» глаза в глаза, он предельно выразительно и громко, как исполнительные служащие докладывают начальству, произнес, четко выговаривая каждое слово:
— Тебе наверняка известно, что покушение на убийство согласно статье девятнадцатой Уголовного кодекса РСФСР наказывается «так же, как совершенное преступление». Думаешь, получишь свой червонец, и на зону, где тебя с твоей статьей примут как родного? Ошибаешься, гражданин Иванов. Твои действия будут классифицированы по статье пятьдесят восьмой части восьмой Уголовного кодекса как «совершение террористических актов, направленных против представителей советской власти и участие в выполнении таких актов хотя бы и лицами, не принадлежащими к контрреволюционной организации». А поскольку я являюсь представителем советской власти, ее исполнительного органа, то статья пятьдесят восьмая части восьмой — это аккурат для тебя! А за это, сам знаешь, высшая мера социальной защиты. Так что можешь молчать и дальше, мне все равно…
После произнесенных слов Виталий Викторович отвел от допрашиваемого взгляд и принялся демонстративно укладывать разложенные на столе бумаги в папку.
— Погодь, начальник, как так пятьдесят восьмая? — как-то мигом слетела спесь с «Иванова».
— А ты что думал? — остро кольнул взглядом человека в пиджачной паре майор милиции Щелкунов. — Никто тут цацкаться и рассусоливать с тобой не намерен…
— Но я лишь… это… исполнитель. Меня принудили! — сел уже по-правильному «Иванов», положив ладони на колени.
— За деньги — и принудили? — с большим недоверием спросил Виталий Викторович. — Такого не бывает.
— В общем, это, прижали меня крепко. За кадык взяли так цепко, что и не вздохнуть! Выхода не было, кроме как вас… исполнить, — тихо промолвил человек в пиджачной паре и с волнистыми волосами. Было хорошо видно, что обвинение в терроризме ему хуже пареной редьки. По такой «невеселой» статье можно схлопотать высшую меру, что никаким боком не входило в его планы…
— И кто? — уже по-деловому, без пафоса и сведенных к переносице бровей спросил начальник отдела по борьбе с бандитизмом.
— Что — кто? — сморгнул «Иванов».
— Я тебя спрашиваю, кто тебя за кадык держал? — испытующе посмотрел на человека в пиджачной паре Виталий Викторович.
— Я его не знаю, — последовал ответ.
— С тобой все понятно. Конечно же, «ты его не знаешь», — изрек майор Щелкунов и снова принялся собирать бумаги.
— Да погодьте же вы! — едва ли не взмолился «Иванов». — Век воли не видать, не знаю я его и допрежде не ухлил[33].
— А как же он тогда на тебя вышел? Этот человек, которого ты якобы не знаешь? — задал новый вопрос майор Щелкунов, не очень-то пока веря показаниям «Ивана Иванова», но собирать бумаги со стола перестал.
— Он ко мне в пивнушке на Калуге подсел. Надо, дескать, поговорить… — принялся рассказывать задержанный. — Я ему и говорю: «Ну, а чего не поговорить? Говори, самое время за пивком». В кармане у него плоская фляга сумасшедшей воды[34] имелась, плеснул он малость в кружку с пивом мне и себе. Заершил[35], в общем! Выпили, так хорошо… Он потом мне говорит, что человек один его сильно оскорбил. И он хочет за это с ним поквитаться. Но так, чтобы на него самого никто не подумал. «Как наказать, — спрашиваю, — покосать[36], налить, как богатому[37], или того, сложить, чтобы не поднялся[38]?» А он мне тихо так говорит: «Уж больно он меня сильно обидел. Организуй ему деревянный макинтош». Ну, думаю, не красноперый ли это ко мне подсел, на вшивость меня проверяет? Чтобы потом под белы рученьки меня — и прямиком в цугундер! Присмотрелся к нему повнимательнее — не похож вроде. И на провокатора не тянет, — у тех глаза и повадки шакальи. Насмотрелся на них! Я ему — а кого, мол, завалить-то надо? А он мне: «Майора мусорского одного…»
«Иван Иванович Иванов» перевел дыхание и искоса глянул на майора, чтобы определить, как тот относится к сказанному: заинтересованно или вполуха слушает. Выражение лица Виталия Викторовича оставалось бесстрастным, будто он не слушал собеседника вовсе, а сидел задумавшись, в одиночестве, уставившись в точку, только ему одному ведомую. Человек в пиджачной паре вздохнул и продолжил:
— Когда он мне сказал, что надо завалить красноперого, да еще в майорском чине, то есть вас, — покосился задержанный на майора Щелкунова, — я поначалу хотел отказаться от такой чести: на кой ляд мне такой — мусора шлепать? А он видит, что я заменьжевался, и настаивать начал: «Я бабки тебе за это заплачу не бедные, доволен останешься». «А насколь бабки-то не худые?» — спрашиваю. «Три тыщи, — говорит, — дам». «За три косых сам мусора складывай», — отвечаю ему. «А сколь тебе надобно?» — спрашивает. А сам меня так и буравит своим взглядом, будто внутрь собирается заглянуть… Я было призадумался, сколько у него бабок попросить, ну так, для вида. Чтобы марку правильно поддержать. А сам думаю, как ему отказать и что такого сказать, чтобы правдоподобно получилось, — снова скосил глаза на Виталия Викторовича «Иванов», пытаясь понять: верит ли в его байки майор или думает, что я пургу гоню[39].— «Давай говори свою цену. А коли не сговоримся — я про тебя такое знаю, что стоит мне записочку мусорам написать или в отделение звоночек один сделать, так к тебе тотчас приедут эти самые красноперые и под локотки тебя куда надобно аккуратненько так и отведут…» А я ему отвечаю: «На пушку меня не бери, чего ты можешь знать в наших делах, интеллигент ты вшивый…»
— То есть он производил впечатление интеллигентного человека? — перебил «Иванова» майор Щелкунов.
— Ну да.
— А как ты это определил? — поинтересовался Виталий Викторович, отметив про себя, что заказчик убийства внешне интеллигентен. Какая-никакая, а все-таки примета…
— Так это, по базару понятно… — ответил ничтоже сумняшеся человек в пиджачной паре. — Клифт, то бишь костюмчик, еще у него такой, синего отлива, по заказу явно пошитый. Не такой ширпотребовский, как у меня… Ну и по его рукам. Они у него белые такие, с тонкими щипанцами[40]. Вряд ли он когда-либо своими руками лопату держал… или кирку.
— В синем костюме, говоришь, — вспомнил майор Щелкунов про записи Валентина Рожнова. В них тоже фигурировал человек в синем костюме — Николай Павлович Кондратьев, ныне председатель плановой комиссии Городского совета, а в прошлом студент самолет