— Джим, ну что ты… Ну, прости меня, если я чем-то тебя обидел.
От взгляда в его ясные и добрые, а сейчас ещё и грустные глаза Джиму ещё больше хотелось плакать, а сердце сжалось от непонятной светлой тоски. Обвив его шею руками, Джим со слезами прошептал:
— Рэш… Я не могу. Я не готов.
А его сердце кричало: «Можешь! Готов! Тебе нужно это, или ты засохнешь, как дерево без дождя!» Он разрыдался бурно и неукротимо, сотрясаясь всем телом, а Рэш ласково и испуганно его успокаивал. Потом, исчерпав все успокоительные слова, он стал раздевать Джима.
— Так, снимай всё, — нежно приказал он. — И в постельку. Живо!
Ещё никогда Джиму не приказывали раздеться и лечь в постель, но у него что-то сжалось в животе от того, как это было приказано. Ещё всхлипывая, он повиновался и с наслаждением впустил Рэша.
Потом Рэш осушал остатки его слёз поцелуями, а Джим ворошил пальцами его короткие волосы. Заря разгоралась, заливая всё небо, стенки палатки покачивались от утреннего ветра. Губы Рэша целовали Джиму шею и грудь, и от этого ему было тепло и щекотно. Край полога откинулся, и в палатку кто-то заглянул.
— Рэш, вставай, а то останешься без завтрака! — сказал молодой и бодрый голос.
Джим тихонько ахнул и натянул на лицо простыню. Бесцеремонно заглянувший в палатку человек проговорил с улыбкой в голосе:
— Прости, я не знал, что ты не один.
Рэш махнул на него рукой.
— Выйди, Скоббен!
— Извините, — сказал тот, кого назвали Скоббеном.
Джим сел, закрывая краем простыни пылающее лицо. Рэш тихонько засмеялся.
— Тут у нас не особо церемонятся, — сказал он. — Рабочий день начинается, Джим.
Лейлор проснулся на широкой кровати с красным мягким изголовьем, украшенным золочёной резьбой. Сквозь неплотно закрытые тяжёлые красные занавеси проникали лучи розовой утренней зари. Это была не его кровать и не его занавески: Лейлор был не в своём номере. Рядом на тумбочке стоял букет бело-розовых ландиалисов и серебристый блестящий поднос, на котором лежало холлонитовое сердце на цепочке. Как оно быстро нашлось, мелькнуло в голове Лейлора.
Прикрывая наготу простынёй, Лейлор окинул взглядом спальню в поисках своей одежды. Она была сложена на красном диванчике с такой же золочёной резьбой на спинке, как и на изголовье кровати. До диванчика было несколько шагов по ступенькам вниз, а это значило, что нужно было встать. Лейлор встал, кутаясь в простыню, а волосы закрыли его фигуру золотисто-каштановым плащом, спускаясь ниже пояса. Выпрямившись во весь рост, Лейлор прислушался к своим ощущениям. Чувствовал он себя почти так же, как и всегда, но прежним он уже не был. Что в нём изменилось? Всё в нём было по-прежнему, за исключением одного: он больше не был девственником. Простыня упала к его ногам.
Он оделся и убрал волосы. В маленькой гостиной было пусто. Лейлор обошёл весь номер, но короля нигде не нашёл, только у входа по-прежнему стоял охранник.
— Здравствуйте, — поприветствовал его Лейлор.
Статуя в чёрной форме пришла в движение, но только на секунду. На приветствие Лейлора она ответила, встав по стойке "смирно".
Король стоял у балконного парапета, устремив лицо к залитому розовой зарёй небу. Его строгий чёрный костюм освежал белый стоячий плоёный воротничок с заколотым феоновой брошью галстуком и такие же манжеты, а волосы были собраны в широкий пучок локонов на макушке. Помня о том, что следует дождаться первых слов короля, Лейлор молчал, а Раданайт как будто даже не заметил его появления. Лейлор, подождав, хотел уже обнаружить своё присутствие, но король, как оказалось, знал, что он здесь.
— Подойди, милый, — сказал он, не оборачиваясь.
Лейлор подошёл к парапету. Озарённые утренними лучами, корпусы «Оазиса» превратились из белого ландиалиса в розовый, а садовые дорожки были ещё пустынны. Лейлор знал, что король на него смотрит, но избегал его взгляда. Пальцы Раданайта коснулись его щеки. Они не заговорили о том, что между ними было минувшей ночью, Лейлор только решился заметить:
— Камень так быстро нашёлся.
— Был задержан пилот мусоровоза, который пытался его продать, — сказал король. — Он сознался, что получил камень от мальчика с голубой кожей в качестве платы за провоз. Он высадил его на заправочной станции и больше ничего не знает о его дальнейшей судьбе. Мальчишка как будто растворился в межзвёздном пространстве.
— А отчего умер Хадебуда? — спросил Лейлор.
— По всей вероятности, он пал жертвой чревоугодия, — усмехнулся Раданайт. — Он проглотил слишком много этих тварей, и они вырвались из его брюха. Как видишь, жадность до добра не доводит. Кстати, Хадебуда — не настоящее его имя. Его звали Ахиббо Квайкус, он был неоднократно судим за работорговлю, пособничество пиратам, незаконную торговлю оружием, крадеными вещами и наркотиками, а также различные виды мошенничества. Отбыв последний тюремный срок, под прикрытием занятий предсказаниями он продолжал свою преступную деятельность. Теперь ты понимаешь, что ни одному слову такого прожжённого типа верить нельзя, малыш. Он был не прорицатель, а просто хороший психолог.
Лейлор вздохнул. Ладонь короля ласково накрыла его руку на парапете.
— Я люблю тебя, детка.
В порыве безрассудной нежности Лейлор хотел кинуться ему на шею, но король мягко придержал его за плечи.
— Не здесь, моя радость. Здесь может быть слишком много глаз.
Они завтракали в маленькой гостиной. Хрустя поджаренным хлебом с маслом и джемом и запивая это чаем со сливками, Лейлор чувствовал себя в уютном коконе счастья. Он таял под нежным взглядом короля, как масло на тосте, но под конец завтрака его одолело беспокойство.
— Папа там, наверно, с ума сходит, ищет меня!
— Я так не думаю, — улыбнулся Раданайт.
Почему он так не думал, он не объяснил. А потом сказал слова, от которых у Лейлора внутри всё обледенело от горя:
— Я сегодня улетаю, милый. Не знаю, когда мы снова сможем увидеться.
Окаменев, Лейлор не мог пошевелить даже пальцем. На его лице было написано такое горе, что брови короля вздрогнули.
— Но мы увидимся, обещаю, — проговорил Раданайт, нежно касаясь щеки Лейлора. — Потому что без тебя я не смогу жить.
Он поцеловал помертвевшие губы Лейлора раз, другой, третий, пока они не оттаяли и не раскрылись, и тогда он жарко и крепко обхватил их своими. Рука Лейлора поднялась и легла вокруг его шеи. Смахнув повисшие на ресницах Лейлора слёзы, король сказал:
— Не надо плакать, детка. Это только начало.
Он проводил Лейлора до дверей номера. В дверях он вдруг спросил:
— Ты ничего не забыл?
В руке у него был поднос с холлонитовым сердцем. Застегнув на шее Лейлора цепочку, он нежно сжал его руку.
У двери своего номера Лейлор услышал хриплый командный голос:
— Где ты шлялся всю ночь, позволь тебя спросить?
Лейлор ничего не ответил и вошёл. Асспленг вошёл следом и повторил:
— Где ты был, я тебя спрашиваю?
— А кто вы такой, чтобы я перед вами отчитывался? — огрызнулся Лейлор. — Вы не мой отец.
И получил пощёчину. Она была не сильная, но дело было даже не в силе и боли. Никогда в жизни никто не бил Лейлора по лицу, и большего оскорбления он ещё не переживал. На его глазах выступили слёзы, а внутри клокотала жгучая ярость.
— Не смей дерзить, щенок, — сказал Асспленг.
Вид у него был безнаказанно-непобедимый и наглый. Если бы Лейлор мог, он вызвал бы Асспленга на дуэль, но, во-первых, он не умел сражаться дуэльным мечом, а во-вторых, никто не дал бы ему разрешения. Он окинул замутнённым от слёз взглядом свой номер, ища, чем бы швырнуть в Асспленга: телефоном? вазой? надеть ему на голову картину со стены? Лейлор решил не портить чужого имущества, схватил подушку и начал колотить ею Асспленга. От большинства ударов тот ловко увернулся, но пару раз ему весомо попало по лицу и по спине. Но нападающим Лейлор пробыл недолго: Асспленг вырвал у него подушку, схватил за плечи и, сильно встряхивая, хрипло прорычал:
— Избалованный юнец! Я выбью из тебя дурь, маленький негодник!
И начал нещадно отвешивать Лейлору пощёчину за пощёчиной. Лейлор отбивался, как мог, но большинство пощёчин достигали цели.
— Уэно, что вы делаете? — послышался испуганный голос отца в дверях.
— Не смейте поднимать на него руку! — прогремел новый гневный голос, и следом за этим на Асспленга налетел высокий незнакомец в хаки, пыльных сапогах и в белом головном платке. Он схватил Асспленга за плечо, оторвав от Лейлора, и наотмашь ударил его в челюсть.
Асспленг от удара не устоял на ногах. Поднявшись на ноги и меча глазами ледяные молнии, он бросился в контратаку, и они с незнакомцем в пыльных сапогах сцепились.
— Что вы делаете! — закричал отец.
Весь непобедимый вид слетел с Асспленга, когда незнакомец в хаки повалил его на пол и подмял под себя. Но отец уцепился за его занесённую для удара руку:
— Рэш, не надо! Умоляю тебя!
Тяжело дыша, незнакомец в хаки всё-таки сдержал руку и отпустил Асспленга. Они оба поднялись, меряя друг друга враждебными взглядами. Держась за челюсть, Асспленг прорычал:
— Я вам этого так не оставлю! Вызываю вас на поединок! Немедленно!
Светлые бесстрашные глаза незнакомца сверкнули.
— Отлично, — ответил он. — Вот только какое будет оружие? Насколько мне известно, дуэльных мечей на Флокаре нельзя достать.
— Будем драться врукопашную! На кулаках! — рыкнул Асспленг.
Отец, побледнев, встал между ними.
— Уэно… Рэш… Я прошу вас, не надо, — проговорил он дрожащим голосом, обращая испуганный и умоляющий взгляд то на одного, то на другого.
— Всё будет хорошо, Джим, не бойся, — сказал Рэш.
Через полчаса скутеры становились на песчаном пуст