Рэш подумал.
— Пожалуй, можем, — ответил он. — Если ты хочешь.
Лейлор уже засыпал, когда услышал звонок в дверь.
— Кто там? — спросил он в трубку переговорного устройства.
Ему ответил странный, всхлипывающий голос:
— Лейлор… Это я. Папа… Можно к тебе на минутку?
Лейлор нажал кнопку открывания двери. Отец вошёл осторожно, как будто боялся его разбудить, хотя и знал, что уже разбудил. Помимо странной походки, Лейлора насторожило выражение на его лице: такого он у отца ещё не видел. На его губах подрагивала чуднАя улыбочка, а глаза и щёки были мокрыми, причём слёзы продолжали течь.
— Папуля, ты что? — спросил Лейлор испуганно.
— Ничего, милый, — сказал отец вполголоса, улыбаясь и вытирая щёки. — Прости, что разбудил… Просто я не знаю, как мне быть… Как вообще жить!
Лейлор, учуяв от отца запах спиртного, нахмурился:
— Папа, ты что, пил?
— Да, посидел немножко в баре, — сознался тот. — Понимаешь, дорогой, какая вещь… Год назад я встретил здесь Рэша, потом мы расстались. Потом началось всё это… Твои встречи с Раданайтом, это наваждение с Эрисом, потом этот кошмар — эти месяцы ожидания у твоей постели… Суд. Всё это было в действительности, но мне это почему-то кажется сном. Весь этот ужасный год я жил как во сне, я делал, говорил, думал не то и не так! Фальшивое небо, фальшивые слова, фальшивые чувства. А сейчас я здесь, я чувствую, что проснулся, и вижу настоящее небо… Но оно уже не нужно мне, не нужно — без Рэша…
Излив на Лейлора этот сумбурный поток всхлипов и слов, произносимых почему-то полушёпотом, отец уткнулся лицом ему в колени и затрясся. Лейлор не знал, что сказать, он просто погладил его по голове и попробовал успокоить:
— Ну, папуль… Не надо. Не плачь, что ты!
— Дома его ждут, — всхлипывал отец, лёжа у Лейлора на коленях. — Любимый человек… Это так восхитительно, когда дома тебя кто-то ждёт! Он заслуживает… Несомненно заслуживает счастья. Пусть не со мной… Но он заслуживает права быть любимым! И я рад за него… Я счастлив, что у него всё хорошо. Вот только я не знаю, что мне теперь делать!
Отец долго плакал, и Лейлору не оставалось ничего, как только гладить его по волосам и успокаивать. Он отвёл отца в его номер и ещё там успокаивал его около часа, пока тот наконец не заснул.
Заснул Лейлор поздно и, разумеется, не выспался. К тому же, утром его разбудил звонок в дверь: это оказался Рэш. В руках у него опять был букетик, но на этот раз из белых, розовых и лиловых цветочков.
— Кажется, я разбудил тебя, — сказал он. — Прости. Я только хотел узнать, как ты себя чувствуешь.
— Спасибо, неплохо, — ответил Лейлор. — Только немного не выспался. Я вчера поздно заснул, потому что пришлось сидеть с папой. Он полночи плакал.
Рэш слегка нахмурился.
— Плакал? Почему, что случилось? Его кто-то обидел?
По тому, как он сразу насторожился, можно было догадаться, что равнодушным он к отцу не был. Присев рядом с Лейлором, он спросил с неподдельным беспокойством:
— Скажи, мой хороший, что случилось? Может, я могу помочь?
— Да нет, ничего особенного, — сказал Лейлор. — Лучше скажите откровенно: как вы относитесь к папе?
Рэш на пару секунд задумался, хмуря брови, а потом улыбнулся.
— Очень хорошо отношусь, — сказал он. — А что?
— Да ничего, просто так, — ответил Лейлор. — Скажите, а давно у вас… Ну, появился тот, кто ждёт вас дома?
— Где-то чуть меньше пяти месяцев назад, — улыбнулся Рэш.
— И вы его любите? — спросил Лейлор, хмурясь.
— Конечно, — серьёзно ответил Рэш. — Очень. Но послушай, что-то много ты задаёшь вопросов, а на мой так и не ответил. Почему папа плакал?
— А почему вас это интересует? — опять спросил Лейлор.
— Снова вопросы! — воскликнул Рэш. — Милый мой, меня это интересует, потому что… Потому что я очень хорошо отношусь к твоему папе. Так ты скажешь мне?
Лейлор натянул одеяло и устроился на подушках поудобнее.
— Ладно, я вам скажу, почему. У папы… э-э, ужасно разболелись зубы. Так сильно, что хоть кричи. Потому он и плакал.
Взгляд Рэша словно подёрнулся голубым ледком.
— А можно правду? — сказал он.
— Это правда, — ответил Лейлор. — А теперь, если вы не возражаете, я ещё чуть-чуть вздремну, а то из-за папиных зубов я не сомкнул глаз добрую половину ночи.
И Лейлор повернулся на бок, закрыв глаза. Рэш посидел ещё немного, потом встал и пошёл к двери. У двери он остановился, вернулся и положил букетик на подушку перед лицом Лейлора, а потом ушёл.
Глава 30. Небби
Джим взглянул на часы и отодвинул бокал. Стакан Рэша тоже был пуст, и на вопрос бармена: «Повторить?» — он ответил отрицательно.
— Уже поздно, — сказал Джим. — Тебя, наверно, дома ждут.
Рэш улыбнулся и задумчиво кивнул. Горло Джима невыносимо сжалось, и он отвернулся, чтобы Рэш не увидел слёз, которых он не смог сдержать. Расплатившись по счёту, он торопливо слез с табурета, но слёзы уже катились градом, и остановить их Джим был не в силах. Тёплая рука Рэша поймала его за руку и задержала.
— Тебе пора, — пробормотал Джим, отворачиваясь.
Рэш притянул его к себе и заглядывал ему в лицо.
— Ты что, плачешь? Ну, что такое?
— Тебе пора, — повторил Джим. — Тебя ждут… Уже поздно, не задерживайся.
Он стиснул изо всех сил зубы, чтобы не зарыдать. К чему показывать слабость и сожаление, когда уже слишком поздно? Но быть сильным и оптимистичным оказывалось гораздо более трудной задачей, чем он себе представлял. Всё это происходило на глазах у праздно играющих в бильярд военных, пьющих вино, маиль и глинет, и вряд ли такие зрители были нужны Джиму сейчас. Равнодушный бармен вытирал бокалы, за очередной порцией маиля к стойке подошли два офицера, поглядывая в сторону Джима.
— Как ты думаешь, кто ждёт меня дома? — спросил Рэш, заглядывая Джиму в глаза то ли серьёзно, то ли с усмешкой. Тайну этого взгляда Джим ещё до сих пор не мог разгадать.
— Тот, кого ты любишь, конечно, — пробормотал Джим.
Рэш ещё пару секунд смотрел на Джима, и непонятно было, серьёзен ли он или вот-вот улыбнётся.
— Как насчёт того, чтобы заехать к нам в гости? — вдруг предложил он.
Это предложение показалось Джиму более чем странным. Он не мог понять, к чему всё это: может быть, Рэш смеётся над ним? Нет, на Рэша это было непохоже: издеваться он вряд ли стал бы.
— А тот, кто ждёт тебя… Он не будет против? — недоуменно пролепетал Джим.
Взгляд Рэша потеплел, и он действительно улыбнулся.
— Думаю, он не будет возражать против знакомства, — сказал он. — Кроме того, он сейчас уже, скорее всего, спит. Пойдём.
Джим не смог воспротивиться его тёплой, доброжелательно настойчивой руке, и они вышли из бара навстречу золотисто-терракотовому вечернему небу Флокара. С неослабевающим недоумением Джим шёл за Рэшем по бетонной дорожке к стоянке транспорта, освещённой последними косыми лучами заходящего солнца, и всё гадал: к чему это? Рэш тем временем подвёл его к компактному двухместному флаеру с матовой обшивкой цвета пыли и открыл дверцы.
— У тебя новый транспорт, — счёл должным заметить Джим. — На скутере больше не ездишь?
— Скутер — для небольших расстояний, — ответил Рэш. — А наш городок далековато отсюда.
Городком Рэш назвал поселение сотрудников проекта по освоению Флокара. Озарённый янтарными вечерними лучами, он состоял из типовых корпусов, невысоких белых параллелепипедов с окнами, внешне похожих на заводские цеха, с одинаковыми забетонированными улочками. Располагался он в одном из оазисов, и со всех сторон его окружали деревья наподобие пальм и акаций. Флаер Рэш поставил на крытую стоянку, окружённую стенами корпусов-параллелепипедов, и они с Джимом прошли по бетонной улочке к одному из ближайших из них.
Внутри корпуса оказалось неожиданно уютно и чисто, как в гостинице среднего уровня: в главном холле на первом этаже зеленели декоративные растения и радовали глаз цветочные клумбы, бурлил пузырьками большой подсвеченный аквариум с яркими рыбами. Жилые помещения располагались по периметру здания, образуя колодцеобразное пространство посередине, и снизу, подняв голову, можно было увидеть все этажи, которых было восемь. Крыша над этим «колодцем» пропускала свет, а попасть на этажи можно было на любом из пяти лифтов-платформ. Была и лестница, соединявшая все этажи.
Они поднялись на платформе на пятый этаж. По дороге Рэш неоднократно кому-то говорил «привет», кто-то махал ему: на площадках этажей, несмотря на поздний вечер, было довольно оживлённо.
— Мы тут живём дружно, — сказал Рэш.
Платформа остановилась, и они вышли на площадку пятого этажа. У стен, между дверями комнат, в кадках зеленели маленькие деревца с пирамидальными кронами, а перед каждой дверью лежал коврик. Рэш, вытерев ноги о коврик перед одной из дверей, открыл её и сказал Джиму:
— Проходи… Не стесняйся.
Джим вошёл в жилище Рэша. Комната была невелика, со светло-сиреневыми оштукатуренными стенами, фиолетовым ковровым покрытием на полу и длинной трубкой светильника над дверью. В фиолетовой стенной нише стояла неширокая надувная кровать и тумбочка с лампой, в углу — круглый столик с креслом, но взгляд Джима сразу притянула к себе хорошенькая бело-голубая детская кроватка с подвешенными над ней игрушками. Рядом с ней на кушетке сидел коротко остриженный бледный юноша в светло-сером закрытом костюме со стоячим воротником и в серебристых сапогах. На руках юноша держал пухленького, круглощёкого малыша, который сладко спал у его груди. Завидев Рэша, юноша вскинул остренькое лицо с большими водянисто-голубыми глазами и сказал шёпотом:
— Он опять не хотел спать в кроватке. Спит только на руках, а стоит положить его — тут же плачет.