инства и хищения имущества, бесцельный захват общественных учреждений, враждебное отношение солдат к офицерству, призвать солдат и офицеров к сотрудничеству.
– Как же царь? Как его судьба?
Керенский улыбнулся.
– Поначалу мы не думали создавать правительство с наделением его всей полнотой государственной власти в стране. Было иначе – по первоначальному конституционному проекту, разработанном командующим армией генералом Алексеевым и нашим товарищем, председателем Госдумы Родзянко – царь всего лишь давал нам добро на учреждение правительства, ответственного перед народом, а сам оставался править на условиях конституционной монархии – Вы как юрист меня понимаете. Но он поставил крест на своем правлении сам – он отказался делить свою власть с кем-либо. Вспомнив пример Англии, он заявил, что не желает быть на положении государя, который царствует, но не правит. Ну нет так нет. Тогда единственный выход – отречение. Но в чью пользу? Дальше события разворачивались как в романе, никто не мог предугадать их исход. Поехать в ставку, чтобы получить решение об отречении императора отправились представители нашего Комитета Гучков и Шульгин. С Гучковым Вы очень скоро познакомитесь, он возглавляет сейчас военное и морское министерство. Прибыв на место, Гучков сказал Николаю II, что они приехали доложить о том, что произошло в Петрограде, и обсудить меры, необходимые, чтобы спасти положение, так как оно продолжает оставаться грозным: народное движение никто не планировал и не готовил, оно вспыхнуло стихийно и превратилось в анархию. Гучков заявил, что существует опасность распространения беспорядков на войска, находящиеся на фронте. Единственная мера, которая может спасти положение, – это отречение в пользу малолетнего наследника цесаревича при регентстве великого князя Михаила, который составит новое правительство. Только так можно спасти Россию, династию и монархическое начало. Выслушав Гучкова, царь произнёс фразу, которая, по словам Г. М. Каткова, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Он сказал, что ещё днем принял решение отречься в пользу сына. Но теперь, сознавая, что он не может согласиться на разлуку с сыном, он отречётся и за себя, и за сына. Так он и сделал – и предписал престол своему брату, Михаилу Александровичу. Но уже следующим утром, когда Гучков и Шульгин явились к нам с этим актом и Родзянко стал зачитывать его, то первое слово, которое он произнес, что наречение на престол Михаила Александровича невозможно. На вопрос о причинах четкого ответа мы не получили – да и желания особого не было получать. Все единодушно согласились с тем, что вопрос о новом царе просто не может стоять в таких обстоятельствах. Мы решили обратиться к великому князю, воззвать к его разуму, чтобы убедить не принимать верховную власть в стране. Так и сделали – мы приехали на квартиру князей Путятиных, где он скрывался все дни восстания и поставили вопрос ребром. Некоторые наши товарищи – в силу сомнительных и слабых убеждений, но их тоже приходится терпеть в правительстве, а что делать? Демократия – уговаривали его взойти на престол. Но тут он в приватной беседе задал вопрос Родзянко, сможет ли тот гарантировать ему жизнь, если он примет решение этот престол принять? Ответ мог быть только один – отрицательный. Так и последний царь отказался принять то, что могло бы сейчас ему принадлежать. С указанного момента вся полнота власти в стране принадлежит народу и правительство России является ответственным перед ним представительным органом!
– Что же сейчас? Правительство действует? И в каком составе? И как будет развиваться его судьба дальше?
– Ну… Пока полагается, что оно временное, поскольку на сентябрь мы уже назначили выборы во Всероссийское учредительное собрание. А пока конечно действует. И очень скоро Вы с ним познакомитесь. А пока я кратко расскажу Вам о тех, на кого Вам следует обратить особо пристальное внимание. Конечно, первой фигурой здесь является глава правительства – князь Львов. Человек во всех отношениях замечательный и очень деликатный. Знаменит тем, что состоял в давней оппозиции царю и его клике, а в 1914 году учредил «Всероссийский земский союз помощи больным и раненым». С его помощью и при непосредственном участии открывались больницы, жертвовались миллионы на помощь жертвам войны, фронт поддерживался деньгами и провизией. В общем, если и были какие победы у русской армии в этой войне – то благодаря тылу, а тыл держался на князе Львове. С кем надо проявлять осторожность – так это с кадетами, они бывшие монархисты, и те еще деятели, но и от них никуда не денешься. Это министр иностранных дел Милюков и военно-морской министр Гучков, я он нем уже говорил Вам вскользь. Так вот Милюков. Стоял у истоков образования кадетской партии и все время возвышался над всеми, жаждал власти и не получая ее, давал правительству советы о том, как надо бороться с инакомыслящими – гильотины ставить на улицах предлагал. Столыпин тогда жадно схватился за эту его идею. Называл себя, будучи в Третьей Думе, «оппозицией Его Величества». Понимаете?
– Не совсем.
– Ну игра слов. Не «Его Величеству», а «Его Величества» – то есть как бы и против, но как бы и за. А потом и вовсе вывернул такое, что словами не описать. После роспуска Первой Думы в 1906 году он был одним из авторов «Выборгского воззвания», которое призывало ко всеобщему гражданскому неповиновению. Но –! – написать-то написал, но не подписал. Все, кто подписали, были осуждены к тюремному заключению и тем самым путь в думу был им заказан. А ему – хоть бы что. И уже в следующем году он снова становится ее депутатом!
– Зачем же такой член в Правительстве?
– Видите ли, в ноябре 1916 года именно он стал автором изобличительной речи о роли императрицы Александры Федоровны и ее окружения в государственной измене в пользу Германии и тем самым собрал вокруг себя великое множество поклонников. Не заметить такую личность, обойти ее должностью мы не могли. И потому пришлось уступить ему пост министра иностранных дел.
– А что, если его речь – не более, чем клевета?
– Ну во-первых, ни я, ни весь народ так не думает. Обратное было бы равносильно признанию поражения и краха всей революции, народных идеалов и чаяний…
– Однако! Вы говорите о том, что так не думаете, потому что выглядит это как защита чести мундира революции…
Керенский опустил глаза и лукаво усмехнулся.
– Понимаете ли, Иван Андреевич. Вы порядочно отстали от жизни. Я же Вам сказал, что мы образовали следственную комиссию – она во всем и разберется. Это во-вторых. Я и сам не люблю Милюкова и с радостью снял бы его с должности, но нужно официальное заключение. Пока – он народный любимец.
– Вы не ответили на мой вопрос… Однако, почему же ему тогда не дали должность военного министра?
– А потому что этот сумасшедший кадет сторонник продолжения войны. Дать ему в руки бразды правления военным ведомством означает подвергнуть опасности мир в стране и опять-таки революционные идеалы – то, к чему стремились депутаты с обеих сторон, формируя коалиционное правительство. А занимает эту должность Гучков. Человек ныне сдержанный, хотя в прошлом монархист, дуэлянт, вообще бесстрашный малый. Был некогда приближенным царя, но после того как сделал достоянием гласности его переписку, был смещен во всех постов и отправлен в опалу. В это время не сидел сложа руки и не игрался с общественным мнением подобно Милюкову, а отправился на фронт, где возглавил Красный Крест и лично помогал раненым… В целом, это положительно его характеризует. Но он подвергается внушению, так что повторяю – с ним поосторожнее. Если сможете оказать на него влияние, то сделайте так, чтобы он меньше внимал словам Милюкова и больше – своей совести. Так вот его главная заслуга на посту военного министра, которая побеждает оставить его на этой должности и впредь, вплоть до расформирования правительства – это создание солдатских комитетов.
– Что это?
– Оооо! Это – действительно великое достижение демократии в армии. Отныне командиров избирают сами солдаты. Они же могут обсуждать приказы, оставляя без исполнения те из них, которые явно противоречат целям и идеалам революции. К солдату теперь уважительное отношение, с ним все на «Вы», а идолопоклонство и чинопочитание в армии Гучков оставил за плечами – никаких «превосходительство»!
– А как же?
– «Господин генерал» или «господин полковник». Солдат – такой же член армии как генерал и имеет равные с ним права! Отныне он сам заведует своей хозяйственной деятельностью, сам может и должен себя кормить и сам может и должен принимать участие в обсуждении военных и мирных операций, в формировании и даче любого приказа, в исполнении любого распоряжения!
– Послушайте, Александр Федорович, а Вы уверены, что это правильно?
– Неважно, уверен в этом я или не уверен – главное, что это целиком и полностью соответствует тем целям и задачам, ради которых революция и совершалась. Ради которых страдали Вы и Вам подобные!
Их беседу прервал шофер – машина резко остановилась.
– Что случилось? – спросил Керенский.
– Драка какая-то.
Бубецкой взглянул на улицу через лобовое стекло – несколько солдат вступили между собой в потасовку, а к ней примешались еще и гражданские. Не говоря ни слова, Керенский выскочил из машины и бросился в самую гущу событий. Бубецкой хотел последовать за ним, но был остановлен водителем:
– Не надо Вам. Они сами разберутся.
Дальше на глаза Ивана Андреевича развернулась удивительная картина – буквально в мгновение ока Керенский перехватил в словесной перебранке инициативу, стал громко что-то кричать, солдаты к удивлению князя пооткрывали рты и стали слепо внимать тому, что он говорит. Вскоре они начали ему аплодировать. Размахивая на ходу руками, Керенский возвратился в машину под одобрительные крики и свист толпы.
– Однако, Вы пользуетесь авторитетом, – с уважением заметил Бубецкой.
– Это не я. Это идеалы революции – общего дела, которому мы служим.
– Так зачем же я Вам понадобился?