– Я полностью с Вами согласен, но позвал Вас не за этим.
– А зачем?
– Видите ли, правительство насторожено положением дел на Украине.
– А я тут при чем?
– А вот Вы послушайте. Вы уже имели удовольствие слышать на заседании возмущения Александра Федоровича касательно статуса Украины. Поначалу-то они, конечно, нас поддержали, но после внутри страны заметно усилились националистические настроения, ведущие к образованию автономии и наделению ее правами чуть ли не суверенного государства внутри страны. Об этом свидетельствует, в частности, создание на территории Украины военно-политического клуба имени гетмана Павла Полуботка…
Здесь я должен дать Вам небольшую справку. Сам по себе украинский национализм уходит корнями в начало века – когда в 1902–1904 годах в Киеве Николаем Михновским была создана «Украинская народная партия». Поначалу она была крайне малочисленной, и серьезной политической опасности для действующей власти не представляла, но сам факт того, что она тогда – при царском режиме – имела нахальство проповедовать идеи самостийности и суверенитета, а также провозглашать в качестве методов своей борьбы террор, уже наводит на нехорошие мысли. В 1904 году, когда праздновалось 250-летие воссоединения Малороссии и России, они решили взорвать в Харькове памятник Пушкину. Взорвали, а пепелище забросали листовками националистического содержания. После этого сами украинцы стали называть их «кружком политических придурков»… Стоит ли говорить о том, что после революции их стремления вспыхнули с новой силой. Конечно, Михновский фигура политически неоднозначная – вспыльчивый, малость дурной, агрессивный человек с великодержавными амбициями на абсолютно пустом месте, он имеет целый ряд политических конкурентов, в том числе более или менее разумных – ученых Грушевского и Винниченко. Но именно ему удалось организовать проведение всеукраинского съезда, который недавно, пока Вы находились в командировке, потребовал от нас автономизации Украины, но в такой степени, что речь идет о создании суверенного государства. Сами понимаете, в такой напряженной обстановке отпускать территории – гибельный шаг для государства не только в экономическом, но еще и в военном плане. Так, на территории Украины базируется, как Вам должно быть известно Юго-Западный фронт. Линия фронта на начало 1917 года составляет 615 км. В декабре 1916 г. был создан Румынский фронт, который частично также захватывал территорию Украины. На начало 1917 г. из 6798 тыс. военнослужащих действующей российской армии и 2260 тыс., находящихся в запасных частях, украинцы составляют 3,5 млн. Треть российской армии (25 корпусов) размещается на Украине. Юго-Западный фронт (Особая, 7-я, 8-я и 11-я армии) насчитывает 2315 тыс. солдат и офицеров, а с тыловыми частями и органами – 3265 тыс., из которых 1,2 млн составляют украинцы. Румынский фронт (4-я, 6-я и 9-я армии, а с 25 июня 1917 года также переданная в его состав 8-я армия) насчитывает 1007 тыс., а с тыловыми частями – 1500 тыс. солдат и офицеров, 30 процентов которых составляют украинцы. В прифронтовых и ближайших тыловых городах, по нашим подсчётам, находится 44 гарнизона, насчитывающих 452,5 тыс. солдат и офицеров, в том числе в Киевской губернии 7 гарнизонов численностью 120 тыс., в Волынской – 11 гарнизонов численностью 65,5 тыс., в Подольской – 15 гарнизонов численностью 88 тыс., в Херсонской – 5 гарнизонов численностью 145 тыс. и в Бессарабской – 6 гарнизонов численностью 55 тыс. На Черноморском флоте украинцы составляют ок. 65 % личного состава, а русские – лишь 28 %. Командует фронтом проверенный и замечательный военный, фактически сломивший ход войны в 1916 году, генерал Алексей Алексеевич Брусилов. Но вот его подчиненные… Там сплошь одни украинцы, которые проводят национализацию армии…
В разговор вмешался Папахин.
– Вы меня конечно извините, товарищ Гучков, но Юго-Западный фронт – штучка особая. Там ни солдатским комитетам нельзя было разгуляться, ничему, никаких прав солдатам не давали отродясь. Там дисциплина особая еще с царских времен. И, должен сказать, практически не изменилась.
– Именно. Именно, Анисим Прохорович. Но проблема даже не в этом. Проблема в том, что поддерживается эта, как Вы говорите, дисциплина, путем невероятной по масштабу украинизации. Под предлогом отстаивания интересов СВОЕГО, а не нашего единого Отечества в солдат вселяется боевой дух, и потому этот участок фронта остается наиболее жизнеспособным. С одной стороны, удержание наших позиций не дает врагу окончательно сломить русское сопротивление… Не хмурьтесь так, Анисим, дослушайте… Но с другой же стороны, отделение Украины сейчас означает создание для немцев анклава буквально у нас под носом. Общая католическая вера позволит им найти точки соприкосновения – и тогда о мире речи быть не может. Тогда речь пойдет о капитуляции России! Потому – открою Вам тайну – мы и не даем войне окончательно утихнуть. Если мы покоримся сейчас немцу, дальше будет очень плохо, и о революционных преобразованиях можно забыть.
Так вот съезд. По инициативе этого самого Михновского прошел всеукраинский съезд преимущественно солдат, который направил в адрес Временного правительства свою делегацию. В ней принимали участие дружественно настроенные по отношению к нам Грушевский и Винниченко, но они уже ничего не решали. Съезд требовал автономии. Не просил, а именно уже требовал, и у них как у делегатов не оставалось иного пути, кроме как подчиниться. Конечно, эту резолюцию мы заблокировали – мы пока еще здесь власть, и подобного сепаратизма не допустим. Но… мы столкнулись с проблемой. Михновский высказывает намерения по созданию украинской армии, в которую, по его замыслу, должны войти украинцы, воюющие в составе Юго-Западного фронта. У генерала Брусилова на месте очень мало власти, и вскоре мы его заменим на более агрессивного и деятельного генерала Корнилова. Но и ему одному не справиться – здесь нужно именно идеологическое, политическое вмешательство, военным, силовым путем ничего не решить, только совместные усилия власти над умами и власти над штыками способны утихомирить ситуацию. Иначе сами понимаете – новая волна кровопролития, которая нам сейчас никак не нужна в такой обстановке.
– И что же нужно от меня?
– Я как военный министр прошу Вас как комиссара отправиться в расположение фронта и любыми путями предотвратить создание украинской армии…
– Но как я это сделаю?
– Или хотя бы отложить ее создание на неопределенный срок. Быть может, опыт Анисима Прохоровича по организации и руководству солдатскими комитетами поможет Вам в этом вопросе.
– То есть, если я правильно понимаю, Вы призываете меня к разложению на местах частей Юго-Западного фронта? К фактическому проигрышу в войне?
– Фронт как таковой уже не защищает. Он стал опасен. Если сейчас, пока он находится в боеспособном положении, он перейдет на сторону немцев – пропало. А если он будет уж простите, дестабилизирован… или иным образом полностью перейдет под наш контроль, положение еще можно будет удержать за счет мирных переговоров с Германией.
– Которые будет вести сторонник войны Милюков?
– Это дело десятое. Ваша задача – не допустить возникновения очага напряженности в тылу. Ведь еще вчера вы телеграфировали о наличии такого очага в Вятке и о том, что непринятие своевременных мер к такому привело. Сейчас Вам предоставляется возможность все изменить самому. Так как? Согласны?
Бубецкой подумал немного и кивнул головой.
– Согласен. Если не могу ничего изменить здесь, попробую хотя бы там. А Вы, Анисим Прохорыч?
– А мне-то что? Мое дело – солдатское. Куда Вы, туда и я…
Иван Андреевич улыбнулся, но на душе у него скребли кошки.
Когда они с Анисимом вышли на улицу и вновь окунулись в свежее и морозное дыхание упрямо наступающей весны, Иван Андреевич впервые за прошедшее после освобождения время оглянулся по сторонам. Эти недели ему было не до созерцания окружающих красот и не до попыток вступить со своим любимым, хоть и не родным, городом, в ту магнетическую, метафизическую связь, в которой, как ему казалось, они состояли ранее. И только теперь, несколько втянувшись в окруживший его в мгновение ока ритм жизни он смог осмотреться. Город, конечно, производил удручающее впечатление если не сказать больше – кругом летала грязь, бумаги, то там то сям собирались инициативные группы из числа солдат, бездельников, пьяниц, отставных чиновников и лакеев, причем поводы для этого сбора были самые разные – начиная от очереди за хлебом и заканчивая пьяной ссорой после изгнания из трактира. Но неизменно все они со временем приобретали политический окрас, во главе их становился некий глашатай, который очень скоро придавал этому комическому (или трагическому) сборищу статус митингующей группы. Понятно, что в таких условиях о работе, о службе, об исполнении прямых обязанностей никто не думал – следствием такого положения вещей неизменно становилась разруха.
Но все же этот Петроград, казалось, заново построенный на месте возведенного Петром двести лет назад, неизменно нес в себе черты той северной столицы, которой нарекла его народная молва и к которой тянулись отовсюду и отовсюду толпы людей. Хоть не осталось ничего от прежнего лоска, а все же была здесь какая-то особая, своя атмосфера, не присущая больше ни одному городу на планете. И Иван Андреевич смог вновь ее почувствовать.
Способствовала этому встреча его взгляда с афишей. Как ни странно, еще работал Мариинский театр, и сегодня вечером давали «Маскарад» Лермонтова. И – о, чудо! – как будто не было тридцати лет в застенках самой страшной тюрьмы бывшей Российской империи, не было расставания с любимой на веки вечные, не было удручающего впечатления, произведенного на Бубецкого всем тем, что предстало перед взглядом за последние недели. Словно бы он – тот самый любленный в Лизу Светлицкую юноша – вновь приглашает даму своего сердца на случайно выбранный спектакль, ставший судьбоносным… Так часто бывает, что не имеющая отношения к жизни песня или пьеса западают в душу только благодаря воспоминаниям об обстоятельствах и ситуациях, сопутствующих знакомству с ней. Как не было в жизни Арбенина ничего общего с жизнью Бубецкого, но все же именно «Маскарад» был тем единственным спектаклем в Мариинском театре, на котором они побывали вместе. И это магическое название заставило сейчас всколыхнуться сердце Ивана Андреевича и забиться с новой силой. Он непременно решил перед отъездом посетить театр…