е вершатся на наших улицах! Это превращает человека в самое жестокое животное на земле. И кто иной всегда насаждал в людях эти животные инстинкты, как не вооруженные законом король, судья и священнослужитель? Кто отдавал распоряжения снимать с живых людей кожу, сыпать на раны соль и прижигать их кипятком, вздергивать на дыбу, крушить кости, лишь бы нагнать страха и тем самым укрепить свою власть? А чего стоит с моральной точки зрения система доносительства, насаждаемая властями и оплачиваемая из государственной казны под предлогом «борьбы с преступностью»? Нам повторяют, что тюрьмы служат делу наказания и исправления преступников. Но посетите один из этих застенков и посмотрите, во что превращается человек, попавший в узилище, стены которого насквозь пропитаны пороком и продажностью! И наконец, подумайте о том, какое развращающее умы воздействие оказывает сама идея беспрекословного подчинения, само существование законов, само по себе право вершить суд и наказывать, умножая число палачей, тюремщиков и доносчиков, – одним словом, любые из атрибутов так называемой системы законности и порядка. Задумайтесь об этом, и вам придется согласиться, что законы и вытекающие из них наказания есть абсолютная мерзость, которой должен быть положен конец.
Примитивные народы, не создавшие политической системы, куда свободнее нас и давно поняли, что человек, именуемый нами преступником, попросту человек несчастный и исправить его можно не публичной поркой, не кандалами или казнью, а братской заботой и помощью, обращаясь с ним как с равным и позволяя продолжать жить среди честных людей».
Максим краем глаза заметил, что в магазин кто-то вошел и встал неподалеку от него, но не хотел прерывать чтение Кропоткина.
«Поэтому – никаких больше законов! Никаких судей! Свобода, равенство и воплощенное в действие простое человеческое сочувствие – только это мы сможем эффективно противопоставить некоторым живущим среди нас индивидуумам, которые наделены склонностью к антиобщественным поступкам».
Посетитель, стоявший рядом, уронил книгу, и Максим потерял логическую нить прочитанного. Он оторвал взгляд от статьи, посмотрел на том, лежавший на полу рядом с подолом длинной юбки, и машинально наклонился, чтобы поднять его. Подавая женщине книгу, он вгляделся в ее лицо и чуть не задохнулся от волнения.
– Да вы просто ангел во плоти! – сказал он совершенно искренне.
Невысокая блондинка была одета в светло-серую шубу под цвет глаз, и все в ее облике светилось бледным, идущим изнутри светом. Максим подумал, что никогда не встречал более красивой женщины, и не ошибся.
Она ответила на его взгляд, чуть покраснев, но он не отвел глаз. У него сложилось впечатление, что каким-то непостижимым образом она нашла нечто весьма привлекательное в нем самом.
Потом он взглянул на обложку ее книги. «Анна Каренина».
– Сентиментальная чепуха, – небрежно бросил он. И тут же пожалел о сказанном, потому что очарование первого момента оказалось безвозвратно утеряно. Она взяла книгу и отвернулась. Он заметил, что при ней была служанка, которой она передала книгу, чтобы та расплатилась. Сквозь витрину магазина Максим видел, как две юные дамы сели в экипаж.
Он спросил хозяина, кто эта особа, и узнал, что ее зовут Лидией и она дочь графа Шатова.
Узнав, где расположен графский дом, он весь следующий день проторчал рядом в надежде снова ее увидеть. Она дважды выезжала и возвращалась в экипаже, потом вышел подручный конюха и прогнал Максима прочь. Но он не слишком огорчился, потому что, проезжая мимо в последний раз, она одарила его прямым взглядом.
Назавтра он вернулся в книжную лавку, где несколько часов подряд пытался читать «Федерализм, социализм и антитеологизм» Бакунина, не понимая в прочитанном ни слова. Когда мимо проезжала карета, он смотрел через витрину на улицу. Стоило кому-то войти в магазин, как у него в предчувствии замирало сердце.
И ближе к вечеру Лидия действительно появилась.
На этот раз она оставила горничную дожидаться снаружи. Пробормотав приветствие хозяину магазина, Лидия сразу же прошла в его дальний конец, где стоял Максим. Они посмотрели друг на друга.
«Она влюбилась в меня, иначе не приехала бы сюда», – подумал он.
Ему хотелось что-то сказать, но он вдруг порывисто обнял ее и поцеловал. Она тут же ответила на поцелуй с жадно открытым ртом и тоже обняла его, впиваясь кончиками пальцев в спину.
И так потом было у них всегда: стоило встретиться, как они набрасывались друг на друга подобно двум диким животным, готовым к схватке.
Еще дважды их встречи происходили в книжной лавке и однажды, с наступлением темноты, в саду дома Шатовых. В сад она пришла в ночной сорочке. Максим запустил под нее руки и стал щупать ее, бесцеремонно, как уличную девку, пробуя все и всюду проникая. А она лишь постанывала в ответ.
Лидия снабдила его деньгами, чтобы он мог снять комнату, и приходила к нему почти ежедневно в течение шести незабываемых недель.
В последний раз она пришла ранним вечером. Максим сидел за столом, завернувшись от холода в одеяло, и читал «Что есть собственность?» Прудона при свете свечи. Но, едва заслышав ее шаги на лестнице, принялся стаскивать брюки.
Она ворвалась в комнату в старой коричневой накидке с капюшоном. Поцеловала его, впившись в губы, прикусила за подбородок, ущипнула за ягодицы. Потом сбросила плащ, под которым оказалось белое вечернее платье, стоившее, вероятно, не одну сотню рублей.
– Расстегни мне платье, быстро! – попросила она.
Максим начал один за другим вынимать крючки из петель на спине ее наряда.
– Мне нужно сегодня быть на приеме в английском посольстве. У меня всего час, – сказала она, все еще слегка задыхаясь. – Пожалуйста, поторопись!
Но в спешке он вырвал один из крючков вместе с «мясом».
– Черт, я все испортил!
– Не важно!
Она сбросила платье, нижние юбки, рубашку и панталоны, оставшись в корсете, чулках и туфлях. И буквально упала в его объятия, целуя его и тоже снимая остатки одежды.
– Боже, как мне нравится запах этой твоей штуки!
Лидия знала, насколько возбуждает Максима, говоря столь «грязные», с точки зрения девушки из общества, вещи.
Она приспустила корсет, обнажив груди:
– Кусай их! Кусай крепче! Я хочу весь вечер ощущать в них боль.
Но уже через мгновение отстранилась и улеглась на спину в его постель. Там, где кончался корсет, среди светлых волосков между ее ног, блеснула влага.
Она раскинула бедра, полностью открывая себя ему. Он несколько мгновений смотрел на нее, прежде чем откликнулся на этот откровенный зов и лег сверху.
Она жадно схватила пальцами его член и торопливо погрузила в себя.
Каблуки ее туфель царапали ему кожу на спине, но он не замечал этого.
– Смотри на меня, смотри на меня, – твердила она.
Но Максим и сам не мог отвести от нее обожающего взгляда.
Ее лицо исказилось, словно от страха.
– Смотри же на меня! Я кончаю!
А потом, все еще с широко распахнутыми глазами, испустила громкий крик.
– Как ты считаешь, таких людей, как мы, много?
– Каких?
– Таких же порочных.
Он поднял голову, лежавшую на ее животе, и лукаво улыбнулся.
– Нет, таких счастливых очень мало.
Она посмотрела на его тело, свернувшееся клубком у нее между ног.
– Я любуюсь тобой, – сказала Лидия. – Ты так ладен, строен и силен. Ты – само совершенство. Посмотри, какой плоский у тебя живот, какие узкие и точеные мужские бедра.
Потом провела пальцем по его переносице.
– И у тебя лицо князя.
– Я – простой крестьянин.
– Только не когда обнажен. – Ей пришли на ум странные мысли. – Знаешь, до встречи с тобой я испытывала любопытство к строению мужского тела, но делала вид, что это меня не волнует. Лгала даже себе самой. А потом появился ты, и я поняла, что мне не надо больше притворяться.
Он провел языком по внутренней стороне ее бедра.
Она содрогнулась от удовольствия.
– Ты так делал другим девушкам?
– Нет.
– Так ты тоже притворялся равнодушным к этому?
– Нет, никогда.
– А вот это я поняла сразу. В твоем облике есть что-то дикое, необузданное, как в животном. Ты не станешь никому подчиняться и всегда делаешь то, чего тебе на самом деле хочется.
– По правде говоря, я никогда прежде не встречал девушки, которая позволила бы мне это.
– Но им ведь этого хотелось! Любой из нас было бы приятно лечь с тобой в постель.
– Почему же? – Он знал ответ, но хотел потешить свое самолюбие.
– Потому что у тебя жестокое лицо, но такие добрые глаза.
– Это мои глаза заставили тебя ответить на поцелуй в книжной лавке?
– Меня ничто не заставляло – у меня не было выбора.
– Но ты могла поднять крик после того, как тебя поцеловал совершенно незнакомый мужчина.
– Все, чего мне хотелось после нашего первого поцелуя, – это повторить его.
– Вероятно, мне сразу удалось почувствовать, какая ты на самом деле.
Теперь настала ее очередь усладить свой эгоизм.
– И какая же я на самом деле?
– Холодная, как лед снаружи, но с адским пламенем внутри.
Она невольно хихикнула.
– Из меня вышла бы хорошая актриса. В Петербурге все считают меня недотрогой. Ставят в пример другим девушкам как образец добродетели. А теперь, когда я познала всю свою истинную порочность, приходится прилагать особые усилия, чтобы притворяться.
– По-моему, тебе это дается легко.
– Порой мне кажется, что притворяются все, – задумчиво сказала Лидия. – Вот мой отец, например. Если бы он обнаружил меня здесь и в таком виде, то вышел бы из себя от гнева. Но ведь он и сам наверняка имел такой же опыт, когда был молодым. Разве я не права?
– Мне трудно себе это представить, – покачал головой Максим. – Но в самом деле, что бы он сделал, если бы все узнал?
– Приказал бы жестоко тебя выпороть.
– Для этого пришлось бы сначала меня поймать.
Максима поразила не приходившая ему прежде в голову мысль, и он спросил: