Старик(упрямо). А что ж – разве не внучонок? Внучонок и есть. (Тане.) Хороший он, хороший. А что дедушку стесняется, признавать не хочет – так ведь дедушка старый, политически неграмотный, пахнет от него плохо, и никакой корысти от дедушки нету, только зря пространство переводит. И жить ему негде. А ничего, ничего, мы привычные. Лишь бы у тебя, Ванечка, все хорошо было, лишь бы только ты – а мы уж как-нибудь, мы уж перемогем… Ну, пошел я.
Медленно ковыляя, идет к двери.
Таня. Куда же вы?
Старик(оборачиваясь, в глазах его испуг). А и верно – куда? Некуда мне податься, только на улицу. Ну, да я ничего, я как-нибудь, на землице переночую. Ночью только вот бы снежок не выпал, не приморозило бы дедушку, не пришлось бы с асфальтика отскребать – а так все терпимо. Так бы ничего, что мороз, да вот, боюсь, гангрена у меня в костях – как бы обострения не было.
Таня(Алексееву). Куда же он пойдет? Пускай остается! Ведь он же замерзнет, это же твой дед.
Алексеев(хмуро). Дед… с гангреной в костях! Куда я его дену – у меня одна комната!
Старик(радиовещательным голосом). По данным ИТАР-ТАСС в этом году уже тридцать бездомных стариков погибли от переохлаждения. (Меняя интонацию.) Да я вам не помешаю, я хоть в туалете запрусь, как мышка, тихо-тихо…
Алексеев. Я тебе запрусь!
Таня. Ну, пусть в кухне ляжет. В кухне вам нормально будет?
Старик(прижимая руки к сердцу). Вот прямо вот как хорошо мне в кухне будет, лучше и не надо! Всю жизнь мечтал в кухне поселиться…
Алексеев. Ну хватит, юморист. Садись давай, чай пей.
Старик(торопливо садясь к столу и наливая себе чаю). Да что я – чай! Я уж так, водички попью, водички. Корочку сухую погрызу (хватает самый большой кусок торта и жадно запихивает в рот), погрызу корочку – и сыт уже, и ничего мне не надо больше…
Таня смеется, глядя на старика. За ней начинает смеяться и Алексеев. И хитро им подхихикивает довольный старик, с лицом, измазанным в креме.
Старик(подмигивая). Что – смеетесь? То-то и оно! Без меня потому что куда – некуда без меня. Какая же может быть жизнь без дедушки? Дедушка старый, он знает. Дедушка скажет… наливай!
Алексеев наливает Татьяне шампанское, себе и старику – водку. Но старик придерживает его руку.
Старик(суровея). Не надо мне ее, погубительницы! Видеть ее больше не могу. Вы пейте, вы молодые, вам без выпить нельзя, а я уж так. Бросил. Я если уж бросил – то все, как отрезало. И уважаю себя за это.
Алексеев. Ну, дело хозяйское.
Выпивают с Татьяной. Звонок в дверь.
Алексеев(ворчит). Кого еще черти несут?
Старик(трусит к двери). Ничего, я открою. Кто там?!
Отвечают невнятно.
Старик(Алексееву). Говорит, что полиция.
Алексеев. Что еще за полиция?
Старик(грубо). Какая, на фиг, полиция?
Из-за двери бубнят.
Старик(гримасничая, передразнивает). Участковый, говорит. Видели мы таких участковых в гробу… Прогнать?
Алексеев. Я тебе прогоню! Деятель! Пусти сейчас же.
Входит немолодой уже участковый.
Участковый(обмениваясь рукопожатием с Алексеевым, кивает остальным). Здравствуй, Иван! Приятного аппетита. Празднуете?
Старик(находчиво). Христос воскресе, дорогая полиция!
Тянется к участковому целоваться, но тот решительно его отстраняет.
Участковый. Христос? Интересно. Еще и Рождества не было, а у вас уже Христос воскресе!
Старик. А что, нельзя?
Участковый. Уголовный кодекс не запрещает.
Алексеев. Тебе дай только волю – у тебя каждый день будет Христос воскресе. Присаживайтесь, Петр Иннокентьевич.
Участковый садится.
Таня. Я, между прочим, крещеная. Так что при мне попрошу не выражаться.
Участковый. Сейчас это модно у молодежи – креститься, в церковь ходить, свечки ставить. У нас по-другому было.
Старик. Знаем, как у вас было. Читали… учебники истории для пятого класса.
Таня. Никакая это не мода, а возрождение национального духа.
Алексеев. При чем тут национальный дух? Христианство – всеобъемлющая религия, тут несть ни эллина, ни иудея. Черносотенные батюшки болтают черт-те что, а мы и рот раскрыли. Устроили из храмов капища, идолопоклонствуем, нательные кресты поверх пальто носим – и это все называем духовным возрождением. Разве в этом вера? Смотреть противно.
Таня. Не хочешь – не смотри.
Старик. А я вот считаю, что ничего страшного, если какой-нибудь старичок в храм зайдет и перекрестится пару раз туда-сюда.
Алексеев. Вот-вот. Вам что туда, что сюда – все едино.
Участковый. Прошу прощения. Я спросить хотел. Не слышали вы тут ничего подозрительного?
Алексеев. А что такое?
Участковый. Может, что непонятное: крики, стрельба?
Старик. Чего же тут непонятного – стрельба и крики? (Жрет торт.) Очень понятно…
Алексеев. Погоди ты… Что случилось?
Участковый(мрачно). Да уж случилось. (Старику и Тане.) А вы тоже ничего не слышали?
Таня. Нет.
Старик. А я слышал! Слышал! Крики были, такие, знаешь, крики – я чуть ушами не надорвался. Таким дурным голосом кто-то кричал – ой-ей-ей… Должно быть, бандит какой-то. Караул, кричал, помогите, мол!
Участковый. А когда кричал?
Старик. Да вот минут десять назад. Так противно…
Участковый(поморщившись). Да это, наверное, коты.
Старик(соглашается). Ну, может и коты. Начальству виднее.
Алексеев. Да что стряслось, наконец?!
Участковый. Человека убили.
Пауза. Таня от испуга прикрывает рот ладонью.
Алексеев. Когда?!
Участковый. Недели две назад.
Таня. Две недели? А ищете только сейчас?
Участковый(вздохнув). Служба у нас такая… Нелегкая. (Помолчав.) Ну, ладно. Ничего не слышали – так и запишем. Будьте здоровы.
Надев фуражку, собирается уходить.
Алексеев. Петр Иннокентьевич!
Участковый(оборачиваясь от двери). Да?
Алексеев. Тут такой, знаете ли, неприятный компот вышел. У старика одного какие-то ханурики квартиру отняли.
Старик(ввязывается). Замечательный старичок, душевный, отродясь никому зла не делал.
Алексеев(старику). Да заглохни ты, наконец.
Участковый. Как это – отняли?
Алексеев. Обманным путем. Заставили написать завещание, а теперь шантажируют.
Участковый. Что же он, ваш старик, совсем обалдел – кому попало квартиры завещает?
Алексеев. Так ведь я и говорю – обманули.
Участковый(с сомнением). Ну, не знаю. Такой слабый умом дедушка… Тут прямо естественный отбор какой-то. Клинический случай.
Старик(обиженно). И ничего не отбор. Божий старичок, честности в нем много.
Участковый(покачав головой). А адрес какой?
Алексеев. Да вот он. (Протягивает бумажку.)
Участковый(глянув). Ладно. Схожу при случае, посмотрим, что там да как.
Алексеев. Спасибо, Петр Иннокентьевич.
Участковый. Не за что пока. Счастливо оставаться.
Выходит.
Старик. Ишь ты, человека убили, а он себе ходит две недели, гусь! В наше время людей так просто не убивали. В наше время к этому со всей ответственностью подходили. В наше время это было целое мероприятие.
Алексеев. Ладно, не мели языком. В ваше время еще проще было это мероприятие.
Старик. Ты это про Сталина, что ли? Про Берию? Так ведь про них все знали – кровососы. А зато остальные были как огурчик – чистые и зеленые. А сейчас? Одичал народ, друг дружке в живот ножами пыряют. А зазеваешься – так и из пистолета могут. Господи помилуй, зачем только эти пистолеты придумали? А сейчас еще каждый их носить станет. (Разгорячившись.) А ты понимаешь, что такое мне дать пистолет? Я старик слабый, нервный, я ведь, если что не по мне, так сразу угрохаю. Я, брат, такой…
Алексеев(перебивает). Ты чай попил?
Старик. Вашими молитвами… то есть, спасибо за угощение.
Алексеев. А раз попил, то собирайся, и на боковую. Время детское.
Старик(хихикая). Правильно ты это сказал: время дедское. Для дедов, значит. Вроде меня. Ну, дай вам Бог, голубки, воркуйте, а я пошел вздремну. (Тане.) А ты, красавица, будь лет на тридцать постарше – и я бы за тобой поухаживал.
Таня(фыркает). Спасибо, я уж как-нибудь так…
Старик. Эх, были когда-то и мы рысаками!
Алексеев. Иди давай, рысак сивый, в стойло.
Старик уходит. Алексеев подсаживается поближе к Татьяне, обнимает ее.
Таня. Тише, Ваня. Все же слышно.
Алексеев. Ничего не слышно. Дверь закрыта… (Привлекает ее к себе.)
Таня(шепчет). Ваня, Ванечка…
Свет гаснет. Некоторое время слышно только тиканье часов. Внезапно раздается скрип открываемой двери.
Старик(почти в полной темноте, шепотом). Ваня-а! Ва-ня!!
Алексеев(поднявшись). Чего тебе?!
Старик. Не могу я, Ваня. Душа горит.
Алексеев. Какая душа? Ты же бросил!
Старик. Да не то я… (Помолчав.) Бесы меня смущают.
Алексеев. Какие еще бесы? Спать иди!
Старик уходит, дверь за ним закрывается. Опять слышно только тиканье часов. Снова открывается дверь.
Старик