Здесь Клик резко приподнялся, словно вспоминая что-то, и, прежде чем мистер Нэрком смог произнести слово, приступил к обсуждению шпионской истории, которую им предстояло распутать, и заставил его погрузиться в подробности дела.
Глава XVII
БЫЛО УЖЕ ДЕВЯТЬ на всех надежных часах в городе, когда дикая гонка к побережью подошла к концу, и после метания по продуваемым ветром улицам Портсмута лимузин, забрызганный грязью, подъехал к охраняемому входу в дом начальника плавучего дока в Портси.
Ровно через четверть минуты после этого Клик предстал перед тремя мужчинами, наиболее глубоко заинтересованными в расследовании этого таинственного дела.
Его представили сэру Чарльзу Фордеку, достойному и вежливому джентльмену с отточенными манерами и размеренной речью, хотя теперь, вполне естественно, пребывающеу в состоянии нервного расстройства, которое его явно беспокоило. Он познакомился с мистером Полом Гримсдиком, его секретарем, откровенным, простым с виду молодым англичанином тридцати лет; с мистером Александром Макиннери, бесстрастным шотландцем среднего возраста, с огромным наморщенным лбом, бровями, похожими на вторые усы, и лицом, напоминающим гранитную маску. Клик полагал, что каждый из них был, по-своему, человеком, внушающим доверие и уважение.
– С трудом могу выразить, мистер Клик, как я рад встретиться с вами и тому, что вы так быстро смогли отозваться на мой призыв, – начал адмирал-суперинтендант, протягивая ему руку в приветствии. – Я чувствую, что если какой-то человек и докопается до сути этого загадочного дела, то это только вы. И хочу, чтобы вы сумели докопаться до сути быстро и любой ценой, любыми средствами вы должны сделать это не только в интересах нации, но и ради моей чести и чести двух моих коллег.
– Не думаю, что ваша честь будет поставлена под сомнение, сэр Чарльз, – ответил Клик, зауважав его еще больше за мужество, которое побудило его в этот час сомнений и трудностей отложить все вопросы положения и словом «коллега» уравнять своего секретаря с собой, чтобы их всех можно было рассматривать просто как людей, без оглядки на чины, награды и происхождение. – Только настоящий сумасшедший намекнул бы на измену, говоря о сэре Чарльзе Фордеке.
– Не более сумасшедший, чем тот, кто намекнул бы на их измену, – вздохнул сэр Чарльз, положив руки на плечи аудитора и секретаря и встав между ними. – Я требую, чтобы меня и каждого из них рассматривали одинаково беспристрастно. Мы трое были в этом доме, когда произошла эта отвратительная история. Только мы трое имели доступ к записям, из которых была получена эта информация. Эти записи никогда, ни на долю секунды, не пропадали из нашего поля зрения. Но если передача произошла, то, должно быть, она велась из этого дома, из этой комнаты, и в этом случае один из нас, несомненно, изменник. Ну, это не я; не Макиннери; не Гримсдик. И все же, как вы знаете, «передача» была. Мы не знаем, кому она была адресована, и только странная игра природных сил позволила вообще узнать о ней.
– Гм! Да!.. Нет, так я не думаю… – пробормотал Клик себе под нос. – Эта теория не работает; нет, определенно, это не вариант… Пардон? Нет, сэр Чарльз, я не ставлю под сомнение заявление оператора телеграфа о том, каким образом он получил сообщение. Я ставлю под сомнение его выводы, а не его правдивость. Конечно, были случаи – очень редкие, к счастью, – когда провода перехлестывались, как он и предполагал, и имел место обрыв или один оборванный провод был замкнут другим. Но в данном случае не факт, что такое могло случиться. Другими словами, сэр Чарльз, это несостоятельная ложь на самом деле. По пути сюда мистер Нэрком говорил мне, что оператор объяснил внезапное сообщение падением оборванного штормом провода на неповрежденный провод, а прекратилась передача столь внезапно, потому что сильный штормовой ветер понес провод дальше. Но когда мы въехали в город и пока ехали через него, я особо отметил тот факт, что нигде не было видно ни оборванных проводов, ни признаков ремонта линий.
– Да, – согласился сэр Чарльз с сомнением в голосе, – может быть и так, мистер Клик; но, если вы извините меня за мое предположение, разве вы не могли ошибиться в своих рассуждениях? Ведь провод, возможно, находился не в том конкретном районе, через который вы проезжали.
– Не думаю, что существует вероятность того, что я допустил ошибку такого рода, сэр Чарльз, – ответил Клик, улыбаясь. – Если бы я мог это сделать, наш друг, оператор телеграфа, поправил бы меня. Как мне сказали, он сразу понял, что сообщение идет по проводу от верфи. И я заметил, что провода верфи не повреждены. Мне кажется, что вскоре выяснится, что сообщение не было «наводками» в кабеле верфи. Оно было отправлено по кабелю с верфи – а гроза привела к тому, что оно оказалось направлено не тому адресату.
– Бог мой! Тогда…
– В этом случае, мистер Нэрком, не может быть никаких сомнений в том, что это сообщение было отправлено кем-то в этом доме и по служебному кабелю верфи.
– Но как, мистер Клик, во имя всего святого, как?
– Думаю, что нам пока не нужно вдаваться в вопрос о том, кто стоит за всем этим, а ограничиться выяснением того, как это было сделано и сколько информации уже передано врагу. Мне кажется, я могу успокоить ваши волнения по одному пункту, а именно – личности человека, чья рука составила чертежи наших фортов, найденные на теле утопленника. Эта рука была женской; этой женщиной, я уверен на все сто процентов, была Софи Боровонски, хорошо известная в преступном мире под кличкой Тарантул.
– Я никогда не слышал о ней, мистер Клик. Кто она такая?
– Вероятно, самая красивая, аморальная, безрассудная, бесшабашная женщина на Континенте, самая опасная шпионка во всей Европе, сэр Чарльз. Она русская по происхождению, но не верна ни своей стране, ни Российской короне. Вместе со своим развратным братом Борисом и ее столь же отчаянным любовником Николо Ферраном она образует трио платных мачо, которые в течение многих лет продают себя в распоряжение любому государству, достаточно презренному, чтобы нанять их. Всегда готовые к любой форме предательства или грязной работы, при условии, что цена их устраивает. Они хитрые, как змеи, скользкие, как угри, умные, как сам дьявол, и терпеливые. Мы не собьемся с пути, джентльмены, если предположим, что последним именем этой дамы было мисс Грета Хильманн.
– Боже! Невеста Бичмана-младшего?
– Именно, сэр Чарльз. Я не был в состоянии идентифицировать ее по фотографии, которая была опубликована, – Софи слишком умна для такого рода вещей, но доказательства достаточно убедительны, чтобы я был стопроцентно уверен в своих выводах.
– Но как… Как?
– Мистер Нэрком может подтвердить, сэр Чарльз, что со времени нашего отъезда сегодня утром до нашего прибытия сюда мы сделали одну остановку. Эта остановка была в морге в Портсмуте, прежде чем мы появились в этом доме. Я хотел увидеть тело человека, который утонул. Сэр Чарльз, я без колебаний заявляю, что этого человека зовут вовсе не Аксель фон Зигельмундт. Это – тело Николо Феррана, хитрого любовника подлой девицы, известной как Тарантул. Вывод очевиден. Ужас и отчаяние мисс Греты Хилманн были достаточно реальными, поверьте мне. И именно поэтому она так легко обманула общество. Однако не из-за ужасного положения юного Бичмана она скорбела, а из-за смерти Феррана. Если бы он был жив, я полагаю, что она оказалась бы достаточно смелой, чтобы остаться здесь и сыграть свою роль до конца, но она либо потеряла самообладание и душевное равновесие, что, кстати…
– А ее брат?
– Да. Он обязательно появится на горизонте. Все трое работали вместе. Господи! Если бы я только был здесь до того, как лисица выскользнула из клетки, – если бы я только был здесь! Позвольте нам пригласить мистера Бичмана-старшего, сэр Чарльз. Мне нужно перекинуться с ним парой слов. Вы его вызвали, конечно?!
– Да, и его, и телеграфиста. Я подумал, что вы захотели бы допросить обоих, – ответил он. – Гримсдик, позови их… Или нет! Я пойду сам. Бичман должен узнать об этой ужасной истории, и лучше, чтобы ему все рассказал его друг.
Приосанясь, он вышел из комнаты и вернулся через несколько минут вместе с телеграфистом и теперь уже почти впавшим в истерику начальником дока. Он не стал ждать официального представления, разрешения или чего-то еще, но бросился к Клику и схватил его за руку, взволнованный, на грани того, чтобы разрыдаться.
– Бедный мой мальчик, ты возвращаешь ему доброе имя, да благословит тебя бог! – воскликнул он, схватив руку Клика и сжав ее изо всех сил. – Он не собирался продавать свою страну. Я бы убил его собственной рукой много лет назад, если бы даже подумал, что такое возможно. Но этого никогда не было! Мой мальчик! Мой мальчик! Мой великолепный, верный мальчик!
– Правильно, старина, поплачьте. Здесь, на моем плече, если хотите, и не стыдись этого! – сказал Клик, он обнял мужчину за плечи и похлопал его по спине. – Плачьте и не извиняйтесь. Мужчина без сердца не стоит даже пороха, который потребуется, чтобы его расстрелять. Мы оправдаем вашего сына… Да, да! И смотрите! Когда он будет оправдан, вам стоит взять его за ухо, и скажите ему, чтобы он искал себе девиц в Англии, молодой осел, и оставил в покое иностранных красавиц. Они не собираются жить с молодыми англичанами, занимающими его должность, даром, особенно если у этих дам, как считается, есть собственные деньги и связь с титулованными семьями. Если вы не можете заставить его осознать это мягкими средствами, отведите его на конюшню и выпорите вожжами.
– Спасибо, сэр! Благодарю вас! Я понимаю, что вы хотите сказать, мистер Клик. Сэр, не так уж и сложно кричать: «Правь, Британия», если вы собираетесь отправиться на иностранном корабле. Но Грета казалась такой милой, нежной, беззащитной, она нравилась всем, кто ее видел. А когда она потеряла отца, мы с женой просто не могли не принять ее как родную дочь.
– Совершенно верно. Вы когда-нибудь видели этого «отца», мистер Бичман?