– Не совсем. Я мог бы приехать раньше, но мы снова повстречались с Вальдемаром и апашами, и мне пришлось потерять время, чтобы стряхнуть их с хвоста. Но я не должен был говорить вам этого. Вы будете нервничать. Мистер Нэрком был потрясен. Он-то был уверен, что они уже бросили то дело и вернулись домой.
– Я была уверена, что задержало тебя что-то важное. Мне следовало подумать, что восстание отвлекло бы их, по крайней мере, в случае с графом Вальдемаром, – серьезно ответила она.
– Особенно в условиях такого серьезного кризиса, с которым сейчас сталкивается его страна. Вы видели сегодняшние газеты? Они кричат об этом. Граф Ирма и революционеры одерживают победу за победой. Они сейчас у самых ворот столицы. Королевская армия дезорганизована, ее силы перешли под знамена повстанцев. Сообщается, что король в панике и готовится к бегству, прежде чем столица падет… Суд, суд! – закричал Клик с такой яростью, что это поразило ее. – Пусть твой сын выпьет чашу, которую ты приготовил для Кармы. Та же самая чаша, тот же самый результат: свержение правящей династии, бегство, изгнание в дикие страны и, возможно, смерть. Молодец, Ирма! Суд над тобой, Моравия. Ты заплатишь! Ты за все заплатишь!
– Как ты прекрасен, сударь… Порой мне кажется, ты знаешь все! – заявила Элиза. – Но по крайней мере в этом ты, похоже, дезинформирован, дорогой. Я читала газеты, и мне кажется, что смерть не настигла всех, кто участвовал в изгнании и бегстве королевы Кармы. Граф Ирма рассказывает историю, которая ежечасно приводит новых новобранцев под знамена революции. Старший сын – наследный принц Максимилиан – все еще жив. Граф клянется в этом, клянется, что видел его и знает, где его найти в любой момент. Специальный корреспондент «Таймс» пишет, что боевой клич повстанцев «Максимилиан!», и вся страна гремит от этого клича.
– Могу в это поверить, – согласился Клик с одной из своих странных кривых улыбок. – Это возбудимые люди, моравийцы, но, к сожалению, непостоянные. Сегодня так, а завтра этак. В настоящее время они любят Максимилиана; в следующем месяце захотят возвести на трон Ирму и республиканской формы правления, а Максимилиана повесить. Тем не менее, если они поддерживают этот клич – и правящий дом падает – и последователи Ирмы победят… Но какая польза беспокоиться по этому поводу?.. Давайте поговорим о вещах, которые имеют для нас много большее значение, моя дорогая. Будьте со мной завтра, если сможете. Впервые за несколько недель у меня будет свободный день… В верховьях Темзы цветут чудесные лилии. Моя душа жаждет уединения, покоя речной глади, лилий и тишины! Я хочу провести этот день среди красот Божьих, с прекраснейшим из Его творений – с вами! Подарите мне этот день!..
ЛОРН ПОДАРИЛА КЛИКУ не один, а много счастливых дней, потому что первый день оказался слишком волшебным, чтобы отказаться от следующего дня на реке. Нэрком пока не нуждался в Клике, а человек в штатском, который выслеживал Вальдемара, не мог пока сообщить ничего определенного. Так что у Клика стало привычкой проводить долгие дни в уединении у реки с Элизой, устраивать пикники среди лебедей и приходить домой к Доллопсу ночью, уставшим, но очень счастливым.
Так продолжалось более десяти дней без перерыва; но, наконец, наступило время, когда запись в записной книжке Клика предупредила его о том, что он не может больше откладывать то, что, безусловно, должно быть сделано завтра, рано утром в городе. В эту ночь он лег спать с грустным чувством, что следующий день может и не стать праздником жизни.
Но когда наступило это завтра, праздники действительно закончились, поскольку прозвучал долгожданный вызов – Нэрком позвонил Клику во время завтрака и попросил о немедленной встрече.
– Встретимся в городе, дорогой мой, как можно ближе к Ливерпуль-стрит и как можно быстрее.
– Ну, я не могу быть там раньше, чем в половине одиннадцатого. У меня есть собственное дело, мистер Нэрком, которым я занимаюсь, – ответил Клик.
– Будь я на твоем месте, я бы отложил все дела… Я могу встретить тебя в половине одиннадцатого на Бишопсгейт-стрит, между церковью Святого Этельбурга и Бевис Наркс… Идет?.. Отлично… Тогда будь настороже… Как?.. Новый синий лимузин?.. Хорошо!.. До встречи!
Клик прибыл в назначенное время в условленное место. Как только новый синий лимузин – блестящая, с мотором на шестьдесят лошадиных сил, машина с крутыми изгибами, совершенная в каждой детали остановился у обочины, Клик с ловкостью кошки запрыгнул внутрь.
Глава XXVI
– ДОБРОЕ УТРО, МОЙ друг. Надеюсь, я не застал тебя врасплох, – начал Клик, когда лимузин тронулся с места. Закрыв дверь, он уселся рядом с начальником.
– Не больше, чем обычно, дорогой мой. Но я никогда не привыкну к некоторым твоим маленьким трюкам. Боже! Я верю, что ты самый ненормальный и быстрый акробат в целом мире. Как по мне, так ты побил все рекорды.
– Ну, я определенно потерял свою репутацию сегодня утром, – весело ответил Клик, нашарив в кармане записку. – Трудно было преодолеть расстояние и вовремя справиться с делом, могу сказать, с небольшим запасом времени, который у меня был. Но я успел! По своей воле, не так ли, сэр? Прочитайте это, пока я закурю.
«Это» было длинным конвертом, который выглядел официально. Клик вынул его из кармана и бросил на колени Нэркому.
– Королевское британское общество страхования, – вслух прочел суперинтендант единственную строку, напечатанную в верхнем левом углу конверта. – Что за ерунда? При чем тут страхование?
– Ага! – согласился Клик с полным ртом дыма. – Не так давно один медик заставил меня пройти осмотр, сообщил, что у меня шум в легких и тремор конечностей… Мне было приказано явиться в лондонский офис до полудня, в определенный день, чтобы зарегистрироваться и получить этот интересный документ, в противном случае моя заявка будет аннулирована, и так далее. Сегодня, как оказалось, и есть «определенный день», о котором идет речь; и так как офис открывается в десять утра, и не было ни малейшей вероятности, что я смогу вернуться туда до полудня… «Вот и все, в двух словах», – как сказала старуха, когда отравила фундук. Тем временем Нэрком открыл конверт и посмотрел на документ, который в нем содержался. Прочитав, он резко вздрогнул и изумленно вскрикнул.
– Господи помилуй! – воскликнул он. – В пользу Доллопса!
– Да, – подтвердил Клик. – Он верная маленькая мартышка, и мне больше нечего оставить ему. Знаете, всегда есть шанс внезапной смерти… с учетом Марго и Вальдемара. Мне не хотелось бы думать, что мальчишку заставят вернуться на улицу, если со мной что-нибудь случится.
– Ну, я буду… Какой мужчина! Какой человек! Клик, мой дорогой, дорогой друг, мой товарищ, мой приятель…
– Брось это! Да благословит Бог твою старую душу, я… Тормози! Давай поговорим о новом лимузине. Машинка красавица, не так ли? Шкафчик, зеркало… Прямо как старый красный, и… Эй! Мы что, едем в деревню? Как я понимаю, мы оставили город позади.
– Да. Мы направляемся в Даршем.
– Даршем? Это в Саффолке, не так ли? И примерно в девяноста пяти милях от вокзала Ливерпуль-стрит, по прямой. А наше маленькое дело сегодня за городом, как я полагаю? Ну что ж, давай, рассказывай. В чем дело? Взлом?
– Нет… Убийство. Произошло прошлой ночью. Мне сообщили новости по телефону сегодня утром. Когда я услышал об этом, я был потрясен! Потому что я видел убитого живым… в городе… только позавчера. Это убийство, Клик, без видимых мотивов, и абсолютно непонятно, какие средства убийца использовал для расправы над своей жертвой, а также то, как ему удалось проникнуть и покинуть место, где было совершено преступление. На теле нет ни малейшего следа. Человек не был ни застрелен, ни зарезан, ни отравлен и умер не от естественных причин. Нет никаких следов борьбы, но лицо жертвы показывает, что он умер в сильной агонии и был, вне всякого сомнения, жертвой злого умысла.
– Хм-м! – протянул Клик, поглаживая подбородок. – Звучит интересно, во всех аспектах. Поведай мне все факты по этому делу, пожалуйста. Но сначала – кто был жертвой? Кто-нибудь важный?
– Очень важная персона для финансового мира, – ответил Нэрком. – Это был американский мультимиллионер, изобретатель многочисленных электрических устройств, которые принесли ему богатство за пределами воображаемого и прославили во всем цивилизованном мире. Вы, несомненно, слышали о нем. Его зовут Джефферсон Дрейк.
– Ого! – с удивлением воскликнул Клик, брови у него аж на лоб поползли. – Джефферсон Дрейк, а? Да… Да, я слышал о нем достаточно часто, как и все живущие в Англии. Парень, который задумал улучшить условия жизни бедных путем создания благотворительных художественных галерей, которые должны были заполняться и поддерживаться за его счет, при этом лишь скромно упоминая его как благотворителя. Это был настоящий человек, не так ли?
– Да, это был Человек, с большой буквы.
– Именно так… Но притормози! Освежи-ка мою память. Джефферсон Дрейк – джентльмен английского происхождения, не так ли? И, заработав свои деньги в Америке, он приехал тратить их на родину? Я верю, что у него были и социальные устремления; и хотя он был довольно вульгарен в своих привычках и вкусах, он был чрезвычайно добросердечным – действительно, по-человечески привлекательным… и компенсировал свое отсутствие манер, тратя деньги на своего сына. Изобретатель приехал в Англию больше года назад, если я правильно помню, тут же купил старое прекрасное поместье в Саффолке и немедленно модернизировал его, применив продвинутые американские технологии – паровое отопление, электрические лампы, холодильную установку с целью сохранения льда, кремов и замороженных сладостей, столь необходимых американцу… Мы едем в это поместье?
– Да, именно так. Поместье, которое он купил, – Хизерингтон-Холл, бывшая собственность лорда Фалфилда. Майорат был разорван давным-давно, но ни один из Фалфилдов не пытался расстаться с этим местом до нынешнего лорда. И хотя у него только один ребенок, дочь, не думаю, что он поступил бы подобным образом, если бы не был полностью разорен, доведен до крайней нищеты. В прошлом году ему сильно не повезло на фондовом рынке. В результате он мог либо продать поместье Джефферсону Дрейку, либо отдаться на милость кредиторов. Естественно, он выбрал первый вариант. Это оказалось для него отличным решением. Вы поймете, когда я скажу вам, что Дрейк проявил к нему и его дочери, леди Марджори Винд, глубочайшее уважение и не только оставил замок в пользование Фалфилдов, но и решил женить своего сына на леди Марджори.