– Клик! – и ее светлость и ее сын вскочили с быстротой молнии. На миг повисла тишина, а затем:
– Ну, я тащусь! – выпалил молодой Эссингтон. – Великий Клик у нас в гостях?
И снова сел, с важным видом.
– Да, Клик, мой друг… Отлично, дамы и господа. А теперь, когда маска снята, позвольте мне рассказать вам небольшую историю, которая… Нет! Простите, мистер Эссингтон, не выходите из комнаты, пожалуйста. Вам тоже полезно послушать.
– Я не собирался уходить. Хотел только закрыть дверь.
– Ага, вижу. Разрешите начать. Теперь, дамы и господа, прошло ровно четырнадцать дней с тех пор, как наш друг доктор О’Мэлли, ехавший из Портсмута на своем мотоцикле после посещения пациента, который умер в тот день, был сломлен сильной жарой и попытками отбиться от воинственной сороки, которая вылетела из леса и настойчиво атаковала его, и, упав на землю, потерял сознание. Когда он пришел в себя, он находился в больнице Чаринг-Кросс, и все, что он знал о своем спасении, было то, что автомобилист, который подобрал его, отвез его в больницу и передал властям. Однако сам он не смог указать точное место аварии, иначе у нас не было бы той чрезвычайно интересной рекламы, которую господин Эссингтон зачитал, в этот вечер… Доктор потерял маленькую черную сумку с чем-то чрезвычайно ценным, что он вез, и которая содержит решение нашей интересной загадки. Как, спросите вы? Пойдем со мной, все вместе, в комнату мистера Кэррутерса, где спит его светлость, и узнаем это сами.
Они поднялись и последовали за детективом наверх; и там, в тускло освещенной комнате, спящий ребенок лежал со старой тряпичной куклой, прижатой к нему близко, а раскрашенное лицо куклы лежало на изгибе его маленькой шеи.
– Вы хотите знать, откуда происходят эти таинственные атаки… Кто и что вредит ребенку? – сказал Клик, когда подошел вперед на цыпочках и, осторожно взяв куклу, поднял ее. – Вот он, враг: вот эта кукла! Вы хотите знать, как? С помощью этого – смотрите! Видите?
Он вонзил лезвие карманного ножа в куклу, и одним махом распорол ее и, опустив пальцы, вытащил из ваты и тряпок, которыми она была наполнена, тонкий стеклянный флакон с закрытой пробкой, в котором что-то светилось и испускало искры света, мерцающие и горящие беспокойным огнем.
– Это все, доктор? – спросил он, держа вещь.
– Да! Боже мой, да! – закричал тот, хватаясь за него. – Чудо небес, конечно, то, что ребенок не был изуродован на всю жизнь, или, возможно, не словил смертельную дозу. Половинки зерна… Половина зерна радия, дамы и господа… Ее достаточно, чтобы прожечь дыру в самом дьяволе, если он пролежит достаточно долго.
– Радий!
Слово повисло в воздухе, и две женщины и двое мужчин столпились, чтобы посмотреть на таинственное вещество, недавно открытое наукой.
– Радий в кукле? Радий? Я говорю, Деланд, я имею в виду, мистер Клик, во имя бога, кто мог положить туда проклятое вещество?
– Ваша сорока, мистер Эссингтон, – ответил Клик и в кратко рассказал о Марте, о порванной кукле и сороке, которая влетела в комнату, пока девушки не было.
– Несчастная птица, должно быть, подняла ампулу, когда доктор упал и потерял сознание, а открытый пакет лежал без присмотра. И со своей склонностью к краже и сокрытию вещей она полетела с трофеем в детскую и спрятала его в порванную куклу. Конечно, Марта не видела флакона, когда зашивала куклу, но царапина, которую она получила от сороки, соприкоснулась с веществом. Что? Нет, мистер Каррутерс, никто не виноват. Никто не пытался ранить его светлость. Виноват только Случай, а он не может быть наказан. Что касается вознаграждения, сделайте мне одолжение, дорогой друг, присмотрите, чтобы этот молодой парень получал достаточно дохода от поместья, чтобы продолжить свой курс в Оксфорде, и все.
Это не было, однако, все. Пока Клик говорил, произошло странное и даже поразительное вторжение.
Слуга, осторожно открыв дверь, вошел в комнату с небольшим серебряным подносом, на котором лежало письмо.
– Ну, на мой взгляд, Джонстон, это довольно оригинальное представление, не так ли? – воскликнул Кэррутерс, возмущенный вторжением.
– Прошу прощения, сэр, но я постучал, – извинился он. – На самом деле я дважды постучал, но, казалось, никто не слышал; и, так как мне сказали, это был вопрос не только жизни, но и смерти, я предположил, что могу войти. Письмо лейтенанту Деланду, сэр. Джентльмен по имени Нэрком – в машине, сэр, у двери – попросил меня доставить его сразу и при любых обстоятельствах.
Клик просмотрел на письмо, увидел, что оно было заключено в простой безадресный конверт, попросил прощения и вышел с ним в коридор.
То, что Нэрком рискнул оторвать его от дела, не зная, каков результат расследования, и рискуя расследование сорвать, значило многое. Это значило, что послание в конверте обладает невероятной важностью.
Тряхнув руками, он порвал конверт и развернул лист бумаги, лежавший внутри.
Там была только одна строчка; но эта строчка, написанная этой рукой, позвала бы его с конца света.
Приезжай ко мне без промедления.
прочитал он и пулей помчался вниз.
В нижнем зале стоял дворецкий, держа шляпу и пальто Клика наготове, чтобы тот сразу же запрыгнул в них.
– Мой… э-э, молодой слуга… Известите его как можно быстрее! – распорядился Клик, схватив шляпу и поспешно накинув пальто.
– Он уже снаружи, сэр, в машине с тем джентльменом, – ответил дворецкий; затем открыл дверь и отошел в сторону, удерживая ее и почтительно кланяясь. Свет из холла, пронизывая ночь, освещал короткую лестницу, синий лимузин у ее основания, с Леннардом на сиденье водителя. Доллопс стоял рядом, а на ступеньке застыл Нэрком, держа открытой дверь машины, и выглядел странно бледным и торжественным.
– Что? Она больна? С ней что-нибудь случилось?
Клик вытолкнул из себя три вопроса одним непрерывным вздохом, когда он сбежал по ступенькам и схватил начальника за руку.
– Говори! Не стой, глядя на меня, как на икону! Что-то не так с мисс Лорн?
– Все в порядке.
– Слава богу! Тогда почему? Зачем? По какой причине она послала за мной? Где она? Говори!
– В городе. Ждет тебя. В посольстве Моравии.
– У… Боже мой! Как она там оказалась?
– Я отвез ее. Ты сказал мне, что если с тобой что-нибудь случится, я подумал, что она должна знать… пожалуйста, садись и поехали, сэр, сир… Я не знаю правильную форму обращения. У меня никогда не было личных отношений с королевскими особами.
Рука, которая лежала на его руке, сжалась, когда слово «королевские особы» было произнесено.
Теперь рука расслабилась, но Нэрком едва узнал голос друга, настолько странно он дрожал:
– Говори, пожалуйста. Что ты узнал? Что ты знаешь обо мне?
– То, что все в мире узнают завтра. Граф Ирма сказал! Граф Ирма прибыл, как специальный посланник народа, за сыном королевы Кармы! За королем, которого они хотят возвести на трон своей страны! За тобой! – бросил Нэрком, волнуясь. – Наконец-то все вышло на поверхность, и теперь я знаю. Увы. Я должен потерять тебя. Моравия в конце концов заберет тебя у меня. У тебя есть собственный дворец, а не домик в Шотландии… Залезайте, пожалуйста, сэр, сир, ваше величество. Садитесь. Они ждут вас в посольстве. Садитесь и поезжайте! Удачи вам! Будьте здоровы! Я имею в виду то, что я сказал. Мое сердце разбито, Клик, но я отвечаю за каждое слово! Освободите место и для меня там, вы двое; а затем гони в посольство так быстро, как только сможешь, Леннард. Его величество готов выехать.
– Пока нет, – тихо возразил Клик; затем рука потянулась изнутри лимузина, упала на плечо мистера Нэркома и, сжавшись там, потянула его в машину. – Твое старое место, мой друг, здесь, рядом со мной. Моя память не короткая, и мои чувства не изменчивы. Хорошо. А теперь поехали, Леннард. Вперед!
Затем дверь со стуком закрылась, лимузин загудел, и, как и в те старые дни, когда звал Закон, а не золото трона, машина понеслась в Лондон.
ЗАКОНЧИЛАСЬ ЭТА ГОНКА перед посольством Моравии. Несмотря на поздний час здание напроминало шар света, повсюду трепетали флагов и искрились цветы, гирлянды и букеты. И, взглянув вверх по ступенькам, по которым алая ковровая дорожка бежала к самому бордюрному камню, Клик увидел двойную линию солдат в сверкающих белым и серебром цветах моравской королевской гвардии – в перчатках и в шлемах, – стоящих со шпагами в салюте в ожидании его появления. А над арочным дверным проемом сверкали королевские штандарты, и над ними – в мерцающих газовых струях – лавровый венок, окружавший монограмму MR, которая обозначала Максимилиан Рекс.
– Вот, наконец, и мы, сэр, – объявил Нэрком, когда машина остановилась, и, выбравшись из машины, придержал дверь для Клика.
Впоследствии он объявил, что это был самый приятный момент в его жизни.
Когда нога Клика коснулась темно-красного ковра, душа детектива затрепетала в такт величественной мелодии государственного гимна Моравии, эскорт спустился по ковру и по ступенькам, выстроился в линию по обе стороны от ковровой дорожки.
Клик поднялся по ступенькам и спустился по длинному залу, сопровождаемый хором «Виват, Максимилиан!» Гордо гремел гимн. Затем, на мгновение, эскорт отступил, двери открылись, и Клик оказался в обширной зале, пылающей огнями, наполненной эхом многоголосого виват, и, оглядываясь вокруг, увидел, что он был окружен собранием людей, стоящих на коленях, и один человек, в частности, застыл у его ног, рыдая.
Он посмотрел вниз и увидел, что этим человеком был граф Ирма. Клик улыбнулся и протянул ему руку.
Граф наклонился и коснулся ладони Клика губами.
– Ваше величество, я никогда не забывал! Государь, я работал для того, чтобы этот момент когда-то наступил с той ночи! – заверил он. – Я бы боролся до последней капли крови, если бы это было необходимо. Но этого не потребовалось. Видите, такова была воля Бога, и это была воля нашего народа.