а леди также была русской; ее имя – мадемуазель Вера Строгова. Она была сиротой, без родни в высшем свете и без гроша в кармане, но это компенсировалось ее очарованием, помноженным на безупречные манеры. Вера была одной из прекраснейших девушек мира. Очевидно, этот брак был заключен на небесах; по настоящей любви с обеих сторон, при том леди восприняла дитя своего мужа как собственного сына и явила собой эталонный образчик любящей и добродетельной жены. Это, ваша светлость, все, что я знаю о жизни сэра Мориса Ривингтона.
– О, какое благословение, если бы все так и было! – ответила мать сэра Мориса Ривингтона, сжав ладони в молитвенном жесте. – Но это не все, господин Клик, – это далеко не все!
Вздрогнув, женщина умолкла. Она сжала губы в усилии подавить свои чувства и удержать себя в рамках.
– Но мы-то знаем – мой племянник, господин Валентайн Чарлок, и я, – мы знаем! Клянусь всем святым, да! Именно это привело меня в Лондон, втайне от родного сына – именно это привело меня к вам! Господин Клик, послушайте: я не больше одобряла этот второй брак, чем первый. Вначале мне не понравилась Вера, леди Ривингтон. Мне не нравилась она вообще. Но я – мать; я – бабушка, мой мальчик и мальчик моего мальчика дороги для меня. Когда я увидела, каким счастливым она сделала одного, какой нежной и насколько заботливой она была с другим, я забыла старую неприязнь. Я похоронила свое старческое брюзжание, и я почти полюбила ее. Я бы и полюбила ее, но тут я узнала правду. Именно его положение, его богатство влекло ее. Есть другой мужчина, который ей дороже! И она убивает моего сына так же, как, я знаю, она убила его наследника.
– Убила?! Моя дорогая леди Ривингтон, что вы говорите?
– Только правду, господин Клик. Ей нужен другой ребенок – ее ребенок! Она не хочет, чтобы чужой ребенок унаследовал состояние рода, – и это означает, что никто другой не должен наследовать. Именно поэтому маленький Эрик должен был исчезнуть; именно поэтому маленький Эрик действительно исчез! Именно она потребовала поместить ребенка в сиреневую комнату. Она никому не давала прохода, пока не добилась своего! Если бы даже Валентайн и я не видели других вещей, которые не оставляют сомнений – никакого места для сомнения, – одного этого было бы достаточно. Мальчик не был похищен, хотя мой сын верит в бред о похищении. Они убили его. Я говорю вам – эта женщина и ее любовник убили его!
Клик встал, мрачный, нахмуренный.
– Моя дорогая леди Ривингтон, – проговорил Клик ровным тоном, – скажите мне, пожалуйста. Я так понимаю, что маленький сын сэра Мориса исчез?
– Да. Три ночи назад. Его поместили в сиреневую комнату по распоряжению мачехи – и оставили спать одного, без няни или гувернантки, чтобы следили за ним. Когда гувернантки пришли, чтобы искупать и одеть его утром, окно было открыто, кроватка опрокинута и ребенок исчез!
– Боже! Но почему об этом не было сообщено полиции? Почему газеты ничего не писали об этом? Почему Скотланд-Ярд не был поставлен в известность?
– Сэр Морис не позволил сообщить об этом кому-либо. Он верит тому, что она говорит ему – это чудовище, его жена.
– И что она говорит ему?
– То, что это – работа итальянской мафии; то, что бандит ворвался в ее собственную комнату той ночью – точнее, двое бандитов; что они разбудили ее и сказали ей, нацелив на нее пистолеты, что убьют ее, если она поднимет малейший шум. Затем, по ее словам, они сказали ей, что ребенок похищен. И это было сделано ради выкупа. Что они свяжутся с сэром Морисом, когда сочтут нужным, чтобы обсудить сумму. И что они немедленно убьют ребенка, если полиция хоть что-то узнает.
– Что за бред! – прокомментировал Клик, пару секунд подумав. – Если София Морроветская считает, что все рыбы – пескари… – Оборвав себя на полуслове, сыщик молча уставился в стену. Через миг он, однако, продолжил: – Но скажите, леди Ривингтон, вы говорили сейчас о том, что обнаружили «другие вещи». Что за другие вещи? Как они были обнаружены и где?
– Там… В Эмдон Корте. Мой племянник, господин Валентайн Чарлок, и я наткнулись на них совершенно случайно, приблизительно неделю или две назад.
– Но, конечно, вы и он не живете там?
– Нет, мы находимся там с визитом. Самый необычный вид посещения. Господин Клик, это своего рода «миссия примирения». Я преуспела в том, чтобы исправить пустяковое недоразумение, относящееся ко времени его дней в университете, и это первый раз, когда Валентайн встретился с сэром Морисом, за много лет.
Она остановилась – прерванная звуком дверного звонка, и затем распахнулась дверь – и Клик, обернувшись следом за леди, увидел, как молодой человек лет двадцати восьми, со слабым, женским ртом и робкими, женскими голубыми глазами, вошел в комнату, тщательно закрыв за собой дверь.
– Мой племянник, господин Валентайн Чарлок, господин Клик, – представила вошедшего леди Ривингтон. Клик, пожимая холодную и странно-скользкую руку, неожиданно ощутил к этому человку инстинктивную, не основанную ни на его происхождении, ни на его поведении, антипатию. Это был человек из того разряда, который Клик недолюбливал.
– Послушайте, господин Клик, – импульсивно протараторил господин Валентайн Чарлок без какого-либо предисловия. – Я надеюсь, что леди Ривингтон сообщила вам, что я не давал согласия на ее встречу с вами, и что я считаю, что это вообще не ее, а мое дело – обращаться к кому-то за помощью. Пропавший мальчик – мой кузен, сын сэра Мориса Ривингтона. Это чудовищное преступление! И я не верю… я просто не могу и не хочу верить, что она сделала что-либо плохое ребенку или что она не верна моему кузену. Я не верю в это, несмотря на то, что я обнаружил!
– Рад услышать это, господин Чарлок. Но скажите мне, пожалуйста, что вы обнаружили такого, что бросает тень на образ леди?
– Она убегает ночью и встречается с неким молодым человеком в парке, – ответил молодой человек с очевидным нежеланием. – Она провела его в дом тайно, когда решила, что все уже спят. И неизвестно, куда и когда он ушел. Моя тетя и я наблюдали много часов, до самого утра, но он так и не появился.
– Хм-м! А может, он просто был занят своими делами… Это не мог быть один из слуг?
– Нет, это совершенно невозможно, господин Клик… Абсолютно невозможно! – вклинилась леди Ривингтон. – Все слуги, кроме одного, служат нашей семье уже десятки лет. Да и этот новенький – уже год. Я знаю их всех в лицо!
– И все же, этот новый слуга…
– Да, но было бы смешно предположить, что это она, хотя бы потому, что это женщина, – вмешалсь в разговор ее светлость. – Это старая женщина, старуха – абсолютно глухая, хромая; столь хромая, что не способна ходить без клюки, и при том она еще и горбунья! Она – превосходная швея, и была послана ко мне сестрами женского монастыря Святой Урсулы с рекомендацией. Нет, не может быть никакого вопроса относительно старой Берты, господин Клик, поскольку я сам рекомендовал ее леди Ривингтон. Она ничего не знала о ней до этого.
– Ах, тогда, конечно, не может быть никакой ошибки, ваша светлость, и мы можем исключить Берту из списка подозреваемых. И теперь, пожалуйста, скажите, были ли другие факты, свидетельствующие против жены сэра Мориса? Что такое «сиреневая комната»? И почему вы были против того, чтобы мальчик спал там?
– Поскольку эта комната никак не подходит на роль детской спальни и производит угнетающее впечатление… помимо того, пройти туда можно только мимо комнаты жены сэра Мориса, по узкой винтовой лестнице. Три недели назад жена сэра Мориса внезапно изъявила сильное желание устроить там детскую спальню, и поскольку ее муж ни в чем ей не отказывает, именно это и было сделано. Именно в ту комнату – ужасную сиреневую комнату – по ее настоянию поместили несчастное дитя, и сэр Морис уступил ей, поскольку он уступает ей во всем. Маленького Эрика унесли туда, оставив под ее попечительством… Без няни! И, живого или мертвого, его более никто и никогда не видел. Она убила его, я говорю вам! Эта женщина убила его! В противном случае зачем она улизнула посреди ночи и зарыла в землю запачканное кровью платье и ужасный, ужасный нож!
– Что? – вскричал Клик так внезапно, что ее светлость подскочила. – Зарыла нож? Нож и запачканное кровью платье? Когда? Как? Где?
– В парке возле дома. Вчера вечером – вчера вечером, когда она думала, что была одна. Она думала, что я спала, что Валентайн спал. Но мы не спали, мы бдили! Мы были там, под деревьями в парке, наблюдая за светом, который был слабо виден через плотно занавешенные окна в сиреневой комнате. Этот свет зажегся внезапно; и мы задавались вопросом, что мы должны делать в отсутствие моего сына, что мы обязаны сделать, как вдруг мы услышали щелчок замка. Из двери выскользнула женщина со свертком в руках. Она выбежала, не подозревая, что за ней наблюдают, направившись в самую глухую и заросшую часть парка, господин Клик, она похоронила этот странный сверток между двумя елями – похоронила глубоко, установив на этом месте две еловых ветви в виде креста. Потом она шмыгнула обратно в дом!
Тут, когда она ушла, мой племянник и я подползли к тому месту и раскопали там – о боже! Спросите племянника! Я не могу даже думать об этом ужасе!
– Когда мы выкопали сверток, господин Клик, мы нашли в нем кусок платья леди Веры Ривингтон, которое было на ней, когда она относила малютку в сиреневую комнату; и ткань была окрашена кровью, и в нее был завернут страшного вида окровавленный нож!
– Какой нож? – возбужденно спросил Клик. – Уж не имел ли этот нож широкое, плоское лезвие, заточенное на оба края, и наборную деревянную рукоятку в форме гантели, с семью медными заклепками в верхней части?
– Да, точно. Вы описали его, как будто это вы его нашли!
– Семь! – воскликнул Клик, дернувшись и щелкнул пальцами. – Семеро Тайных! О Россия, Россия, каких адских псов ты порождаешь! И я ничего не предпринимал! Я хранил молчание! Я полагал – на основании моей собственной жизни, моего собственного раскаяния и искупления, – что клык змеи мог потерять свой яд, если был погружен в мед любви! Но, в конце концов, Семеро здесь, и змея не стала голубкой! Господин Чарлок, – Клик внезапно сменил тему, – один последний вопрос: где сэр Морис Ривингтон сейчас? Он все еще гоняется за призракам – или он уже вернулся?