Микоян слыл большим мастером маневрировать. Его совет надо было принять… Всё забываю спросить тебя: встречал ли ты во время своих визитов к Сталину женщин у него? Были ли женщины среди участников застолий?
Нет. Но был такой случай. Во время трапезы за одним столом со Сталиным оказались Нина Берия и Нина Худжадзе – жена Шерозия. Это было у Берия и все гости уже собрались за столом, когда пришёл Сталин. (См. примечание № 6. – В.Г.)
А нашей мамы не было там?
Мама тогда не была со мной в Москве. Сталин явился неожиданно, без приглашения. Семья Берия переполошилась. Зарезали овцу. Накрыли чудный стол. Потом Сталин пригласил всех к себе в Кунцево.
Стояла весна 1939-го. Вокруг всё цвело, сад на сталинской даче благоухал. Он сорвал какие-то цветущие ветви и преподнёс обеим женщинам. Нина Худжадзе сохранила этот сувенир и много лет спустя показала его нам.
Сталин не посещал восточную Грузию. Фактически это имело место всего один раз, когда он отдыхал в упомянутом тобой Боржоми. Когда умерла его мать, он тоже не приехал.
На похороны не приехал. Но в 1936 году повидал свою мать. С тех пор в Тбилиси, несмотря на мои настойчивые просьбы, больше не приезжал. (Уточнения ради замечу, что Сталин бывал в Тбилиси, который, как известно, располагается в восточной Грузии, в 1921 и в 1926 годах. Мать Сталина – Екатерина Джугашвили скончалась в Тбилиси в 1937 г. Сталин навестил ёё за два года до смерти, то есть в 1935-м. – В.Г.)
Объясни, почему он в 1951-м отправился в Боржоми?
Трудно объяснить. С возрастом он больше внимания стал уделять своему здоровью, но делал это не всегда рационально. После войны для отдыха предпочитал Черноморское побережье. Но однажды внезапно решил выбрать Цхалтубо. Позвонил мне: не собираюсь ли в Москву? Я ответил утвердительно. Он сказал: «Приезжайте. Мне надо с Вами поговорить».
В тот период нас беспокоила одна проблема – новый оросительный канал Алазани, который действует по сей день. Из-за малого дебита воды специалисты предлагали грандиозный план по переброске части вод северокавказских рек в Грузию. Я выступил с соответствующим докладом в Совете Министров СССР и меня поддержали. Хотя до этого всё шло к тому, чтобы отказаться от идеи прокладки канала.
После этого я посетил Сталина и узнал от него, что он надумал отдохнуть в Цхалтубо. Меня это крайне озадачило. В Цхалтубо имелось всего одно здание, мало-мальски пригодное для приёма Сталина. Да и то оно находилось на ремонте. Я попросил у Сталина двое суток для приведения всего в надлежащий порядок. Связался со своими, объяснил ситуацию. Неимоверными усилиями справились с задачей.
В Цхалтубо мы отправились на поезде. (Похоже, это дало ещё двое суток выигрыша во времени, чтобы подготовиться к приёму Сталина. – В.Г.) Бытует мнение, что Сталин якобы чурался народа и его поезд проезжал станции без остановок. Неправда. Единственным отличием нашего поезда была укороченность состава. А шёл он по обычному расписанию. Никого не предупреждали о его прибытии. Сталин, как правило, на всех остановках выходил и прогуливался по перрону.
Посторонних, конечно, со станций удаляли?
Никаких удалений. Повсюду было много народу. Только в Самтредиа на вокзале не оказалось ни души.[185]
Сталин выглянул в окно и сказал, что здание вокзала ему знакомо. Вышли на перрон, прошлись. Абсолютная тишина и безмолвие его удивили. Вернулись в вагон, и тут раздался гром оваций. Что оказалось? Местные чекисты изолировали людей в здании вокзала и на прилегающей площади и строго-настрого приказали: ни звука! Народ терпел, но в последний момент не выдержал и дал волю своим эмоциям. Сталину такое ограничение не понравилось. В Цхалтубо пробыли дней десять. Жара стояла невыносимая. Видя, что Сталину это не по душе, я предложил отправиться в Боржоми. Он сразу согласился и предложил выехать немедленно. Я встревожился: в Боржоми были те же проблемы – шла реконструкция. Уговорив Сталина выезжать на следующий день, я поручил чекистам казалось бы невыполнимое – навести порядок за сутки.
На другой день к вечеру прибыли в Боржоми. На здании санатория висел огромный термометр, показывавший 18 градусов тепла. Учитывая, что в Цхалтубо было под сорок градусов, у всех нас наступило понятное облегчение.
17
Как психологически объяснить тот факт, что человек, родившийся в Гори, проезжал через Хашури в Боржоми, а в соседний Гори не пожелал заехать? (Хашури представляет собой как бы развилку, откуда до Боржоми 27 километров, а до Гори 46 километров. – В.Г.)
Он был необычным. Его нельзя мерить обычными мерками. Он собирался посетить Гори, но затем передумал. Всё время отказывал мне в просьбе приехать к нам в Тбилиси. Подчёркивал: если нанесу визит только в Тбилиси, то спросят, почему не приехал в Ереван или Баку?
Кто бы смог так сказать, чего остерегался Сталин?
Общественного мнения. Каждый думает об этом по-своему. Когда вышел первый том его сочинений, там поместили фото, на котором была его подпись на русском языке. Я попросил дать нам разрешение на грузинский автограф. (Вероятно, имелось в виду осуществленное чуть позже переводное издание сочинений Сталина на грузинском. – В.Г.) Он отказал. Мол, тогда каждая национальная республика захочет дать свой вариант подписи, чего ни в коем случае делать не следует.
Ты думаешь, что таким образом он пытался не проявлять своего «грузинства»?
Да. Исключительного отношения к грузинам он избегал. Этим объясняются многие его поступки.
Вспоминал ли когда-нибудь Сталин с тобой о своих молодых годах, проведённых в Грузии?
Он не любил беседы о своём детстве, о родителях. Слышал от него лишь отдельные эпизоды. Но так, чтобы он подробно рассказывал о пережитом – нет, такого не было.
С его слов помню одну историю. Он поделился ею, вероятно, потому, что моя фамилия – Чарквиани. Сталин вспомнил, что другом его отца – Виссариона был сосед-священник по фамилии Чарквиани. Их дружба зиждилась в основном на обоюдной привязанности к выпивке. После службы священник частенько захаживал в сапожную мастерскую Виссариона, где они бражничали. У священника был сын Котэ, который учился в семинарии в Тифлисе. Вот этот Котэ стал первым учителем Сталина, обучившим его грамоте.[186]
Получается, что грамотным Сталина сделали Чарквиани?
Да…
Возможно, прозвучит абсурдно, но то, что его обучил грамоте один Чарквиани, и то, что сейчас рядом с ним был другой Чарквиани – эти факты каким-то образом влияли на его отношение к тебе?
В моём продвижении по служебной лестнице это сыграло свою роль. Сталин однажды даже поинтересовался, не являюсь ли я уроженцем Гори.
Вероятно, я попал в поле его зрения в 1937 году, когда меня избрали третьим секретарём ЦК Компартии Грузии. Перспектива дальнейшего роста была, но из-за негативного отношения ко мне Берия, оставалась призрачной. Основным кандидатом на должность первого секретаря был Бакрадзе, поддерживаемый Берия. Он, однако, не нравился Сталину. Поэтому, когда настало время принимать решение, Сталин поддержал мою кандидатуру. (Но выдвинул-то её опять-таки Берия. Относись он к Чарквиани по-настоящему плохо, последнему не светило никаких шансов стать даже третьим секретарём. Не честнее ли признать, что после хрущёвского переворота и массированного оболванивания народа у многих считалось постыдным быть чем-то обязанным исчадию ада по имени Лаврентий Берия? – В.Г.)
Кого ещё, кроме священника Чарквиани, вспоминал Сталин, рассказывая о детстве?
Вспоминал родителей. Мать – с большой симпатией. Она ведь его вырастила почти одна. Отец пил и не уделял семье должного внимания.
Он признавал, что его отец был пьяницей?
Да, но скрывал это. (Невозможно скрывать и признавать одновременно. Правильнее рассудить, что Сталин неохотно делился малоприятным обстоятельством. – В.Г.) Рассказывал, что однажды отец разыскал его в общежитии Тифлисской семинарии. У Сталина с детства был прекрасный голос – альт. Он был запевалой в церковном хоре, получая за это пять рублей в месяц. Столько же составляла стипендия семинариста.
Отец потребовал у сына денег: дескать, отправляюсь на заработки и нуждаюсь в помощи.
Все его походы на заработки кончались одинаково – добыв немного денег, он пропивал их. Затем перебирался на новое место и всё повторялось сначала.
Естественно, молодой Сталин не имел возможности оплачивать загулы отца…
В охране Сталина были грузины?
Нет, в его охране не было ни одного грузина. (В предисловии я упоминал Александра Эгнаташвили, который по свидетельству многих очевидцев состоял в телохранителях Сталина. Ясно, однако, что сотрудник-грузин в охране вождя был исключением из правила. Возможно, К.Чарквиани в данном случае имел в виду лишь тех охранников, с кем ему приходилось сталкиваться чаще всего и которые отвечали непосредственно за пропускной режим. – В.Г.)
Был ли визит к Сталину связан с какой-либо особой процедурой – личным досмотром, например?
Если тебя знали, то проблем не было. Незнакомый человек попасть к Сталину не мог. Меня никогда не досматривали.
Даже наличие оружия не проверяли?
У меня – никогда. Я, разумеется, имел пистолет, но всегда оставлял его в машине своему охраннику. Ведь у Сталина оружие мне не было нужно.
Приложение(О составителе-переводчике)
Владимир Константинович Гогия уже не один десяток лет подписывает свои произведения коротко: Вилли Гогия. Под этим именем его знают читатели автономной республики Аджария и остальной Грузии, где он постоянно проживает, ныне продолжая трудиться на неформальном поприще. Однако учился он в Москве. После окончания грузинской школы в родном Батуми поступил в МВТУ имени Баумана. Затем – в Московский Энергетический институт. На спецфакультете Института стран Азии и Африки при МГУ имени Ломоносова стал востоковедом-тюркологом. Профессиональным историком его можно считать хотя бы потому, что он является выпускником заочного отделения исторического факультета Батумского педагогического института. А начинал он там учиться, между прочим, на филологическом и лишь потом перешёл на исторический. Если добавить сюда, что он успел побывать курсантом Батумского мореходного училища, которое, правда, не окончил, то учебная биография нашего составителя-переводчика получается более чем внушительная. Равно как его профориентация – техническая и гуманитарная одновременно.