Только тарелки не американские, похожи на японские. А может, он и не прав, поскольку не является специалистом в этом деле.
— Фарфор Имари, — пояснил Пол, увидев, что Чилдан заинтересовался. — Из Ариты. Относится к продукции высшего класса. Япония.
Они сели за стол.
— Кофе? — спросила Бетти.
— О да, — сказал Чилдан, — с удовольствием.
— После ужина, — уточнила она, поворачиваясь к столику на колесах.
Вскоре все приступили к еде, которая показалась Чилдану превосходной. Бетти, несомненно, — незаурядная кухарка. Особенно ему пришелся по вкусу салат: авокадо и сердцевина артишоков, присыпанная сыром пикантным с плесенью. Слава Богу, — они не стали угощать его яствами японской кухни — этой смесью мяса и овощей, которой так часто после войны приходилось питаться. И эти в обязательном порядке дары моря. На креветки и моллюски он уже не мог смотреть.
— Интересно, — сказал Роберт, — каким он представляет мир, где Германия и Япония проиграли войну.
Какое-то время Пол и Бетти хранили молчание. Наконец Пол проговорил:
— Там слишком много подробностей; общая картина настолько сложна, что самое лучшее — прочесть книгу. Комментарии, пожалуй, только испортят удовольствие.
— Я придерживаюсь на этот счет определенной точки зрения, — сообщил Роберт. — И часто об этом размышляю. Думаю, мир выглядел бы значительно хуже. — Он услышал в своем голосе решительные, даже жесткие нотки, и повторил: — Да, значительно хуже.
Их лица выразили удивление, — вероятно, из-за его тона.
— Повсюду господствовал бы коммунизм, — продолжал Роберт.
— Автор книги, господин Абендсен, всесторонне обдумал проблему экспансии Советской России. У него, как и после первой мировой, несмотря на то что она воевала на стороне победивших Союзников, эта отсталая аграрная страна опять остается ни с чем. Ко всеобщему посмешищу. Стоит лишь вспомнить русско-японскую войну…
— Нам многое пришлось вынести, за все заплатить сполна, — сказал Роберт. — Но не напрасно: славянский потоп удалось сдержать.
— Я не поверю никаким историческим версиям, если речь пойдет о «затоплении» мира хоть кем-нибудь: славянами, китайцами или японцами, — негромко произнесла Бетти, спокойно глядя на Роберта. Она полностью владела собой и не давала воли эмоциям, выражая собственное мнение. Лишь щеки ее слегка порозовели.
Какое-то время ели молча.
«Опять все то же, — думал Роберт Чилдан. — Эту тему обойти невозможно. Она повсюду, — и в случайно выбранной книжке, и в грампластинках. Даже в костяных колечках для салфеток… Победители захватывают трофеи. А добычей оказывается наследие моего народа.
Надо смотреть правде в глаза. Я ведь только притворяюсь, будто эти японцы и я во всем похожи. Ну, а в действительности, даже, когда я делаю над собой усилие и выражаю полное удовлетворение их победой и поражением своей страны, даже здесь мы не находим общего языка… Очевидное для меня — для них всегда означает нечто совсем иное. У них и мозг устроен по-другому. И душа тоже. Вы только посмотрите на них: пьют из английского фарфора, на столе американское серебро, слушают негритянские мелодии. Но это все наносное, поверхностное. Власть и богатство дают им возможность позволить себе все, однако на самом "деле это не более, чем эрзац.
Даже «И-чинг», ставшая уже и нам поперек горла, — не их книга, а китайская. Они позаимствовали ее, черт-знает, когда. Кого они пытаются обмануть? Самих себя? Перенимают отовсюду чужие привычки, еду, манеру говорить и одеваться, даже походку. Вот, например, как сегодня — объедаются печеным картофелем с луком и сметаной — традиционным американским блюдом, — и его они умудрились включить в список своих трофеев. Но надуть им никого не удастся, и, уж поверьте, меня-то и подавно.
Только белая раса наделена способностью творить. Однако я, человек, принадлежащий к этой расе, вынужден кланяться японской парочке. Подумать только, как бы сложилось все, выиграй войну мы! Да мы бы их попросту стерли с лица земли! От Японии мокрого места не осталось бы, а Соединенные Штаты стали бы единственной на всем свете Божием гигантской и непревзойденной силой.
Я должен прочитать эту «Саранчу». Хотя бы из чувства патриотизма».
— Роберт, ты ничего не ешь. Неужели не нравится? — тихо спросила Бетти.
Он тотчас же поддел вилкой салат.
— О нет, — сказал он, — я уже и не помню, сколько лет не. пробовал ничего более вкусного.
— Спасибо, — ответила явно польщенная Бетти. — Я так старалась. Я всегда слежу за тем, чтобы все закупки делались в лавочках на Мишн-стрит. Мне известно: там не обманывают.
«Вы научились виртуозно готовить местные блюда, — думал между тем Чилдан. — Правду говорят: ваши способности к подражанию неограниченны. Шарлотка, кока-кола, прогулка после кино, Гленн Миллер… Да, вы способны из жести и рисовой бумаги слепить новую, искусственную Америку: на кухне — бумажная мамочка, бумажный папочка читают газетку, бумажный песик на полу. Ну всё-всё в точности…»
Пол молча смотрел на него. Почувствовав его взгляд, Чилдан прервал размышления и принялся за еду. «Он, что — мысли мои читает? Неужели ему на самом деле известно, о чем я думаю? Нет уж, понять что-либо по лицу невозможно. Выражение лица соответствующее, и ему нипочем не догадаться».
— Роберт, — обратился Пол, — ты родился и вырос здесь, и тебе хорошо знакомы все обороты речи американцев. Может, поможешь мне прочесть одну книгу? Я испытываю определенные трудности. Это роман американского автора, написанный в тридцатые годы.
Роберт слегка поклонился.
— Книга довольно редкая, но у меня она есть. «Мисс Лонлихартс» Натаниэла Уэста. Я прочитал ее с удовольствием, но не совсем понял, что же в конечном счете хотел сказать автор. — Он с надеждой взглянул на Роберта.
— Я… не знаю, что это за книга, — признался Чилдан после минутного колебания. «И даже не слышал о ней», — мысленно уточнил он.
На лице Пола отразилось разочарование.
— Жаль. Книга очень тонкая. В ней рассказывается о человеке, который возглавляет отдел писем и полезных советов в газете; на его имя приходит множество писем от разных людей, которые поверяют ему свои сердечные дела. Он пропускает через себя человеческие страдания, что в конечном счете приводит к умопомешательству: и ему начинает казаться, будто он Христос. Тебе это ничего не напоминает? Вспомни, — может, когда-то давно ты все же читал ее?
— Нет, — ответил Роберт.
— У автора — удивительный, оригинальный взгляд на природу страдания, — продолжал Пол. — Эта проблема, в той или иной степени, — в центре внимания всех вероисповеданий. В религиях, подобных христианству, утверждается: первопричина всего — грех. Уэст владеет куда более убедительными аргументами. Возможно, ему известно о существовании, казалось бы, беспричинных страданий именно потому, что он еврей?
— Если бы Германия и Япония проиграли войну, миром бы правили евреи. Из Москвы и с Уолл-стрит, — заявил Роберт.
Японская пара после этих слов как бы съежилась. Они как-то вдруг сникли, ушли в себя. Повеяло холодом. Роберт Чилдан почувствовал себя в одиночестве. Ну что он опять сказал такого? Чего они снова не поняли? Не тупость ли это? А может, недостаточный уровень знаний языка и, как следствие, непонимание нашего образа мышления? Они определенно избегают некоторых тем, потому, наверное, и обиделись. «Как это нелепо, — думал он. — Но тут уж ничего не поделаешь. Надо попытаться вернуть ту атмосферу, которая царила здесь минуту назад».
Он только теперь это понял. Однако Роберт Чилдан уже не чувствовал себя так плохо, как раньше. Он вспомнил, с каким благоговением входил сюда. Поднимался по этим ступеням с романтическим, ну прямо-таки юношеским воодушевлением. Однако пренебречь реальностью невозможно, в конце концов пора уже взрослеть.
«Все здесь обман. Этих людей и настоящими-то людьми не назовешь. Скорее, они напоминают ряженыхцирковых обезьян. Конечно, им не откажешь в ловкости и умении подражать, но на этом их достоинства исчерпываются.
Почему я все время стараюсь им угодить? Только потому, что они победили?
Эта встреча выявила большой изъян в его характере. Что да, то да, тут уж ничего не поделаешь. Забавная склонность к… ну, скажем, безошибочному выбору наименьшего из зол. Ведь даже корова, завидя кормушку, неудержимо тянется к ней.
Я всегда делаю лишь то, что нужно, ибо так безопаснее: в конце концов, они — победители и здесь распоряжаются. Наверняка и в дальнейшем он будет поступать точно так же, ибо кто же хочет накликать беду на собственную голову? Они, видите ли, читают книжки американских авторов и желали бы, чтобы им все объяснили. Надо полагать, надеются, что я отвечу на любой их вопрос. Я и хотел бы, но в данном случае — просто не могу…»
— Допускаю, что мне как-нибудь и удастся заглянуть в эту «Мисс Лонлихартс», — обратился он к Полу. — Вот тогда я, возможно, и скажу что-нибудь об особенностях ее языка.
Пол слегка кивнул.
— Правда, сейчас я слишком перегружен работой. Может, чуть попозже… Уверен, много времени это не потребует.
— О нет, — тихо сказал Пол. — Это совсем небольшая книга.
«Они выглядят одинаково огорченными, — думал Роберт Чилдан. — Интересно, ощутили ли они ту пропасть, которая легла между нами? Надеюсь, да. Они этого заслуживают. Мне очень жаль, но им самим придется постигать смысл романа».
Теперь он ел с удвоенным аппетитом.
К счастью, вечер завершился без новых споров. Роберт Чилдан, покидая в десять часов дом четы Касура, ощущал ту же решимость, что пришла к нему ранее, во время ужина.
Чилдан спускался по лестнице, и его больше не беспокоило, что он столкнется с другими жильцами дома, и те обратят на него внимание. Чилдан вышел на темную вечернюю улицу, окликнул рикшу и вскоре уже находился на пути домой.
Он частенько размышлял о том, что изменилось бы, сложись у него с кем-нибудь из клиентов дружеские отношения. «Наверняка хуже не стало бы, а такое