— Да, знаю.
— Это «Хунг Фу», — сказала Юлиана. — «Внутренняя Правда». Я ее тоже знаю наизусть. И мне известно, что она означает.
Абендсен, подняв голову, уставился на нее. Выражение его лица стало каким-то странным.
— Так, значит, моя книга говорит правду? — спросил он.
— Да.
— И Германия с Японией войну все же проиграли? — со злой иронией добавил он.
Абендсен молча поднялся и захлопнул сначала один, а затем и другой том гадательной книги.
— Даже вы не желаете взглянуть правде в глаза, — проговорила Юлиана.
С минуту он размышлял. Его взгляд стал пустым и обратился внутрь. Наконец, глаза его вновь обрели ясность. Он крякнул и резко развернулся.
— А вот теперь я ни в чем не уверен, — сказал он.
— Ну, поверьте же, — настаивала Юлиана.
Он отрицательно помотал головой.
— Неужели не сможете? Подумайте!..
— Хотите, я надпишу вам экземпляр? — спросил ее Готорн Абендсен.
Юлиана тоже поднялась.
— Думается, мне пора, — проговорила она. — Большое вам спасибо. Прошу извинить меня за испорченный вечер. Вы так мило приняли меня…
Обойдя Абендсена и его жену, она пробралась сквозь кольцо гостей и вышла из зала в спальню, где лежали ее меха и сумочка.
Когда она надевала меховую накидку, вошел Готорн с женой.
— Ты знаешь, кто она такая? — обратился он к стоящей рядом Каролине. — Сущий демон. Маленький, неистребимый и всепроникающий злой дух, который… — он поднял руку и, задев очки, принялся тереть лоб, — …который непрерывно и неутомимо летает повсюду над Землей! — Он поправил очки. — Поступает всегда по велению инстинкта, оставаясь неизменно самим собой. Она явилась сюда вовсе не для того, чтобы устроить скандал или сделать пакость. Она здесь просто как тревожное знамение. Не обижаться же, к примеру, на погоду… Ну, а я… я рад ее визиту и не жалею, что услышал это предсказание, сделанное благодаря Книге. Она ведь и сама не знала, что творит! Думаю, нам всем в одинаковой степени повезло. Не будем сердиться друг на друга, ладно?
— У нее еще потрясающая способность переворачивать все вверх дном, — сообщила Каролина.
— Как у самой жизни, — добавил Готорн, протягивая Юлиане руку. — Спасибо за все, что вы сделали для нас в Денвере.
— Спокойной ночи, — сказала она, подавая руку. — Последуйте совету жены — носите при себе хотя бы револьвер.
— О нет, — ответил он. — Я уже давно все обдумал и решил не принимать это близко к сердцу. В конце концов, всегда можно испросить совета — у «И-чинг», особенно, когда поздней ночью вдруг появляется страх. В такой ситуации она обычно помогает. — Он чуть улыбнулся. — Откровенно говоря, меня по-настоящему мучает лишь одно: пока я торчу здесь с вами и болтаю, эта банда дармоедов успеет покончить со всей выпивкой.
Он повернулся и прошел к бару, чтобы вновь наполнить стакан.
— Что вы намерены делать теперь? — осведомилась Каролина.
— Еще не знаю. — Над этим она действительно не задумывалась.
«Мы с ней немного похожи, — подумала она, — меня так же мало волнуют дела, даже, если они очень важные». — Может быть, вернусь к мужу. Я уже пыталась дозвониться к нему сегодня вечером. Позвоню, наверное, еще раз. Там — увидим.
— И все же, несмотря на все, что вы для нас сделали… Или, точнее — сказали нам, будто сделали…
—…вы предпочли бы, чтобы ноги моей здесь не было, — закончила за нее Юлиана.
— Конечно, если вы действительно спасли жизнь мужу, — с моей стороны поступать так — это ужасно. Но я настолько потрясена и возмущена… У меня просто в голове не укладывается все, что вы тут с Готорном наговорили.
— Как странно. Никогда бы не подумала, что правда может вызывать такой гнев. — «О, эта правда, — подумала она, — страшная, как сама смерть. Найти ее так непросто. Однако мне повезло».
— А я-то думала — будете довольны или даже придете в восторг, как это случилось со мной. Ну да ладно, все это недоразумение. — Она улыбнулась госпоже Абендсен.
Каролина, помедлив, улыбнулась в ответ.
— Ну что ж, спокойной вам ночи.
Минуту спустя Юлиана уже шла обратно по выложенной камнем дорожке. Пятна света из окон гостиной освещали путь. Она прошла через темный сад и ступила на тротуар, даже не оглянувшись на дом Абендсенов. Потом зашагала по улице, высматривая такси. Ее уже снова властно влекли движение, свет и сама жизнь.
Послесловие
В 1979 году наши читатели (серии «Капище Сварога») имели возможность познакомиться с переводом любопытного эссе всемирно известного английского историка и культуролога Арнольда Тойнби[34]. В следующем же номере на страницах журнала развернулась оживленная дискуссия. Спорили не о высказанной в эссе идее, а о причине, вызвавшей причуду маститого ученого. Итак, для чего А. Тойнби написал краткий очерк воображаемой истории Земли, начав изложение с 323 года до н. э., когда в реальной истории скончался в Вавилоне Александр Великий. Умер он всего двадцати восьми лет от роду, — как говорится, жить да жить…
Вот и представил А. Тойнби, что Александр прожил долгую жизнь: завоевал, а впоследствии и объединил всю Евразию, Африку и упрочил эллинскую империю, которую его преемники распространили на Новый Свет. Экспансия идей пан-эллинизма охватывает весь земной шар. Культурный прогресс в отсутствие войн ускоряется. Повествование завершается в девятнадцатом веке — земляне готовятся к первой высадке на Марс…
Итак, еще одна утопия? Отчасти, да. Но вряд ли А. Тойнби стал бы их множить очередным проэллинским опусом (хоть приверженцев той эпохи — пруд пруди). Ученого интересовало совсем другое, ведь это не единственное его подобное эссе. А вот советские историки в 1979 году вяло откликнулись на рассказ о «долгожителе А. Македонском» снисходительными комментариями. Для них — «история не знает сослагательного наклонения», и в подтверждение указанного тезиса последовали привычные ссылки на классиков марксизма-ленинизма. Это в нашей традиции — воспринимать вновь описанное общество как утопию или антиутопию. Хотя из-за привычки претерпевает истина. Никто не попытался подойти к анализу эссе как самоценному художественному варианту истории — фантастическому произведению. Возможно, мало верилось, что историк с мировым именем способен на такую «ерунду».
А перед нами — фантастика. Особая, относящаяся к жанру «альтернативной истории» (далее — АИ). В процессе развития общества, оказывается, есть «узловые моменты», когда все колеблется на чашах весов и зависит от конкретных обстоятельств: расстановки сил, личностей, партий… Впрочем, стоит ли продолжать изложение ортодоксальной теории социального развития?
В одной из областей прикладной математики — теории графов — при исследовании непрерывных функций, с ними иногда случаются неприятные вещи. В некоторых точках они становятся неопределенными. Непрерывная линия разрывается, и всех сразу же начинает интересовать вопрос: что же там, в этом разрыве, происходит. Разумеется, не только из-за досужего любопытства, но и в практических целях, создан специальный математический аппарат, позволяющий в точке разрыва исследовать функцию. Вроде как судить о поведении человека по косвенным данным.
В истории — наоборот: каждая точка имеет множество вариантов продолжения, но реализуется один. К чему он привел, мы знаем, и тут же возникает извечный' вопрос: «А вот, если бы?..» И отдушину мы находим в фантастических произведениях АИ.
Тойнби, конечно же, отнюдь не первый, кто обратился к фантастическим мирам АИ. К их открытию фантастика шла несколькими путями, точнее, ему предшествовало не одно, а целая цепь открытий и находок. Почти научных. И начало положил Г. Дж. Уэллс в своей «Машине времени». Впрочем, сначала в мировоззрении должно было сформироваться такое восприятие всемирной истории, в котором она сама выступала бы неким целостным и многомерным процессом, последовательностью взаимообусловленных событий. А этому, в свою очередь, предшествовало создание национальных историй и уже последующее сходство их черт и различий. К слову, и тут мы оказались впереди планеты всей. Напомним, первой русской истории Карамзина — менее двух столетий, а украинской или белорусской — и того меньше…
Вторая ступенька к АИ — модная в начале двадцатого века математическая, а впоследствии и физическая концепция многомерности. Необжитыми «иными измерениями» тут же воспользовались мистики и оккультисты, мигом разместив там потусторонний, загробный мир. Фантасты оказались осторожнее. Идея четвертого измерения, параллельных и иных пространств поначалу эксплуатировалась слабо. Г. Дж. Уэллс — вспомним роман «Люди как боги» — изобразил очередную Утопию.
Преемственность в развитии фантастических идей и изобразительных приемов подчиняется, по-видимому, неким законам с эволюционными воззрениями Дарвина. Необходимо незаметное неискушенному глазу накопление частных художественных находок, и лишь тогда в фантастике появляется тематическое направление, постепенно формирующее новый жанр, включающий в себя набор специфических художественных средств. Хотя и здесь, как и в теории естественного отбора, происходят «мутации», только практически всегда благоприятные. Как правило, создается предпосылка для прорыва к новым возможностям, однако проходят годы, прежде чем туда устремляется литературный поток. Опять-таки возвращаемся к Г. Дж. Уэллсу, одарившему нас массой новаторских идей, которые получили дальнейшее развитие через десятки лет.
Аналогично происходило становление темы АИ, прежде чем она стала жанром фантастики. С ранними предшественниками ее роднит уже сама общность логического приема: «Что будет, если…» Далее фразу по желанию собственного воображения можно заканчивать словами: «…исчезнет сила тяжести», «…на Землю упадет комета», «…человек потеряет тень» и, наконец, «.—Александр Великий не умрет в уготованный судьбой час».