– Я говорил с Колодиным, – продолжал Шульгин. – Он назвал телохранителей Чупракова тупыми.
– Ну, что-то в этом есть.
– Я спросил, почему тупых телохранителей к нему приставили, так он отвечать отказался. Сказал, что плохо ему, врача позвал. В общем, ушел от вопроса.
– Действительно, а почему к Чупракову тупых телохранителей приставили?
– Вот и я спрашиваю, зачем… И куда Жулей делся?
– Жулей? Водитель Чупракова?
– Да, тот, который до амнезии у него был. Почему он вдруг исчез?
– Уволить его могли. За профнепригодность. Чупракова же избили. Он всех своих телохранителей уволил.
– А может, не уволил, может, их просто от Чупракова убрали?
– Зачем?
– Да пока не знаю. Засела в голове заноза, колется, а как вытащить ее, пока не знаю. Колодин Жулея знает, – многозначительно протянул Шульгин.
Степан Круча хорошо понимал то состояние, в котором находился Дима, когда в поисках ответа на мучающий вопрос начинаешь взывать к самому себе. В таких случаях нужен мозговой штурм.
– Ну, знает он Жулея, и что?
– Вот и я думаю, что здесь такого?
Шульгин легонько коснулся пальцами своей макушки, поскреб по ней ногтями и вдруг принялся чесаться с таким ожесточением, как будто хотел докопаться до мозга. Круча уже собрался остановить его, когда он сам отнял руку от головы.
– Может, телохранители Чупракова – это одна компания, а Колодин с Жулеем – другая? – предположил Степан Степаныч.
– Есть такая мысль, – кивнул Шульгин. – Только смысла не вижу.
– И я не вижу. Но есть факты. Колодин знал, что мы взяли киллера, а Чупракову об этом не сказал. Не знал Чупраков и про то, что мы Голованова взяли. И про Курьянова не знал.
Круча не брался утверждать, что именно так все и было, но ему нужно было подбросить дровишек в костер, в котором должна была сгореть заноза, преграждавшая путь к истине.
– А почему не знал? – ухватился за подсказку Шульгин. – Почему ему не сказали?
– Чтобы не расслаблялся.
– Возможно. Ведь Колодин знал, что на Чупракова продолжается охота. Поэтому они следили за ним. А Чупракову не сказали про Курьянова, чтобы он не расслаблялся. Опять нестыковка.
– Что такое?
– Если его использовали на живца, то надо было держать его в расслабленном состоянии, чтобы он ничего не боялся.
– Если он настоящий Чупраков, то да.
– Что значит – настоящий? – встрепенулся Шульгин.
– Был Чупраков до амнезии, а был Чупраков после нее. И как сказал один товарищ, это две большие разницы.
– Кто сказал?
– Сафрон сказал. Он был у него в больнице, говорил с ним.
– И сделал вывод, что Чупраков «до» и Чупраков «после» – две большие разницы, – в раздумье проговорил капитан.
– Ну, может, и не очень большие.
– Но разницы… И все потому, что Чупракова ударили по голове и вышибли память… А был ли мальчик?
– В смысле?
– Ну, мы же не нашли женщину, к которой он ездил на Радищева?
– Не нашли. Но может, он не к женщине ездил. Может, там была деловая встреча?
– На деловую встречу охрану большую берут, а с Чупраковым только один охранник был, не считая водителя.
– И что ты хочешь этим сказать?
– Да есть одна мысль! – Взгляд у Шульгина разгорелся, да и его самого распирало от рабочего пара. На всех оборотах заработал его внутренний механизм, которому, казалось, надо было срочно найти применение, чтобы Дима вдруг не лопнул от переизбытка энергии.
– Есть у меня одна мысль, – повторил он. – Или даже две. Я понимаю, киллеров надо искать. Но мне бы с телохранителем встретиться, ну, который вместе с Чупраковым пострадал, ну, когда его битой ударили.
– Прямо сейчас?
– Да, прямо сейчас. А то вдруг перегорю. Слишком уж нелепой кажется мысль, чтобы всерьез к ней относиться.
– Что за мысль?
– Потом! Потом! Ну так что, я пойду? Или все-таки меня к розыску подключите?
– Да мы уж как-нибудь без тебя здесь обойдемся, – усмехнулся Круча. – Езжай к охраннику, если боишься перегореть…
Бывает такое состояние, когда в мыслях сплошной ералаш, но есть предчувствие, что из этого хаоса возникнет вселенная. Но для такого предчувствия нужна хотя бы маленькая частица светлого разума, и Круча надеялся, что у Шульгина она есть…
Круг поисков постепенно сужался, и в конце концов поступило долгожданное сообщение о том, что преступников обнаружили. Но эта новость омрачилась неприятным известием – оказывается, они ворвались в квартиру жилого дома и взяли в заложники хозяйку.
Круча немедленно отправился на место. Девятиэтажный кирпичный дом уже был оцеплен спецназом, группа захвата готовилась к штурму. Кулик уже был здесь.
– Опера из соседнего отдела их нашли, – сказал он. – Опросили жильцов, один опознал киллера по фотороботу, сказал, что в сорок восьмую квартиру он заходил вместе со своим напарником. Ну, ребята пошли проверять, а они через дверь стрелять начали. Хорошо, что мимо… А плохо, что заложница у них. Вертолет требуют…
– Крутые ребята, если сразу стрелять. Пойдем, поговорим?
– А почему нет?
Круча поднялся на четвертый этаж, встал возле железной двери, которая в рекламных проспектах наверняка преподносилась как бронированная. Однако пулевые отверстия в дверной обшивке наглядно доказывали, что это не так.
Степан Степанович встал спиной к стене, прилегающей к двери. В таком положении пуля могла бы задеть его только рикошетом, который, увы, не исключался. Левой рукой он передернул затвор своего «макарова», ею же стукнул по двери.
В глубине квартиры громыхнул выстрел, и еще одна пуля оставила пробоину на обшивке двери. При этом она прошила еще и дверь соседней квартиры, откуда уже вывели жильцов.
– Эй, мужики, вам что, патронов подвезти должны? – во весь голос спросил Круча.
– А ты что, вертолет уже подогнал?
– Какой вертолет? Вы же взрослые люди! И не дураки! Вертолет к вам в форточку не влезет! Вертолет вас может с крыши забрать. Но вы туда не доберетесь, снайпера срисуют!
– Заложница с нами!
– Тогда вас на крыше штурмовая группа будет ждать… Мужики, шансов у вас нет!
– Заткни свою пасть!
– Женщину в покое оставьте! Она здесь ни при чем!
– Ты кто такой?
– Круча моя фамилия. Подполковник Круча.
– А почему не полковник? – за дверью глумливо хохотнули.
– Всему свое время.
– А хочешь полковником стать? Мы поможем.
– Это бестолковый разговор. Проблемы у вас, мужики, их решать надо!
– Это у тебя бестолковый разговор, Круча. А у нас реальное предложение. Подвиг тебе надо совершить, чтобы полковником стать. А мы тебе с подвигом поможем. Что ты там про женщину говорил? Давай заходи к нам, мы бабу отпустим, а ты с нами останешься…
На такой поворот Круча никак не рассчитывал. Это в кино переговорщик предлагает обменять себя на заложника, но в жизни так не бывает, хотя бы потому, что глупо предлагать такой обмен. Ведь милицейский парламентер может оказаться отлично подготовленным бойцом, а преступники не дураки, чтобы не понимать этого. Зачем, спрашивается, им менять беспомощную жертву на бомбу замедленного действия? Но жизненная реальность вдруг превратилась в кадр фильма-боевика, и Круча даже услышал стрекотание работающего кинопроектора.
– Ну, чего молчишь, Круча? Памперс меняешь? – загоготали за дверью.
Никак не рассчитывал Степан Степанович на такое предложение, но и отказываться от него не стал. Ведь это значило признать свою трусость. Как он в глаза своим подчиненным потом будет смотреть?
– Хорошо, я согласен.
А может, и хорошо, что ситуация встала ребром. Если ему повезет, он сможет опрокинуть ее на «орла» и победить. А о том, что преступники могут уронить эту монету на «решку», лучше не думать.
– Ну, давай! Пусть тебе наручники на руки наденут! И заходи!.. Учти, если спецы пойдут, мы бабу грохнем!
Круча кивнул и протянул сомкнутые в запястьях руки Кулику.
– Степаныч, ты чего? – разволновался Саня.
– Браслеты цепляй!
Позади Кулика стоял командир группы захвата, плотно сбитый энергичный парень с восточным разрезом глаз. Он тоже качал головой, глядя на него. Он не считал решение подполковника правильным, но ничуть не осуждал его за это, скорее наоборот.
– Может, мы за вами пойдем? – тихонько спросил он.
– А женщина?.. Ничего пока не делайте. Стойте и ждите.
– Чего ждать?
Круча пожал плечами. Он и сам понятия не имел, как будут развиваться события. Может, его застрелят, как только он зайдет в квартиру. Ведь это не трудно.
– Эй, ну чего там? – донеслось из-за двери.
– Сейчас! – оглушительно крикнул Кулик.
Наручники он приготовил, но надевать их не спешил, зато начал расстегивать куртку своему начальнику.
– Зачем? – покачал головой Круча, отстраняясь от него.
– Капитан, броник давай! – обратился Кулик к спецназовцу.
– Не надо! – отрезал Степан Степанович. – Бесполезно это. И мешать будет.
Бронежилет для него сейчас как мертвому припарка. Там в квартире снайпер, винтовки с оптическим прицелом у него, может, и нет, но из пистолета он легко может попасть в незащищенную голову. А вот от миниатюрного микрофона под воротник он не отказался. Если преступники смогут его обнаружить – так тому и быть, а если нет, то в определенный момент можно будет подать команду на штурм.
Круча наспех обговорил с командиром группы сигналы взаимодействия и в наручниках зашел в квартиру, толкнув плечом уже открытую дверь.
Команду на штурм он мог бы подать прямо сейчас, если бы не увидел женщину, которую преступник держал за шею одной рукой, а другой приставлял ствол пистолета к ее виску. Любое неосторожное действие с его стороны могло привести к трагическому исходу.
– Не дури, парень! Здесь я, наручники на мне…
– Дверь закрой! – пристально смотрел на него киллер.
Не молодой он, но еще и не старый, чуть больше тридцати ему на вид. Лицо знакомое, Круча видел его на фотороботе, который раздобыл Шульгин. Взгляд жесткий, колючий, осмысленный. Нет страха в глазах, и паники не видно, но и безрассудства не заметно. Видно, что мысли его работают в одном направлении – как выйти из ситуации, хотя он еще далек от единственно правильного решения. Не хочет он сдаваться, хотя и понимает, что их положение, в общем-то, безвыходное.