Косарев рвал и метал, но ясности мышления не утратил и в Круче точно признал старшего.
– Ты кто такой?
– Подполковник Круча, криминальная милиция.
– Подполковник? Всего лишь подполковник? – оскорбительно, с истеричными звоночками в голосе засмеялся банкир. – Даже не полковник!.. Ты хоть представляешь, что с тобой будет, майор!
– Вы лучше о себе подумайте, Денис Васильевич.
– В чем вы меня обвиняете?
– В убийстве Чупракова Василия Георгиевича!
– Чушь! Какая чушь! У вас нет никаких доказательств! – забился в истерике банкир.
– Есть. Все есть… В машину его!
Он распорядился доставить задержанного в свой ОВД и сам отправился туда. Всю дорогу телефон его молчал, но стоило ему войти в кабинет, как он взорвался гневным звонком.
Звонил заместитель министра МВД. Круча отвел трубку от уха, чтобы не оглохнуть от его криков. Как водится в таких случаях, генерал сначала наорал на него, а затем спросил, по какой причине задержан уважаемый, очень уважаемый человек. Степан спокойно все объяснил, тем самым заземлив молнии в свой адрес. Заказное убийство – это не кража в супермаркете, и генерал унял свой пыл, хотя и не признал, что подполковник Круча сделал все правильно, а просто швырнул трубку на рычаги. Следующим на очереди был вице-спикер Государственной думы, этот не кричал, говорил вежливо, а когда узнал причину, по которой задержали Косарева, озадаченно крякнул и попросил отнестись к банкиру со всем уважением… Даже из Министерства обороны позвонили, какой-то генерал важно прохрюкал о недопустимости беззакония и милицейского произвола. Круча едва сдержался, чтобы не послать его в легкой произвольной форме.
Он уже оглох от звонков, когда в кабинет зашел Шульгин.
– Разрешите, товарищ подполковник!
Судя по тому, что Дима демонстрировал строевую выправку, пришел он не с пустыми руками. Да и взгляд озарялся торжественным светом Георгиевского зала Большого Кремлевского дворца.
– И тебя милицейский произвол беспокоит? – усмехнулся Круча.
– Не понял.
– Банкира мы задержали, миллиардера и филантропа.
– Да я в курсе.
– А кто такой филантроп?
– Ну, человек, который занимается благотворительной деятельностью.
– Вот именно. А благотворительной деятельностью для кого он занимается? Для нуждающихся. И теперь эти нуждающиеся мне звонят, плешь всю проели.
– Обидно банкиру.
– Обидно. Потому что сдали его, как последнего пацана.
– И еще обидно, что проблему он так и не решил.
– Какую проблему он не решил?
– Важную… Разговаривал я с телохранителем, которого вместе с Чупраковым избили. Домой к нему подъехал, нет его. Тогда я на телефон ему позвонил, сказал, что встретиться надо. Ну, встретились. Я не стал говорить ему, что дома у него был. Спрашиваю, как здоровье, а он отвечает, что хреново. Как ударили битой по голове, так боли не проходят. Дома, сказал, сидит – и больной потому что, и работы нет. А сам весь такой свежий, ядреный, как тот колобок, который от бабки с дедкой сбежал. В общем, раскачал я его вопросами, расшатал. Ну, он не признался напрямую, что ударили его не сильно, но подозрение закралось. Я бы даже сказал, усилилось подозрение, потому что и раньше оно было. И еще насчет женщины спрашивал, к которой Чупраков приезжал. Самсонов этот грузить меня пытался, дескать, секрет фирмы, все такое, но я-то чувствую, что врет. Я так понял, не было там никакой женщины…
– А кто был?
– Никого. Ни к кому Чупраков не приезжал.
– А зачем он тогда в доме на Радищева оказался? До ветру сходить?
– Нет, просто зашел и вышел. Чтобы под бейсбольную биту подставиться.
– Зачем ему это? – заинтригованно сощурил глаза Круча.
– Да есть, конечно, мысли. Но сначала факты. В общем, не поверил я Самсонову, отправился к Супрунову, он у нас под следствием, страшно ему, поэтому скрывать ничего не стал. Не было у Чупракова никакой травмы. Так, слегка по голове ударили, но там даже сотрясения мозга не было. Самсонова сильней ударили, но и там ничего серьезного.
– Хочешь сказать, что Чупраков разыграл нападение на себя?
– Именно.
– Зачем?
– Чтобы амнезию заработать.
– Зачем ему это?
– А чтобы странности в поведении не казались подозрительными. Ведь ему с людьми приходилось встречаться, которых он знал. С тем же Сафроном, например. Сафрон сказал, что Чупраков изменился, сам на себя не похож стал, но выводов не сделал. А я сделал. И назначил экспертизу. Дактилоскопическую. И получил очень интересный результат.
Взгляд Шульгина разгорелся еще ярче, торжествующая улыбка стала шире, и Круча приготовился услышать действительно интересную новость.
Глава двадцать третья
Дождь за окном, ветер, депрессивная хмарь. И в доме тоже нет уюта. Батареи горячие, но холодно, потому что нет рядом Василия.
Диана сидела за длинным тяжеловесным столом с массивными львиными лапами вместо ножек. Кухня не работает, обед не варится, в огромной столовой комнате ни души. Ей самой пришлось приготовить кофе, сделать бутерброд. Совсем недавно мажордом Валерьян рад был ей угодить, а сейчас откровенно игнорирует ее. И горничная Алла делает вид, что не замечает Диану. Уберется с утра на скорую руку и запрется в своей комнате. И дворецкого не видно. Пусто в доме, тихо, как в могиле, а еще дождь на нервы действует…
С Аллой все понятно, не может она простить Диане, что Василий на ней женился. Сама она о таком и мечтать не могла, а тут кому-то вдруг повезло. А дворецкий чего нос морщит? Ведь она вдова Чупракова и это, по существу, ее дом. Это при разводе она не имела прав на состояние Василия, поскольку и дня не прожила с ним в супружестве, а значит, не было у них совместно нажитого имущества. Но как вдова она может претендовать на дом и на все остальное… А может, Валерьян знал о завещании Василия, может, ему известно, кому перейдет его состояние? И он в курсе, что Диане ничего не светит?..
А ведь завещание должно быть, ведь Василий предчувствовал свою смерть. У него есть сын от предыдущего брака, возможно, он завещал свое состояние ему… Валерьян все знает, поэтому игнорирует Диану. Более того, каждый раз, проходя мимо, он смотрит на нее с плохо скрытым раздражением. Диана видела, что в его глазах недобрым огоньком светится вопрос: «Как, ты еще здесь?»
Да, она еще здесь. Еще здесь, бесправная и всеми покинутая. И сама удивляется себе, почему до сих пор не ушла. Василия больше нет, без него ей тоскливо и одиноко. Он ей действительно нравился, хотя любви как таковой не было. Но почему каждый раз, когда она думает о нем, на глаза набегают слезы? И почему ей не интересен этот роскошный дом без него? Почему ее не злит равнодушие дворецкого и горничной? И почему она совсем не прочь уйти отсюда?
Уйдет она. Домой к родителям уйдет. Там ей хоть рады будут…
Диана допила кофе, поднялась в свою комнату, собрала свои вещи. Их не так уж и много, они спокойно помещались в небольшой дорожной сумке. Так и не дождалась она от Василия обновок, но это ее ничуть не печалило. Тоска душила от мысли, что его самого она больше никогда не увидит.
Он не был жадным, просто попал в очень сложную ситуацию. Рагулин загнал его в угол, лишил всего. В том числе и жизни… Что ж, пусть это будет на его совести. А Диана уходит. Навсегда. И правильно делает… Может, и не было никакого завещания. Или было, но с пустой начинкой. Ведь Рагулин разорил Василия еще до его смерти. Но ей уже нет никакого дела. Домой, домой…
Мажордом будто почувствовал, что Диана уходит. Она столкнулась с ним в холле со стеклянной крышей.
– Уходите? – сухо, с непроницаемо спокойным лицом спросил он.
– Ухожу. Дождь на улице…
– Да, погода сегодня неважная. Но что поделать, осень… Счастливого пути, Диана!
Он делал вид, что не понял намека.
– Может, мне нужна машина? – косо глянула на него Диана.
– Пожалуй, да. Сейчас я вызову такси.
В гараже стояла машина для служебных нужд, на ней обычно выезжал в город повар – за продуктами. Да и сам Валерьян ею пользовался. Он запросто мог отвезти Диану домой, но нет, он собирается вызвать такси.
– Да пошел ты!
Презрительно глянув на него, она вышла из дома, по длинной лестнице спустилась на передний двор. Ее гнали отсюда, как какую-то бродяжку, зато небесная канцелярия смилостивилась над ней – и дождь вдруг прекратился, и ветер стих.
Такси вызывать она не стала, от дома до шоссе недалеко – метров двести через лес по хорошей асфальтированной дороге, а там и маршрутки ездят, и рейсовые автобусы.
Охранник у контрольно-пропускного пункта ничего не сказал ей, молча нажал на кнопку дистанционного пульта, и массивные кованые ворота с роскошным орнаментом плавно растворились. Ну вот и все, закончилось путешествие в сказку. Да и не нужна ей эта сказка без Василия.
Диана вышла за ворота, тоскливо вздохнула и пошла к шоссе, понемногу ускоряя шаг. Небо темное, серая дымка на ней змеится, как бы дождем эта игра не обернулась.
Она прошла половину пути, когда навстречу ей показался эскорт. Сначала мимо нее прошуршал шинами черный «Гелендваген», за ним тяжело, но так же тихо прошел такой же, как у Василия, «шестисотый» «Мерседес», только чуть покрупней и массивней, за ним – копия головного джипа. Кто-то важный ехал в усадьбу Чупракова. И охрана у этого человека большая, и «Мерседес», похоже, бронированный. Уж не сам ли Рагулин пожаловал принимать наследство?
Себя он бережет, охрана у него серьезная. Василий таким к себе отношением похвастаться не мог, поэтому и погиб…
Диана уже собралась продолжить путь, когда эскорт остановился и две крайние машины одна за другой сдали назад. Представительский «Мерседес» замер в нескольких шагах от нее, из машины выскочил телохранитель и угодливо распахнул заднюю дверь.
Диана в изумлении смотрела, как из «Мерседеса» выходит Василий – живой и невредимый. Да, это он – его черты лица, его фигура. Только глаза не те. Холодный у него взгляд, с ястребиной цепкостью. Он весело улыбался, глядя на Диану, но смотрел на нее при этом хищно, и ей казалось, что его взгляд орлиными когтями тянет ее за душу.