Стоявший неподалеку Валерьян выдвинул стул из-за стола, чтобы она села, разлил по бокалам белое вино.
Диана не особо разбиралась в правилах этикетах, но понимала, что белое вино подается к рыбным блюдам. К тому же среди столовых тарелок она заметила вилку с тремя зубцами, которой полагалось есть устриц. Но Валерьян подал коктейль из креветок. Это был самый удобный вариант, потому что креветки были уже очищены, и есть их можно было, не прибегая к помощи ножа. Хорошо, если Валерьян нарочно составил такое меню, чтобы Диане не приходилось выковыривать мясо из омаров, ложечкой вычерпывая из них сок. Было бы еще хуже, если бы он подал на ужин устрицы. Далеко не всякий малоопытный человек сможет вскрыть раковину легко и элегантно. Диана запросто могла оконфузиться. Да и есть устриц в сыром виде она не хотела бы, а именно так их и употребляют.
– Диана, ты выглядишь потрясающе, – наколов на вилку креветку, сказал Василий Георгиевич.
И еще он многозначительно глянул на Валерьяна. Тот все понял и скрылся с глаз.
– Я старалась, – сухо и с прохладцей в голосе сказала она.
Она действительно хотела произвести на него впечатление, поэтому готовилась к выходу тщательно. Но без души.
Диана бы очень обиделась на Чупракова, если бы у него сейчас вдруг возникли срочные дела и он уехал. Но при этом и видеть его не очень-то хотелось.
– Я понимаю, ты дуешься за тот приват, который ты для меня станцевала, – с неловкостью во взгляде сказал он.
– Нет, тот приват меня не надул, – с колкой насмешкой повела она бровью. – Ветер был, но не надуло…
– Ничего, всему свое время, – с лукавой искоркой в глазах усмехнулся он.
– Ну, если вы мой муж, то все возможно.
Хоть и безрадостно, но все-таки она показала, насколько далеко готова сегодня зайти. Если, конечно, Чупраков не готовит ей подвох на десерт.
– Не «вы», а «ты», – пристально глянул на нее Василий Георгиевич.
– Как скажешь, – кивнула она.
– Мы должны начать все с чистого листа.
– Что все?
– То, что начал Борис… Ты же не думаешь, что он женился на тебе из любви?
– Почему не думаю? Он любил меня.
– Может, и любил. Девушка ты красивая… Не скажу, что красота у тебя редкая, но скажу точно, что красота у тебя необыкновенная. Я же не зря тебя тогда в клубе заметил. И красивая ты, и чувственная. Да и на вкус… Но я не думал тогда на тебе жениться. Это за меня сделал Боря. Назло мне… Думаешь, он о тебе думал, когда вез тебя в загс? – в обличительном порыве сощурился он. – Нет, он думал о себе. Он хотел досадить мне. Он чувствовал, что его убьют, вот и решил мне насолить напоследок…
– Насолил?
– Признаться, да, – кивнул Чупраков.
– Ну да, я бы тоже разозлилась, если бы меня заочно выдали замуж за какого-нибудь стриптизера, – Диана глянула на него понимающе, но без тени улыбки
– Ты же не была стриптизершей, – он внимательно и с подозрением посмотрел на нее.
– Но я же перед тобой танцевала.
– Ты же не хотела. И твой парень не хотел. И администратор сказал, что ты не танцуешь приват.
– Я не раздевалась перед мужчиной. Но я танцевала перед публикой.
– Потому что тебе это нравилось?
– Да, я люблю танцевать…
– Ты была у Бори его личной медсестрой.
– И что?
– Был момент, когда ты спасла ему жизнь.
– Было такое.
– Ты могла бы просто закрыть глаза, и врач вколол бы ему яд.
– Почему я должна была закрыть глаза?
– Потому что Боря тебя… э-э, поступил с тобой в клубе нехорошо. Но ты вышла за него замуж. Значит, ты простила его.
– Я простила его. И вышла замуж за него.
– Но ведь в нем ты видела меня?
Нетрудно было догадаться, куда клонит Чупраков. И Диана решила не лить масло в огонь.
– Да, я простила тебя. И за тебя вышла замуж.
– Тогда почему ты смотришь на меня, как Ленин на буржуазию?
Диана могла бы сказать ему, что не хочет прощать ему смерть Бориса, но ее тяготило выяснение отношений.
– Просто я к тебе еще не привыкла.
– Ничего, привыкнешь, – успокоенно улыбнулся он.
– Привыкну, – кивнула она. – Я быстро привыкаю. И быстро отвыкаю.
Он должен был понимать, что, если вдруг грянет гром, она расстанется с ним без всякого сожаления. Хотя сама в это не верила. Диана чувствовала, что не сможет расстаться с этим домом безболезненно.
– Тебе не придется от меня отвыкать, – усмехнулся он. – Я думал, Боря подложил мне свинью, а оказалось, что ты прекрасна… Это я и тогда еще понял, в клубе. Но у меня даже в мыслях не было на тебе жениться. А тут вдруг печать в паспорте. Я думал, что надо разводиться, а когда тебя увидел, вдруг возникла мысль, а почему бы и нет?.. Сейчас я смотрю на тебя и вижу, что не ошибся. В этом платье ты выглядишь потрясающе. И главное, ты умеешь угадывать желания. Именно в таком платье я и хотел тебя сегодня видеть. Ты правильно потратила деньги, это хорошо…
– Ты не сказал, на что я должна потратить деньги. Надо понимать, я должна была сама догадаться?
– Ты правильно все поняла.
– Значит, одну проверку я уже прошла? И сколько таких проверок еще будет?
– Может, и будет… Семейная жизнь – это ведь не только печать в паспорте. Семейная жизнь – это притирка друг к другу. А там, где притирки, там и придирки. Или я не прав? – самодовольно усмехнулся Чупраков.
– Думаю, что прав.
Диана не могла не согласиться с ним, потому что имела представление о семейной жизни. Как бы ни нравился ей Рома, но в быту он ее порою раздражал. Иногда она готова была возненавидеть его только за то, что он высморкался в умывальную раковину, хотя, казалось бы, что здесь такого?
– Это, конечно, ирония судьбы, что ты моя законная жена. Ирония, но судьба. Я принял печать в паспорте, я принял тебя, но ты должна понимать, что развестись с тобой я могу в любой момент. Надо будет, оставлю тебя без гроша в кармане…
Диана хотела сказать, что она не претендует на его богатство, но промолчала. Это заявление могло показаться как минимум неискренним, и она хорошо это понимала. Она и раньше хотела многого, а сегодняшний шоп-тур только обострил ее желание жить красиво.
– Может, обойдемся без угроз? – недовольно посмотрела она на Чупракова.
– Может, ты потеплеешь? – тем же ответил он.
– Ну, если ты нальешь мне вина.
Она не только смягчилась, но ее взгляд заволокла чувственность готовой на все женщины.
Это вечер был тестом на ее «профпригодность», и Диана прекрасно это понимала. Она знала, как пройти его если не с блеском, то близко к тому. Ей не хотелось делать это, но она уже всерьез готовилась к тому, чтобы превозмочь себя. Поэтому накачивалась вином…
Глава двадцать шестая
Бытие определяет не только сознание, но и внешний вид. Всего три дня Косарев провел в камере изолятора, а его холеное лицо уже потеряло прежнюю свежесть, и сам он осунулся, посерел. Вроде бы и ухаживает он за своей внешностью: подбородок и щеки выскоблены до синевы, лицо смягчено кремом после бритья, запах дорогого одеколона угадывается, спортивный костюм на нем чистый, и все-таки это уже не тот человек, которого Степан Круча видел в момент задержания. Со своей судьбой он еще не смирился, но уже успел осознать собственную уязвимость перед правосудием.
– Денис Васильевич, вы человек умный, в жизни много чего добились, вы хорошо знаете свои сильные стороны, но, поверьте, и у нас позиции очень хорошие. Есть показания Суслакова, есть показания Константинова и Федоскина, защита свидетелям обеспечена, и они обязательно дадут показания в суде.
Дело об убийстве Бережанова взял в производство Следственный комитет. У этой структуры есть все возможности для того, чтобы довести следствие до логического конца – до суда и приговора. Киллеров и посредника определили на особые условия содержания под стражей. Сам Круча с трудом узнал, в какое СИЗО их этапировали, но ему неизвестно, в каких камерах они размещены. Самого Косарева тоже сегодня у него забирают, и этот допрос – последняя попытка расколоть банкира на признание.
– У вас нет шансов. И вы, Денис Васильевич, должны это понимать.
– Может, и понимаю, – буркнул Косарев, делая вид, будто рассматривает ногти на пальцах своих рук.
– Чистосердечное признание помогло бы смягчить вашу вину.
– Ну, вину оно, может, и смягчит, – усмехнулся он. – Только наказание ужесточит.
– Это все только слова… Есть и другие слова, например, лучшая защита – это нападение. И у вас есть возможность защититься в нападении. Я знаю, кто такой Чупраков, и нисколько не удивлюсь, если окажется, что он сам угрожал вам смертью.
– А разве это было не так? – удивленно хмыкнул банкир.
– Я могу только догадываться… Я знаю Чупракова давно, в свое время мы пытались привлечь его за похищение дочери одного бизнесмена. Исполнителей мы взяли, девочку освободили, только на этом все и закончилось. Исполнители отказались давать показания, и Чупраков, увы, ушел от ответственности. К чему я это говорю? А к тому, что Чупраков способен на любое злодейство…
– Исполнители отказались давать показания? – с завистью вздохнул Косарев.
– Чупраков был бандитом, и его люди были бандитами, у них там свои правила игры, и они умеют по ним играть. А ваш Суслаков оказался трусом. Вы не на того поставили…
– А если я скажу, что Суслаков действовал по своей инициативе?
– Если вы это скажете, я вам не поверю.
– Но это действительно было так, – с безнадежностью во взгляде посмотрел на Кручу банкир.
– Может быть, но Суслаков говорит, что вы попросили его об услуге.
– Я не просил его об услуге. Я сказал, что надо бы избавиться от Чупракова. Он не так все понял…
– Он пообещал Константинову шестьдесят тысяч долларов. Откуда у него такие деньги?
– А сколько он заплатил?
– Двадцать тысяч. Сорок тысяч Константинов должен был получить после успешного завершения дела.
– Все правильно, он заплатил свои двадцать тысяч, а остальное он рассчитывал получить от меня… Он приходил ко мне, говорил, что исполнил Чупракова, требовал деньги…