Все так же неторопливо запихнул остатки снеди в рюкзак, взял ружье, взвел курки.
По склону горы словно катился тяжелый камень. Вздрагивали деревья, падали хрупкие стебли хвощей и королевских папоротников. Слышался треск, хруст, приглушенный рык сильного животного.
Из зарослей шагах в двадцати от Савелия выскочил громадный зверь. Ростом он был с теленка, только страшная пасть и когтистые лапы говорили ясно: хищник. Увидев человека, зверь сделал два прыжка и остановился в десяти шагах. Однако жертва бежать почему-то не бросилась.
Динокан угрожающе зарычал.
– Господи, – сказал Савелий жалостливо, – до чего скотину довели! Запаршивел, отощал, ребра пырчат, шерсть клочьями…
Он вынул из рюкзака бутерброд с домашней колбасой, кинул зверю. Динокан поймал на лету, грозно клацнул челюстями.
– Ну как? – спросил Савелий.
Динокан опустил хвост и униженно помел по траве.
– То-то, – сказал Савелий удовлетворенно. – Настоящей еды ты, брат, и не пробовал. И никогда здесь не попробуешь. Лови еще!
Он подбросил второй бутерброд. Динокан клацнул, глотнул два раза. Глаза из красных стали зелеными, помасленели. Он опустил голову и осторожно подошел к Савелию.
– И не стыдно тебе? – спросил Савелий укоризненно. – Здоровенный кобель, а воюешь с жабами да мухами. Оттого и отощал, как мартовский кот. Разве ж мухами наешься, даже если они с корову? Настоящей еды ты и не нюхал. Пожуй, убедись!
Он снова сел на валун, перебросил рюкзак на колени. Динокан стоял перед ним и смотрел с ожиданием.
Савелий достал куриную лапку, осторожно протянул зверю. Динокан жадно втянул незнакомый запах, ноздри затрепетали.
– Оп! – крикнул Савелий.
Динокан снова поймал на лету, захрустел. А когда покончил с пищей богов, посмотрел на человека приниженно и покорно.
– Пропадешь, – сказал Савелий со вздохом. – Молодой еще. Возьму-ка я тебя, брат, с собой. Будем на медведя ходить, ишь какой вымахал. Да и сохатый от тебя не уйдет, ты зверь справный. И заживем мы с тобой, Васька!
Он поднялся, закинул рюкзак на плечи. Динокан вздохнул. Савелий отошел на несколько шагов, оглянулся. Зверь стоял на прежнем месте и с тоской смотрел на царя природы.
– Пошли, – сказал Савелий и похлопал по ноге.
Динокан вихрем сорвался с места, мигом очутился рядом.
– Пошли, Васька, – сказал Савелий ласково и потрепал динокана по лобастой голове. Наклоняться не пришлось.
Зверь довольно оскалился и побежал рядом. Когда они проходили через поселок, Савелия удивила мертвая тишина. На улочке не оказалось ни одного ребенка, с завалинок исчезли старички.
Он пожал плечами и повел динокана дальше. А обомлевшие от ужаса инсектоны с дрожью следили из леса за странными действиями человека, который затащил упирающееся чудовище в воду и принялся натирать мокрым песком и глиной, приговаривая:
– Это ж надо столько блох завести… Шалишь, не дам нести в двор заразу. Ты у меня отседова выйдешь стерильным…
А потом динокан уже сам порывался в реку, намереваясь поплавать, но Савелий снова и снова натирал его песком и окунал в воду.
Ящер прибыл точно в обещанное время. Он степенно вылез из кабины космолета, но тут же с невероятной скоростью юркнул обратно. Только зеленый хвост мелькнул в воздухе да взметнулся песок под когтистыми лапами.
– Тю, сдурел, – сказал Савелий сердито. – Собаку мне спужаешь, паря. Потом сам переполох выливать будешь.
Динокан угрожающе заворчал. На крутом загривке вздыбилась жесткая шерсть.
– Свой, – сказал Савелий, успокаивая. – Свой, хоть и ящерка. А ты, паря, не прячься. Я пошутил. Этот песик всякие образины видывал, не спужается. Вылазь!
Дверь космолета чуть приоткрылась, гаоист сказал сердито:
– Я сам его боюсь! Видывал их изображения в местном храме… Будь поосторожнее, хомо, это ж лютый зверь!
– Теперь это Васька, – сказал Савелий. – С собой беру, а то зачахнет. Своего пса со двора сгоню. Жрет, как свинья, а двор не стережет. Только курей душит да за кошками гоняется. А с этим и на мишку можно идти. Беру, ибо жалеть надо животных. Убивать – много ума не надобно, а жалеть только человек умеет.
– Жалеть, – возразил ящер нервно. Он приоткрыл дверцу вполглаза. – Если ты, скажем, кошку пожалел, я бы еще понял. Хоть она тоже млекопитающее, но мягкая, пушистая, мурлычет. Я видел такую у тебя в доме.
– Ошибаешься, паря, – сказал Савелий твердо. – Можно приручить любого зверя, который бегает в стае, но одиночек не берусь. И никто не возьмется. Кошка вовсе не приручена. Была дикой тварью, дикой и осталась. Только приспособилась к жизни среди людей. Любая собака, даже самая махонькая, за хозяина душу отдаст, а вот кошка – пусть ее хозяина режут рядом с ней – будет преспокойно умываться. В нашем таежном селе в каждом третьем дворе свой волк живет! Тоже в некотором роде динокан… У соседей прирученный волк подох с тоски, когда его хозяин спьяну в реке утоп.
– Надеешься приручить? – спросил ящер недоверчиво.
– Динокан зверь из стаи, – ответил Савелий. – Уже по природе способен к дружбе. Для него дружить – необходимость. И подчиняться более сильному – необходимость. Понял? Иначе как бы существовала стая? Ты, паря, мне верь. Мы, таежники, природу понимаем правильно. Иначе сами сгинули бы в тайге ни за цапову душу.
– Ладно, хомо, – сказал ящер неуверенно, – ты убедил, но лучше я посижу в машинном отделении. А вы лезьте в кабину. Может, ты и прав, но для меня это только красивая теория. Ты – другое дело. В твоем дворе всякие чудища ходят. Видно, таков стиль землян: врагов превращать в друзей!
Едва Савелий затащил упирающегося динокана в космолет, ящер тут же дал старт. На этот раз он явно побил все рекорды скорости: звезды мелькали, словно искры из трубы курьерского поезда.
Савелий одобрительно крякнул, когда ящер посадил машину почти возле дома. Динокан выпрыгнул и мгновенно подхватил, клацнув зубами, прошмыгнувшую полевку.
– Молодец! – сказал Савелий и потрепал его по холке.
Ящер тут же шмыгнул на свое сиденье. Оттуда, из безопасного места, помахал зеленой лапой и сказал:
– Я все уладил. В воскресенье ждем за членским билетом. Учти, прием и вручение билетов – все в торжественной обстановке, будут охотники с разных концов Галактики. Так что рубашку надевай получше. После торжественной части, сам понимаешь, небольшой банкет, то да се… Познакомишься с мужичками из других миров, послушаешь их рассказы, сам что-то расскажешь. А там, глядишь, сдружишься с кем-нибудь. У нас не скучно, хомо.
Но, прежде чем стартовать, он с ужасом и восхищением посмотрел на сильное тело зверя:
– Хозяйственный ты мужик, хомо! Такую зверюку к делу приспособил. Тебя брось в воду, так выплывешь с рыбиной в зубах. Клянусь космосом, в Галактике не пропадешь.
Зубарь
Савелий брел по колено в теплой, прогретой воде. В энцефалитке, в болотных сапогах до пояса, при карабине – он чувствовал себя защищенным от всех неожиданностей, только бы удержаться на твердом, не ухнуть в глубину.
Раздвигая отяжелевшие от воды кусты, чутко прислушиваясь, он свирепо думал, что в этом году речка затопила столько-то там Швейцарий, Андорр и Люксембургов, а может, и не только Швейцарий – он хорошо знал географию только своего Тетюхинского края, – но все равно, они там с погодой непотребничают, реки вспять гонят, над головой спутники мельтешат: неба не видно, это ж сколько железа вверху носится, подумать страшно, вот и зарезали, загубили природу…
Савелий не останавливался, проскакивал островки просохшей земли, снова плюхался в воду, раздвигал мусор, отталкивал трупики птиц и мелких зверьков, ревниво и с горечью осматривал охотничьи владения. Пусто…
Он прыгнул на кочку и уже в воздухе дернулся, словно мог вернуться.
Под каргалистой березкой бессильно распластался невиданный зверь с доброе бревно. Как ящерка, серо-зеленый, но в длину под три метра, рыло длиннющее, глаза взял от громадной жабы, еще весь в костяных досочках, особенно на голове и спине, только пузо вроде как пузо.
– Ах ты ж, несчастное…
Савелий, подавив удивление, шагнул ближе. Зубарь – зверя Савелий тут же окрестил зубарем, – не отрывая морды от земли, скреб по грязи выпирающими ребрами. Шкура, сухая, как бумага, обтягивала их так плотно, будто под ней, кроме скелета, ничего не осталось. Вытаращенные глаза смотрели тускло, их заволакивало серой пленкой.
Сапоги Савелия выросли прямо перед мордой зубаря, тот хотел отползти, но лапы только дернулись, царапнули влажную землю. Глаза зубаря вовсе прикрыла кожистая пленка. Он ждал смерти.
Савелий нагнулся. Челюсти зубаря были легкие и высохшие, как дощечки, что лежали много месяцев на солнцепеке. Пасть открылась длинная, вся в алмазно острых зубах. Савелий уважительно передвинул пальцы ближе к безопасному краю. Зубарь не противился, и Савелий, придержав носком сапога пасть в раскрытом виде, отыскал в кармане ломоть хлеба, бросил зверюке вовнутрь, туда же вытряс крошки из карманов.
Зубарь приоткрыл глаз, недоверчиво покосился на человека. Савелий убрал сапог, челюсти деревянно треснулись. Зубарь не шевелился.
Савелий вздохнул, шагнул мимо. Дальше островки цеплялись один за другой, там вешние воды силу потеряли, земля приподнялась.
– Мария, – сказал он дома, – я сегодня зубаря встретил.
– Зюбряка?
– Да нет, зубаря. Зюбряк с рогами, а этот с зубами. Зубоносец! Страшноватый такой урод, аж жалко.
– Такого не знаю, – ответила Мария безучастно.
Она собирала на стол. Муж проголодался, устал, нужно накормить его, как положено кормить мужчину во всей его мужеской силе.
– И я не знал, – признался Савелий.
Мария раскрыла рот, даже остановилась. Ее муж знал все на свете, что есть в тайге, а чего не было в тайге, того, по ее мнению, и знать не стоило.
– Пришлый, что ли?
– Да.
– Из-за реки, наверное, – предположила Мария. – Какая там только нечисть не живет! Только байлазовцам там и место.